Менахем Кахана: "Все мы - люди"
"Я снимал ортодоксов только на пленочную камеру. Во-первых, качество дигитального изображения было недостаточно высоким. Во-вторых, чтобы провести строгую грань между съемок для прессы, то есть работой, и съемок для души".
Фотограф агентства Франс Пресс Менахем Кахана работал над серией фотографий ортодоксов более десяти лет. Профессионал высокого класса, награжденный многими международными премиями, автор фотографии, которую великий Хельмут Ньютон назвал "Снимком столетия", сотрудник одного из крупнейших в мире новостных агенств, снимающий во всех жанрах по всему свету, он не прикасался к этой теме, пока не почувствовал, что может сказать что-то новое.
- Ортодоксов снимают многие, и это неудивительно: выглядят они необычно, они эмоциональны. И потому, как правило, когда фотографу удается поймать в кадр человека в черном, он считает, что дело сделано, хотя это совсем не так. Конечно, и мне, как фоторепортеру, не раз доводилось снимать религиозных - например, демонстрации. Но это - другое. Я помню, как лет пятнадцать назад, когда мой босс из "Франс Пресс" начал снимать празднование Пурима - а это всего два дня в году, день в Иерусалиме и день в Бней-Браке - я подумал, что, быть может, и я смогу сказать свое слово. В ту пору, в середине 90-х, в ультра-религиозной среде началось новое движение - обращение к природе. Ортодоксы совершали омовение не в микве - ритуальном бассейне, но в естественных водоемах, озерах, родниках. Я решил поснимать их в нетрадционной обстановке - так я и начал фотографировать новую для меня тему. Потом я узнал, что в Умани ортодоксы поздней осенью, в канун еврейского нового года погружаются в ледяную воду, и отправился снимать их там. В мире ортодоксов существует своя информационная сеть, свои собственные газеты и так далее. Постепенно я погружался в этот мир, узнавал для себя новое.
Иудаизм вовсе не был для Менахема Кахана чем-то чужим, незнакомым, чуждым. Он родился в Ашкелоне в семье выходцев из Румынии и посещал ешиву - его родители были религиозными сионистами. Отслужив в армии, он перебрался в Иерусалим, стал человеком светским - "как-то не ощущал я связи с религией", просто говорит он, год отучился в колледже "Хадасса", где изучал фотографию и, не закончив курса, стал фоторепортером. Поработав пару лет для "Хадашот" и местных иерусалимских изданий, он стал штатным фотографом "Франс пресс".
- Я снимаю все - политику, спорт, войны, теракты, природные катклизмы - например, последствя урагана в Новом Орлеане. Я снимаю всюду, куда меня отправляет Франс Пресс. Я снимал интифаду, много снимаю на территориях, полгода снимал разъединение - просто жил в одном из поселений, как и большинство новостных фотографов в тот период.
- Каково было снимать размежевание?
- Тяжело. Люди жили там годами. И они до последнего момента надеялись, что что-то произойдет и им дадут остаться. Но ничего не произошло. Их вытаскивали на улицу и через несколько минут на месте дома оставалась лишь груда камней. Это был очень красивое и ухоженное поселение. Может быть, с точки зрения высшей политики это было правильно, но на человеческом уровне - очень тяжело. Иногда мне приходилось отходить в сторону, чтобы никто не видел, что у меня на глазах - слезы. Но фотография такая вещь - ты начинаешь снимать, и как-то выходишь изо всего этого. А кроме того, фотограф - не внутри событий, он всегда наблюдает за ними со стороны.
В Кфар Даром, где снимал Кахана, собралась молодежь из других поселений - своего рода группа поддержки. Они поднялись на крышу синагоги и забаррикадировались.
- Всем было понятно, что там и будет главное действие, "экшен", - вспоминает Кахана. - Я должен был сделать выбор - подняться наверх или остаться внизу. Если бы я залез на крышу - а это нужно было сделать за 5-6 часов до начала операции - я не смог бы снимать семьи, которые выводят из домов. И я остался внизу. Потому что семьи были местные, а молодежь на крыше - приезжая. Подлинная драма разворачивалась внизу. Коннечно, все премии получили фотографы, снимавшие на крыше синагоги и именно эти фотографии обошли мир. Но я не жалею - премией больше, премией меньше. Премия не означает абсолютно ничего. Иногда - пять тысяч долларов. А иногда и этого нет.
- Из того, что вы сейчас рассказали, понятно, что и в мире ортодоксов вы снимали не экзотику, а что-то другое? Что именно?
- Я просто снимал их жизнь, их будни и праздники. Начав снимать в 1995 году, я решил, что выделю этой теме один день каждую неделю. Иначе ничего не вышло бы. До 2008 года я снимал ортодоксов только на пленочную камеру. Во-первых, из-за того, что раньше качество дигитального изображения было недостаточно высоким. Во-вторых, чтобы провести строгую грань между съемок для прессы, то есть работой, и съемок для души.
- Чем отличаются эти два вида съемки?
