Жизнь на свалке в Мапуту

Одна из беднейших стран Африки – Мозамбик, хотя и похож своей историей на Россию, но жизнь там всё же несравнимо хуже. Так, устроиться жить на свалку Bocaria на окраине столицы Мапуту – большое счастье для местных. Взятка бандитам за попадание на помойку – примерно двухмесячный доход мозамбикца. Сейчас на свалке обитает около 20 тысяч счастливчиков.

К началу 1970-х социальная пирамида в Мозамбике представляла из себя следующее: наверху 250 тысяч белых колонизаторов (230 тысяч португальцев и 20 тысяч остальных белых, в основном из ЮАР), затем около 50 тысяч индусов (были заняты в сфере обслуги белых), потом около 300 тысяч мулатов (мелкое чиновничество) и ещё около 300 тысяч т.н. «ассимилированных туземцев» (принявших белую культуру и выучивших португальский язык; чиновники и низы интеллигенции). Остальные 90-93% населения страны представляли туземцы, занятые в примитивном сельском хозяйстве и грязных производствах. В результате «пролетарско-крестьянской революции» 1974 года белые большей частью были выгнаны в метрополию, а меньшей – вырезаны, остальная обслуга поражена в правах или тоже уехала в белый мир. К власти пришёл Национальный фронт «Фрелимо» (почти как ОНФ в России). Страна надолго погрузилась в гражданскую войну, добившую окончательно ту материальную культуру, что не была добита в Революцию. «Фрелимо» противостояла «правая, консервативная» партия «Ренамо», наспех сколоченная белыми людьми в Южной Родезии и ЮАР. Считается, что «Ренамо представляла интересы «ассимилированных туземцев» и мулатов.



Именно тогда на флаге Мозамбика появились перекрещенные автомат Калашникова и мотыга (тяпка, ставшая священным символом и для некоторых россиян, поддерживавших т.н. «приморских партизан»), очень точно отражавшие суть государства. В 1992 году в гражданской войне было объявлено перемирие, и началось строительство суверенной демократии и вертикали власти. В отличие от России, в послевоенном Мозамбике не стали изобретать велосипед, а просто тупо скопировали основные законы португальской метрополии. Гораздо больше и демократии в Мозамбике, чем в России. Так, в стране зарегистрированы 30 партий (в России – 8). До последних выборов в парламент попадали минимум 3 партии. Уже упоминавшиеся «Фрелимо» и «Ренамо», а также Демократический союз (аналог российского ДС, возглавляемого Новодворской). Правящий же «Единый Мозамбик» от выборов к выборам (по мере роста стабильности) упрочивал свою позицию в парламенте. Начинал он с 44% в 1994 году и закончил 75% в 2009-м (вполне себе единороссовский результат). Столько же голосов в 2009-м получил и мозамбикский «путин» – Арманду Гебуза.

Герб Мозамбика, с автоматом Калашникова и «царицей полей» кукурузой

Правда, в отличие от России, партия «Ренамо» не унимается в своей борьбе с «Фрелимо». В «Ренамо» много анти-социалистических ветеранов войны, а также разного рода «бывших». Чтобы была понятна аналогия – это как если бы в России существовала влиятельная партия белогвардейцев, кулаков и прочих «регрессивных элементов». Так, после выборов 2009 года лидер «Ренамо» Афонсу Длакаме (бывший полевой командир) отказался признавать поражение и пригрозил, что страна «будет пылать, и пылать конкретно». Также он обрушился с угрозами на наблюдателей за выборами из Европы (кстати, признавшими легитимность волеизъявления), заявив, что «вы уже предали нас один раз, сейчас предаёте окончательно».



В отличие от России, мозамбикский парламент оказывает куда как большее влияние на жизнь в стране, а президент – меньшее. К примеру, местный путин может распустить парламент только один раз за весь свой срок правления, в то же время, если парламентарии повторно отклонят программу правительства, президент обязан изменить состав кабинета.

Но в отличие от России в Мозамбике нет такого огромного количества сырьевых ресурсов. Страна эта в основном сельскохозяйственная (в нём занято около 85% населения). ВВП на душу населения – около 1 тысячи долларов в год. Столица Мапуту – это около 10% населения страны (2 млн. из 22 млн., такое же соотношение как Москва-Россия), и только в этом городе есть хоть какое-то подобие привычной белому человеку жизни. В Мапуту насчитывается около 2 тысяч богачей (доход от 300 тысяч долларов в год) и примерно около 100 тысяч составляет средний класс по европейским меркам. Остальной народ теснится в трущобах, живёт на гуманитарную помощь европейцев, мелкие подработки и криминал. Зарплата в 50 долларов в месяц для этих людей считается очень хорошей.



Счастливчиками же считаются те, кто сумел перебраться жить на свалку Bocaria на окраине Мапуту. Она занимает 42 гектара, спрессованный слой мусора достигает 50 метров, постоянно живут там 20 тысяч счастливчиков, из которых около 700 человек – бандиты, крышующие «предприятие», а также перепродающие добытый тут хлам (алюминиевые банки и прочий цветной металл, пластик, и т.п.) Чтобы попасть сюда на проживание и на работу, взятка составляет около 100 долларов. В месяц на переработке мусора можно заработать 50-70 долларов. «Крыша» же имеет до 30 млн. долларов в год (т.е. в среднем 45 тысяч долларов в год на каждого бандита).



Большинство здесь составляют дети и подростки. Это связано как с «эхом» гражданской войны, вызвавшей беспризорность, так и тем, что дети тут находятся в относительной безопасности. Дело в том, что в Мапуту процветает «бизнес на органах» – воруют в основном детей, а потом их органы отправляют в трансплантологические центры в ЮАР (как правило, в Дурбан). Вот типичный рассказ об этом одного бразильского пастора, приехавшего окормлять мозамбикцев:

«Только в течение года в этом городке исчезли 120 детей. А отец Клаудио видел многое собственными глазами, к примеру, две девочки были похоронены без внутренних органов, когда они были найдены. Тела остались гнить на улице. Люди не сообщают в полицию о найденных трупах, потому что, если вы сообщите о нахождении тела, вы сразу же будете считаться подозреваемым».



В общем, жизнь на свалке в Мапуту – это верх карьеры для туземных низов. Выше находятся только бандиты, полицейские и клептократы. Но должности и там, и там в основном достаются по наследству, и обладатели этих рабочих мест – ветераны гражданской войны.

В статье использованы фотографии
португальского фотографа Хосе Ферейра.