Араузион: Поворотный момент в истории Римской Республики

Автор: Владимир Герасименко (@Woolfen).

Битвы при Каннах и Адрианополе известны почти каждому, будучи поистине эпохальными событиями, которые трудно игнорировать. Однако если сама эпоха настолько богата событиями, что перечисление их потребует усилий многих, нет удивления в том, что какое-то ключевое событие может быть упущено в потоке исторических данных. Именно так произошло с сражением при Араузионе - самым кровопролитным сражением в римской истории, определившим будущее Республики, хотя на тот момент этот факт не привлекал должного внимания.

105 год до н.э. Италия охвачена паникой. Положение Римской республики можно охарактеризовать как нелегкое. В Африке уже седьмой год продолжается бесславная Югуртинская война: в настоящее время Гай Марий гоняет нумидийцев по пескам, и есть риск, что он сам станет жертвой своих амбиций, как и многие его предшественники. Но Югурта - не единственная проблема. Практически одновременно с мятежом нумидийского царя Рим сталкивается с давно забытой угрозой - возможностью вторжения в Италию варваров.

Племена кимвров и тевтонов, движимые постоянным голодом, начали свой путь из северной Европы в более благоприятные места обитания. Они не хотели воевать с Римом, но так вышло, что одна угроза появления огромной пожирающей все на своем пути орды на границах империума заставила римлян словить флешбеки трехсотлетней давности и принять решение о превентивном экстерминатусе угрозы. Угрозы, которая в тот момент сама боялась римлян и пока что пыталась просто пройти мимо. Угрозы, которая из-за самоуверенности, некомпетентности, глупости и жадности римских политиков и военачальников превратилась из потенциально опасной в катастрофическую. 4 консульские армии за 6 лет были уничтожены, десятки тысяч римлян погибли, включая сенаторов и даже консулов, а после последнего поражения варвары провели уцелевших римлян под ярмом, что было величайшим унижением. Римляне сами своими действиями лишили варваров страха перед ними, и теперь орда, поскитавшаяся по Галлии и Испании, готовилась впервые атаковать территорию Рима.

Но и римляне тоже готовились к отражению угрозы: по всей Италии была проведена масштабная мобилизация - выгребали все резервы, какие возможно. На севере Италии действовало две армии: проконсула Квинта Сервилия Цепиона и консула Гнея Маллия Максима - всего 110 тысяч включая примерно 40 тысяч обозного персонала. Против них же выдвинулись примерно 150-200 тысяч варваров, из которых от четверти до трети были боеспособны. На что надеялись римляне? На то, что это варвары и железная дисциплина римских легионов им не знакома. Причина прежних поражений лежала в том, что римляне позволяли либо подловить себя на марше, либо допускали грубые ошибки в выборе места сражения. Но Квинт Сервилий Цепион был не дурак.

Уважаемый нобиль, он был надеждой зарождающейся партии оптиматов на удержание Республики от всё большего сползания в хаос популизма. Грядущее сражение было для Квинта шансом стать фигурой, равной по статусу спасителю Республики Сципиону Африканскому. А с таким авторитетом едва ли какой народный трибун посмел бы и слово пикнуть против его реформ. Да, реноме он немного подпортил в начале года, когда после показательной порки Толозы за нарушение союзного договора он “потерял” всё реквизированное им в городе золото и серебро. Но это сейчас в Вечном городе перешептываются о таинственном исчезновении нескольких тонн драгметаллов, а после его победы никто уже об этом не вспомнит. Если же кто-то окажется слишком говорлив, то небольшие взятки смогут заставить замолкнуть.

План был хорош, если бы не одна беда - консул Маллий Максим, официально имеющий более высокий статус, нежели проконсул, отказался подчиняться приказам Цепиона. Не имевший военного опыта Маллий должен был, по логике, вручить общее командование более опытному Цепиону. Но этот хомо новус не проявил должного уважения к знатному патрицию Цепиону и его опыту, отказался объединять силы под его командование. А потому обе армии встали отдельными лагерями, а проконсул всячески показывал своё ответное неуважение к Маллию. Финальной точкой стало то, что варвары, отправившие послов на переговоры, сначала обратились к консулу Маллию, что взбесило Цепиона, и тот спровоцировал варваров на начало атаки.

