Рассказ американца, который отсидел в СИЗО 600 дней
Бывший пожарный их Техаса по имени Гейлен Грандстафф провел 600 дней в СИЗО по обвинению в контрабанде наркотиков, хотя он заказал через Интернет средства для чистки самогонного аппарата. В средстве содержались запрещенные вещества, о которых, как утверждает американец, он не знал. Все время его прибывания в СИЗО, Гейлена поддерживала его жена Анна, с которой они проживали в Москве. О своей непростой жизни в заключении он рассказывал ей рисунками. В главной роли был медведь, с которым себя ассоциировал Гейлен. Американец практически не владел русским языком, и из-за языкового барьера ему в заключении пришлось совсем непросто. В марте Солнцевский суд Москвы освободил Грандстаффа, а дело было возвращено в прокуратуру для устранения грубых ошибок. Защита Гейлена требует прекращения уголовного дела. Грандстафф пока еще не знает, чем все это закончится. Сейчас он дома с женой, лечит полученные травмы и пишет книгу о своем заключении.
Орфография и пунктуация автора сохранена.
«Трансфер в СИЗО»
Когда меня задержали, полиция сказала: «Вы будете дома через два дня». Я поверил им, и это было большой ошибкой. Я провел в СИЗО более 600 дней.
Я всегда жил активной жизнью, поэтому переход на тюремную был трудным. Потребовалось несколько месяцев, чтобы чувство «я должен быть где-то» утихло. Комнаты для прогулок в СИЗО небольшие, но мне было необходимо двигаться, отсутствие всякой активности оказалось болезненным. Я видел там много парней, просто лежащих без всякой мотивации, сидящих на месте, курящих сигареты. Я спрашивал их: «Почему бы вам не заняться своим здоровьем, чтобы после освобождения наслаждаться жизнью еще больше?» В этом рисунке я показал, почему физическая активность так необходима. Когда вы посмотрите на этот список дел, вы увидите, что в СИЗО абсолютно нечего делать. Для меня это было мучительно.
«Цензура»
Мои сообщения жене подвергались жесткой цензуре. Потому я отправлял ей рисунки, пытаясь вложить в каждый как можно больше информации. На этом я изобразил, как не попал в душ. В СИЗО разрешали мыться только два-три раза в месяц. Например, с 25 октября по 20 ноября 2017 года мне разрешили помыться один раз, шестого ноября. На другом рисунке, где медведь тренируется с бутылками с водой, я написал: «19 дней без прогулки в ноябре». В первое время в СИЗО меня не выпускали на прогулку 124 дня. Сотрудники СИЗО очень сердились на меня за жалобы. Они делали что-то в отместку, например, всю ночь стучали в дверь моей камеры, чтобы не давать спать, или включали свет и будили в 4:00 утра в дни, когда меня должны были везти в суд, хотя они никогда не выводили меня из камеры раньше 09:30. Когда я принимал душ, они выключали горячую воду, заставляя мыться очень холодной. Из-за цензуры я иногда помещал рисунки между страниц документов для моих адвокатов. Так я рассказывал жене о том, что происходит, чтобы она могла, например, помочь мне получить медицинскую помощь.
«Девятое августа»
9 августа 2018 года по дороге в суд меня переводили из одного грузовика в другой. Когда я поднимался по ступенькам, моя правая нога проскользнула через раму второго порога — на нем не было платформы, я потерял равновесие и упал. Моя голова ударилась о бетон, а тело оказалось подвешено на колене. Я почувствовал мучительную боль...
«Девятое августа. 2»
... Меня доставили в суд без медицинского освидетельствования, сказали, что окажут помощь после заседания, но этого так и не произошло. В СИЗО меня вернули около часа ночи, там я несколько дней мучился от сильной головной боли. Задняя часть головы, левая сторона шеи, колено и голень сильно опухли. Мне не оказывали помощь 17 дней, и только потом перевели в больницу «Матросской Тишины».
«Обезболивающие таблетки»
В больнице мне сделали УЗИ, взяли кровь и начали давать обезболивающие. Я рассказал жене, что получаю лекарства — и они помогают. Я даже смог заниматься спортом, отжиматься.
«Ароматерапия»
Мой первый опыт нахождения в «Матросской Тишине» длился пять недель и оказался очень неприятным. Камеры были грязные, в ужасном состоянии. Медицинский персонал не мог общаться на английском языке и отказался предоставить переводчика. Я часто осознавал, что меня неправильно поняли, но не мог достаточно хорошо общаться на русском, и у них не было ни терпения, ни сочувствия, чтобы понять мое состояние и нужды. Но самое яркое воспоминание — это дым. В моей камере в cizo 3 никто не курил, здесь же приходилось постоянно находиться в сигаретном дыму и пользоваться ингалятором. На этом рисунке — «медведь с астмой». Я застрял в камере, в дыму, кашляю и задыхаюсь. Со стен слезает краска: так и было, каждый раз, когда я просыпался, я находил куски краски на одежде и в волосах. Я пытался отмыть камеру, но это было нелегко. Как бы я потом ни ненавидел мысль о том, что придется вернуться в «матросску», мне приходилось это делать, если требовалась медицинская помощь.
