Что-то вас много развелось
Кто не помнит, кто такие Лука и Сатин, и что они говорили, тот волен сразу идти писать жалобу на "язык вражды". А кто помнит, приглашаю помучиться.
В школе нас так учили писать: Лука человек добрый, но хитрый, и учение его ложное; Сатин же человек похуже, но и попростодушнее, а потому учение его – верное, наше учение. Диалектика-с.
Окончив школу, я первые лет двадцать с облегчением вовсе про Луку и Сатина не вспоминал, как только жив остался! Потом стал думать: э-э, не-е-ет, надували нас в школе... Сатин – болтун, он высокой риторикой компенсирует свою никчемность, а вот Лука, тот пожил да потёрся и знает: жизнь такова, что главная-преглавная ценность в ней – не надежда, не отличное выступление нашей сборной и не слаженная работа наших учёных, дипломатов и медиков. А главная ценность в ней – утешение.
Человек – тот ещё может оказаться "внезапно силён", а вот человечество – нет, никогда. В массе своей, взятой хоть Горьким, хоть каким-нибудь реакционным писателем, вроде Леонида Андреева, не поприветствовавшего с Финского берега Великий Октябрь, люди глупы, трусливы и, что хуже всего, в силу первых двух качеств (а не по умышлению) подлы; с этим ничего не поделать, от этого нет лекарства, с этим бесполезно бороться, этого не исправишь, тут действенно только одно – утешение. Откупорить шампанского бутылку и перечесть газету "Фигаро".
И то для красного словца сказано, а на самом деле – известно, какое у нас утешение: придём домой, начистим картошки, пожарим, посмотрим телевизор – и спать. Люди же.
Так я и думал до недавних пор. Пока не началось эти, как их назвать... события. К чёрту китайцев с их философией коварства и терпеливой трусости! Блажен, кто мир сей посетил в его минуты роковые! Я рад, что это случилось. Раньше мы жили бок о бок с подлецами и трусами, иногда даже не подозревая об этом. Сегодня мы уже, как минимум, знаем, что вот это мы, а вот это они. В трамвайчик зашел – своих сразу видно.
Прав был Сатин, старый пропойца! Человек – это звучит, мать его, обязывающе!
Человек сполз, царапая живот, с дерева и, шатаясь, встал на задние лапы – чтобы пальцы передних сжать в кулаки! И хрястнуть по зубам тем, кому что-нибудь не нравится. А уже потом – брать палку-копалку, бумажку-подтиралку, перегораживать Енисей и сочинять второй концерт Рахманинова.
Вот такой человек мне по нраву. А плесень, думающая, что теперь навсегда настало её время... Что теперь она будет диктовать, а мы её слушаться... Ну-ну. Попробуй, допрыгни.
Амплитудистее прыгай-то, дура. А мы, пока ты упражняешься, как раз второй концертик-то и послушаем. Поехали.
Человек – тот ещё может оказаться "внезапно силён", а вот человечество – нет, никогда. В массе своей, взятой хоть Горьким, хоть каким-нибудь реакционным писателем, вроде Леонида Андреева, не поприветствовавшего с Финского берега Великий Октябрь, люди глупы, трусливы и, что хуже всего, в силу первых двух качеств (а не по умышлению) подлы; с этим ничего не поделать, от этого нет лекарства, с этим бесполезно бороться, этого не исправишь, тут действенно только одно – утешение. Откупорить шампанского бутылку и перечесть газету "Фигаро".
И то для красного словца сказано, а на самом деле – известно, какое у нас утешение: придём домой, начистим картошки, пожарим, посмотрим телевизор – и спать. Люди же.
Так я и думал до недавних пор. Пока не началось эти, как их назвать... события. К чёрту китайцев с их философией коварства и терпеливой трусости! Блажен, кто мир сей посетил в его минуты роковые! Я рад, что это случилось. Раньше мы жили бок о бок с подлецами и трусами, иногда даже не подозревая об этом. Сегодня мы уже, как минимум, знаем, что вот это мы, а вот это они. В трамвайчик зашел – своих сразу видно.
Прав был Сатин, старый пропойца! Человек – это звучит, мать его, обязывающе!
Человек сполз, царапая живот, с дерева и, шатаясь, встал на задние лапы – чтобы пальцы передних сжать в кулаки! И хрястнуть по зубам тем, кому что-нибудь не нравится. А уже потом – брать палку-копалку, бумажку-подтиралку, перегораживать Енисей и сочинять второй концерт Рахманинова.
Вот такой человек мне по нраву. А плесень, думающая, что теперь навсегда настало её время... Что теперь она будет диктовать, а мы её слушаться... Ну-ну. Попробуй, допрыгни.
Амплитудистее прыгай-то, дура. А мы, пока ты упражняешься, как раз второй концертик-то и послушаем. Поехали.
Комментарии2