- Газетная съемка, как правило - это техническая работа. А для себя я люблю снимать фотографии, которые говорят на языке другого уровня. Значительно более сложная композиция, связи между элементами изображения, богатый свет, цвет. Выход "продукции" был очень невелик - порядка 10 кадров в год. Пленки я, как правило, проявлял не сразу, иногда они отлеживались на полке по полгода - не забывайте, что я репортер и свободного времени у меня немного. Как фотограф я очень педантичен, и я не останавливаюсь, пока не решу, что тема закрыта. Иногда приходилось по нескольку раз возвращаться на одно и то же место - например, могилы праведников, которые находятся на территориях, где-то в арабских деревнях. Это места, в которые ты не попадешь, если не знаешь об их существовании. Ты должен долго ехать ночью в переполненном автобусе, а потом еще препираться с каким-нибудь подростком из-за места, где ты будешь стоять во время церемонии (было у меня и такое). Мир ортодоксов невероятно богат - в каждой секте свои обычаи, и мало кто об этом знает.
Вообще, нужно было очень многое для себя решить. Какие темы ты снимаешь, а какие нет, или снимаешь, но в конце концов не включаешь в выставку. Например, я не включил сцены "капарот" - ритуального жертвоприношения курицы накануне Судного Дня, хотя ясно, что таких кадров у меня множество. Но я оставил кадр, где здоровенный дядя гонится за сбежавшей от него крошечной курицей, потому что в нем есть некий оттенок юмора и значит - иной аспект. Еще раз - я не снимал этнографию, этнографическую серию можно снять за год, просто следуя календарю. Но я старался копать глубже. Готовя каталог выставки, я объединял снимки по особому принципу. Например, снимок невесты с закрытым покрывалом лицом, которая ожидает прихода жениха, соседствует со снимком маленького мальчика, чье лицо тоже закрыто платком - он ждет первой встречи с ивритским алфавитом. Так из уже существующих историй возникает другая, та, что рассказываю я.
- Тот факт, что вы вышли из религиозной среды вам как-то помог в съемках?
- Нет. Я приходил как человек светский. Кроме того, дистанция между религиозными сионистами и ортодоксами почти такая же, как между светскими и верующими. Общее одно - они соблюдают одни и те же заповеди.
- Как люди относились к тому, что вы их снимали?
- По-разному. Иногда их снимать было даже проще, чем людей на улице: они привыкли ко вниманию к своему миру со стороны фотографов.
- Если бы вас попросили одной фразой определить содержание вашей выставки, что бы вы сказали?
- Мы все - люди, - с улыбкой говорит Кахана. - Неважно, во что мы одеты, внутри мы все одинаковые. Я с наслаждением снимаю и бедуинов, и палестинцев.
Визуальное богатство - вот что делает мир ультра-ортодоксов особенным.
Еще фотографии Менахема Кахана вот тут: http://www.ydfa.com/artists/menahem_kah
ana...ow=contactsheet
Текст: Максим Рейдер
- Ортодоксов снимают многие, и это неудивительно: выглядят они необычно, они эмоциональны. И потому, как правило, когда фотографу удается поймать в кадр человека в черном, он считает, что дело сделано, хотя это совсем не так. Конечно, и мне, как фоторепортеру, не раз доводилось снимать религиозных - например, демонстрации. Но это - другое. Я помню, как лет пятнадцать назад, когда мой босс из "Франс Пресс" начал снимать празднование Пурима - а это всего два дня в году, день в Иерусалиме и день в Бней-Браке - я подумал, что, быть может, и я смогу сказать свое слово. В ту пору, в середине 90-х, в ультра-религиозной среде началось новое движение - обращение к природе. Ортодоксы совершали омовение не в микве - ритуальном бассейне, но в естественных водоемах, озерах, родниках. Я решил поснимать их в нетрадционной обстановке - так я и начал фотографировать новую для меня тему. Потом я узнал, что в Умани ортодоксы поздней осенью, в канун еврейского нового года погружаются в ледяную воду, и отправился снимать их там. В мире ортодоксов существует своя информационная сеть, свои собственные газеты и так далее. Постепенно я погружался в этот мир, узнавал для себя новое.
Иудаизм вовсе не был для Менахема Кахана чем-то чужим, незнакомым, чуждым. Он родился в Ашкелоне в семье выходцев из Румынии и посещал ешиву - его родители были религиозными сионистами. Отслужив в армии, он перебрался в Иерусалим, стал человеком светским - "как-то не ощущал я связи с религией", просто говорит он, год отучился в колледже "Хадасса", где изучал фотографию и, не закончив курса, стал фоторепортером. Поработав пару лет для "Хадашот" и местных иерусалимских изданий, он стал штатным фотографом "Франс пресс".
- Я снимаю все - политику, спорт, войны, теракты, природные катклизмы - например, последствя урагана в Новом Орлеане. Я снимаю всюду, куда меня отправляет Франс Пресс. Я снимал интифаду, много снимаю на территориях, полгода снимал разъединение - просто жил в одном из поселений, как и большинство новостных фотографов в тот период.
- Каково было снимать размежевание?