Самоуверенность, некомпетентность, глупость и жадность. Да. Из-за своих амбиций Цепион не увидел, что его действия ведут к катастрофе, причем не только на поле боя, но и в Риме. Варвары по отдельности сначала разбили войска Цепиона, а потом Маллия. В битве погибли больше 100 тысяч солдат и обозников - это в 2,5-3 раза больше потерь при Каннах, - битвы, которую римляне вспоминали как один из своих величайших позоров. Но там-то их переиграл сам Ганнибал, а тут - куча варваров. Не позор, а позорище. Араузионская катастрофа по потерям сумеет заткнуть за пояс все предыдущие и будущие поражения римлян и вызовет небывалые тектонические сдвиги в самой Республике. Именно на полях Араузиона стало неизбежным...



Хотя сам виновник поражения Цепион сумеет избежать гибели и вернется в Рим, его карьере был конец - по возвращении в город его осудят на изгнание. Вся Италия была в шоке от тяжести поражения - ведь между варварами и Римом больше не было никаких войск, вообще! Единственная боеспособная армия сейчас находилась под командованием Мария в Африке, и, что самое главное, она даже побеждала. Поэтому, не спрашивая сенат, комиции, без присутствия самого Мария, забив на соблюдение 10-летнего срока между консульствами, избрали его консулом и вручили командование в Италии! Это было попрание всех правовых норм и традиций Республики. И если нарушение с выдвижением кандидатуры не через сенат и без отбытия 10-летнего промежутка между консульствами можно было обосновать прецедентом Сципиона Эмилиана, то вот выдвижение в консулы без личного участия кандидата было ранее совершенно немыслимым.

Араузион раздвинул границы возможного, позволив не просто нарушить многие устои Республики, но и сделать эти нарушения нормой. Пользуясь угрозой варваров, Марий обеспечит себе 5 лет последовательного занятия консулата. Победы Мария позволяли тому ещё сильнее раздвигать для себя рамки возможного, проводить до этого немыслимые законы через комиции и сенат и постепенно собирать вокруг себя мощную группу поддержки из недовольных нобилитетом. Да, получить вечное консульство без внешней угрозы он не смог бы - ведь именно военные победы привели его в курульное кресло, а не какая-то программа реформ. Но можно обойтись и без этого, став серым кардиналом римского политикума, продвигая через прикормленных народных трибунов нужные ему законопроекты. А если политических инструментов борьбы не хватит, то всегда можно воспользоваться палками - ещё одним ноу-хау римской политической жизни, введенным союзным Марию народным трибуном Сатурнином: бандам титушек, избивающих всех несогласных, на чьи действия консул Марий лукаво закрывал глаза.

Да, Марий в итоге ошибся - он слишком долго делал ставку на слишком самостоятельного Сатурнина, поведшего свою игру. Партия нобилитета могла даже не действовать в открытую, ей всего лишь нужно было столкнуть лбами Сатурнина и Мария. А сделать это было элементарно, вынудив Сатурнина пойти по пути Гая Гракха и устроить небольшой мятеж в городе, подавлять который должен был Марий. Любой исход этой интриги не сулил Марию ничего хорошего, он вынужден будет подавить выступление Сатурнина и потерять часть своего авторитета у плебса. Это был четко выверенный удар, ослаблявший позиции Мария. Но полностью убрать его с шахматной доски было всё равно нельзя, как и починить сломанные им институты.

Если бы Цепион победил при Араузионе, то Марий после окончания войны с Югуртой вернулся бы в Рим всего лишь успешным военачальником, но не более. Не было бы ни его пятикратного консульства, ни столь серьёзного усиления влияния народных трибунов, ни упадка политической культуры и уважения к традициям. А реформы, аналогичные более поздним сулланским, могли бы и прижиться - ведь институты, на которые они опирались, не деградировали бы столь сильно. Но теперь другого пути у Республики не было, ведь у неё был Гай Марий, - её спаситель и один из могильщиков, и он ждал ещё одного шанса.