«Свидетели обвинения»
Я узнал, что некоторые СМИ заинтересовались карикатурами, которые я рисовал, и что моя жена делится рисунками с ними. Я пытался упрощенным способом показать нелепую природу моего ареста. Надеялся, что люди начнут задавать вопросы, чтобы суд понял, что все не проходит тайно. Каждый свидетель обвинения давал один и тот же ответ на множество вопросов. Ответ был: «Я не помню». Когда одного из таможенных агентов спросили, что он увидел в коробке с моим заказом, он ответил: «Мне показалось, что там оружие». Может, он думал, что дает показания на другом процессе. Одна из почтовых служащих заявила, что не давала показания, которые обвинение представило в качестве доказательства. Показания были даны кем-то другим через пять месяцев после моего ареста, и ей сказали подписать их. Но самым смешным был эксперт — тренер по пауэрлифтингу. Обвинение использовало его, чтобы подтвердить, что я якобы использовал наркотики для спорта. В обвинительном заключении они указали, что я выгляжу слишком хорошо для своего возраста, у меня слишком много энергии, поэтому я, должно быть, употребляю наркотики. Этот свидетель был огромным, почти мультяшным. У него не было видно шеи, и его руки были больше, чем мои ноги. Тем не менее, когда его спросили, принимал ли он когда-либо наркотики для спорта, он ответил: «Нет, только аминокислоты». Я даже засмеялся.
«Гулять или плавать»
Рисунок представляет ситуацию комически, но в sizo не было забавно. Вот один из способов, которым охранники мстили мне: они отводили меня в специальное помещение для прогулок, затопленное талым снегом и льдом. Я не хотел ходить по воде уровнем выше моей обуви, меня забирали обратно в камеру, говорили, что отказываюсь ходить на прогулку. Я хотел, чтобы моя жена знала, что происходит, и могла подавать жалобы, но мне совсем не хотелось, чтобы ситуация причиняла ей горе. Поэтому я представил проблему в юмористической форме и включил вторую карикатуру: там медведь стоит в месте, куда проникает солнечный свет. Так я говорил ей, что не сломлен, несмотря на все усилия. Я все еще мог наслаждаться мелочами.
«Стакан»
Дни, на которые был назначен суд, были одними из худших. Я всегда с нетерпением ждал краткой встречи с женой и друзьями, но доставка в суд и из суда была мучительной. Полиция приходила утром, забирала меня и помещала в «стакан» в транспортном грузовике (помещение для одиночной перевозки осужденных и подследственных в автозаке — прим. «Ленты.ру»). «Стакан» был примерно 50 сантиметров в ширину и 65 сантиметров в глубину. Он был уже, чем ширина моих плеч, поэтому я сидел с согнутой спиной и наклоненными вперед плечами. В середине двери было небольшое отверстие диаметром шесть сантиметров. Иногда зрачок оставляли открытым, поэтому, повернув и опустив голову, я мог что-то видеть, но обычно он был закрыт. «Стакан» — невероятно бесчеловечный способ передвижения. Я был заперт в таком положении на три или более часов в одну сторону и обратно. Однажды я просидел в тесной коробке без туалета восемь часов.
«Обеды в СИЗО»
Среди сотрудников СИЗО есть и хорошие, и плохие люди. Некоторые относились ко мне с достоинством и уважением. Другим, казалось, просто нравилось иметь власть над заключенными и делать их жизнь настолько сложной, насколько это возможно. Такой была и сотрудница cizo 3, которая досматривала наши «передачки» от семей. Каждый раз, когда она работала, моя еда уничтожалась. Все было раскрошено и разрезано на мелкие кусочки. Затем продукты смешивались в одном пакете, и то, что я получал, больше походило на мусор. Однажды она была особенно злой, и в еде оказались волосы и личинки. Я не знаю, бросила ли она их туда или это просто был старый пакет из-под мусора, в любом случае, я не мог это больше терпеть. Я потребовал встречи с начальником и взял с собой пакет. Сказал, что так не может продолжаться, и в суде я расскажу каждому журналисту, что здесь происходит. Он заверил, что такого больше не повторится. На этом рисунке я рассказал жене о том, как получил еду на следующий день. Помидоры, морковь и яблоки все еще были упакованы. Хлопья все еще были в коробке, и я был счастлив, наслаждаясь чашкой кофе, который также получил от жены. К сожалению, та сотрудница иногда имела доступ к моим «передачкам», и история повторялась.
«Солнцевский цирк»
До начала судебного разбирательства я думал, что суд разберется в моей ситуации и вскоре убедится в моей невиновности. Но с первого заседания я понял, что судью не интересуют факты. Она игнорировала все, что говорили мои адвокаты, каждое ходатайство, включая разрешение мне сидеть рядом с ними, а не в судебной клетке. Все это было настолько нелепым, что я стал называть свой процесс цирком. Я увидел явное сходство: например, в цирке многие вещи выглядят фантастически, но это всего лишь иллюзии, просто большое выступление. Мой судебный процесс проходил по той же схеме. Казалось, что решение о моем осуждении было принято до того, как дело было рассмотрено. Все остальное, предоставление так называемых доказательств и свидетельских показаний, выглядело как представление, и все это было частью одного большого шоу.
«Перетаскивание в наручниках»
Здесь изображена сцена, когда полиция тащит меня вверх по лестнице за наручники. Они проигнорировали мои жалобы на боль в колене и не позволили мне медленно подниматься или спускаться по лестнице. Они просто сильнее тянули за наручники. Значок, который я нарисовал, принадлежит тащившему меня сотруднику. Я старался запомнить номер значка каждого. Ведь это был единственный способ определить, кто виновен в плохом обращении со мной. Но усилия оказались тщетными — моя жена получила письмо, в котором указывалось, что жалобам не хватает доказательств.
«Где-то еще»