- Тяжело. Люди жили там годами. И они до последнего момента надеялись, что что-то произойдет и им дадут остаться. Но ничего не произошло. Их вытаскивали на улицу и через несколько минут на месте дома оставалась лишь груда камней. Это был очень красивое и ухоженное поселение. Может быть, с точки зрения высшей политики это было правильно, но на человеческом уровне - очень тяжело. Иногда мне приходилось отходить в сторону, чтобы никто не видел, что у меня на глазах - слезы. Но фотография такая вещь - ты начинаешь снимать, и как-то выходишь изо всего этого. А кроме того, фотограф - не внутри событий, он всегда наблюдает за ними со стороны.
В Кфар Даром, где снимал Кахана, собралась молодежь из других поселений - своего рода группа поддержки. Они поднялись на крышу синагоги и забаррикадировались.
- Всем было понятно, что там и будет главное действие, "экшен", - вспоминает Кахана. - Я должен был сделать выбор - подняться наверх или остаться внизу. Если бы я залез на крышу - а это нужно было сделать за 5-6 часов до начала операции - я не смог бы снимать семьи, которые выводят из домов. И я остался внизу. Потому что семьи были местные, а молодежь на крыше - приезжая. Подлинная драма разворачивалась внизу. Коннечно, все премии получили фотографы, снимавшие на крыше синагоги и именно эти фотографии обошли мир. Но я не жалею - премией больше, премией меньше. Премия не означает абсолютно ничего. Иногда - пять тысяч долларов. А иногда и этого нет.
- Из того, что вы сейчас рассказали, понятно, что и в мире ортодоксов вы снимали не экзотику, а что-то другое? Что именно?
- Я просто снимал их жизнь, их будни и праздники. Начав снимать в 1995 году, я решил, что выделю этой теме один день каждую неделю. Иначе ничего не вышло бы. До 2008 года я снимал ортодоксов только на пленочную камеру. Во-первых, из-за того, что раньше качество дигитального изображения было недостаточно высоким. Во-вторых, чтобы провести строгую грань между съемок для прессы, то есть работой, и съемок для души.
- Чем отличаются эти два вида съемки?
- Газетная съемка, как правило - это техническая работа. А для себя я люблю снимать фотографии, которые говорят на языке другого уровня. Значительно более сложная композиция, связи между элементами изображения, богатый свет, цвет. Выход "продукции" был очень невелик - порядка 10 кадров в год. Пленки я, как правило, проявлял не сразу, иногда они отлеживались на полке по полгода - не забывайте, что я репортер и свободного времени у меня немного. Как фотограф я очень педантичен, и я не останавливаюсь, пока не решу, что тема закрыта. Иногда приходилось по нескольку раз возвращаться на одно и то же место - например, могилы праведников, которые находятся на территориях, где-то в арабских деревнях. Это места, в которые ты не попадешь, если не знаешь об их существовании. Ты должен долго ехать ночью в переполненном автобусе, а потом еще препираться с каким-нибудь подростком из-за места, где ты будешь стоять во время церемонии (было у меня и такое). Мир ортодоксов невероятно богат - в каждой секте свои обычаи, и мало кто об этом знает.
Вообще, нужно было очень многое для себя решить. Какие темы ты снимаешь, а какие нет, или снимаешь, но в конце концов не включаешь в выставку. Например, я не включил сцены "капарот" - ритуального жертвоприношения курицы накануне Судного Дня, хотя ясно, что таких кадров у меня множество. Но я оставил кадр, где здоровенный дядя гонится за сбежавшей от него крошечной курицей, потому что в нем есть некий оттенок юмора и значит - иной аспект. Еще раз - я не снимал этнографию, этнографическую серию можно снять за год, просто следуя календарю. Но я старался копать глубже. Готовя каталог выставки, я объединял снимки по особому принципу. Например, снимок невесты с закрытым покрывалом лицом, которая ожидает прихода жениха, соседствует со снимком маленького мальчика, чье лицо тоже закрыто платком - он ждет первой встречи с ивритским алфавитом. Так из уже существующих историй возникает другая, та, что рассказываю я.
- Тот факт, что вы вышли из религиозной среды вам как-то помог в съемках?
- Нет. Я приходил как человек светский. Кроме того, дистанция между религиозными сионистами и ортодоксами почти такая же, как между светскими и верующими. Общее одно - они соблюдают одни и те же заповеди.
- Как люди относились к тому, что вы их снимали?
- По-разному. Иногда их снимать было даже проще, чем людей на улице: они привыкли ко вниманию к своему миру со стороны фотографов.
- Если бы вас попросили одной фразой определить содержание вашей выставки, что бы вы сказали?
- Мы все - люди, - с улыбкой говорит Кахана. - Неважно, во что мы одеты, внутри мы все одинаковые. Я с наслаждением снимаю и бедуинов, и палестинцев.
Визуальное богатство - вот что делает мир ультра-ортодоксов особенным.
Еще фотографии Менахема Кахана вот тут: http://www.ydfa.com/artists/menahem_kah
ana...ow=contactsheet
Текст: Максим Рейдер
Комментарии11