А шанс этот предоставил всё тот же Араузион. Ведь на полях под ним погибали не только римляне, но и италики, которые составляли до половины армии. Италики и раньше были недовольны своим неравенством положения с римлянами, ведь лямку ведения войн они тянули вместе, вместе разделяли риски, но вот большую часть прибылей получал почему-то Вечный город. До кимвро-тевтонской войны и Араузиона у италиков не было общего повода требовать для себя нечто большее, а теперь был, - ведь именно из-за некомпетентности, самоуверенности, глупости и жадности уважаемых римлян погибли десятки тысяч из них. Их, италиков, вели на убой бесталанные римские политики, готовые положить десятки и сотни тысяч ради собственных мелочных амбиций. И теперь италики хотели получить компенсацию за пролитую кровь - римское гражданство.

До Араузиона вопрос гражданства италиков поднимался лишь раз, когда Гай Гракх хотел дать всего лишь латинское гражданство италикам. Но вопрос гражданства был одним из немногих общих мест во взглядах плебса и нобилитета - уравнивание в правах италиков и римлян несло угрозу положению последних. А потому, когда после окончания войны с варварами италики стали вначале просить, а потом и настоятельно требовать гражданства, им неизменно отвечали - это не обсуждается. Уважаемые сенаторы предпочитали не замечать проблему - ну не войной же, в самом деле, они пойдут на нас? А если даже пойдут, то римские легионы быстро поставят их на место - все же разделяй и властвуй никто не отменял.

Не смущал римлян ни тот факт, что сами италики все чаще проявляли единодушие в борьбе за гражданство, ни появление у этого движения политических лидеров. Чтобы применять “разделяй и властвуй”, Риму нужно быть более приемлемым союзником, нежели другие италики, но вот тут-то и выплывала проблема, - приемлемым данный союз теперь был только при условии допуска в политику Рима. Более того, восстание италиков могло даже принести профиты отдельным политикам… Например, Марию.

Нет, конечно были и те, кто видел надвигающуюся бурю, - например, реформаторы из числа нобилей-оптиматов, сгруппированных вокруг народного трибуна Марка Ливия Друза. Но их попытка провести закон о наделении италиков римским гражданством в пакете с другими реформами, которые должны были стабилизировать расшатанную систему управления Республики, провалилась. Есть разные версии, почему: по одной - был изобличен его сговор с италиками, по другой - он просто потерял поддержку в народном собрании из-за недовольства его законопроектами. Да и методы, избранные Друзом, очень уж сильно напоминали таковые у Гракхов, хотя, справедливости ради, к этому моменту ломать через колено политические традиции стало скорее новой нормой.

Но Друз хотя бы попытался остановить неизбежное. Его убийство неизвестным в самом конце трибуната уничтожило последние надежды италиков на разрешение проблемы гражданства мирными методами. Есть ничем не подтверждённая гипотеза, что Друз, как и его друг и по совместительству лидер италиков, Квинт Поппедий Силон, оба участвовали в битве при Араузионе и там их дружба и началась. Но даже если это не так, то без поражения при Араузионе в любом случае голоса италиков могли и не возвыситься до призывов с оружием в руках отстоять свои права. Это отсрочило бы острую необходимость решения вопроса и дало бы время на попытку поиска компромисса. Но не получилось.

Именно во время союзнической войны римляне, ради поддержания на плаву экономики, начнут драть ещё больше налогов с провинциалов, чем воспользуется Митридат Евпатор, чьё возвышение станет триггером для конфликта Мария и Суллы. Именно разгоревшаяся Союзническая война вернет снова в большую политику Мария и столкнет его с Суллой. Их борьба сметёт последние остатки старых республиканских рамок в ходе последующей гражданской войны, а “прекрасная Республика будущего”, что на руинах попробует выстроить Сулла, проживет едва ли десяток лет. И именно во время союзнической войны впервые блеснет звезда Помпея, который по полной воспользуется тем, что старые рамки рухнули, а новые держатся лишь на авторитете отдельных личностей, а не самой системы. Именно Помпей будет потом разрушать наследие Суллы ради собственных амбиций.

И всё это из-за одной проигранной битвы, чье название римляне старались всячески забыть.
P.S. Пост вдохновлён подкастом Roma: Падение Республики.