Корабельный гном

Вы слышали когда ни будь о настоящем духе корабля?

Это коротышка с окладистой матросской бородой, живет на брашпиле (якорной лебедке). Неплохой парень с зеленозубой улыбкой, капитану советы дает. Только характер вздорный — стучит рангоутом, как заправское привидение, и делает мелкие пакости, особенно если плохо кормят. Имя у него непроизносимое: Клабаутерман.

Немец, что скажешь...

Хозяйственный «судовой»

Откуда пришло это имя, уже точно никто не помнит. Пауль Хаймс, морской священник кайзера, который много времени провел с моряками, наслушался легенд и рассказывал, что клабаутерман может быть видоизмененным Klütermann, «мастеровой» (от глагола klütern, «мастерить»). И действительно, одно из любимых занятий корабельного гнома — возиться в трюме. «Клабаутерман работает», — говорили матросы, заслышав в открытом море, как скрипит и стонет корабль.

Брашпиль — якорная лебедка

Корабельный гном конопатит щели, чтобы не было течи, иногда указывает плотницким молотом на повреждения или стучит по обшивке снаружи, чтобы корабельный плотник сам заметил прохудившиеся места. Легенды приписывают клабаутерману необыкновенную хозяйственность: все, что за день на судне сломалось или треснуло, он приведет в порядок к утру. Кроме того, он следит за такелажем, чинит, помогает ставить и убирать паруса, выбирать якорь. Но любимое его занятие — стучать молотом.
Отсюда — другая, пожалуй, самая популярная версия, объясняющая происхождение имен клабаутерман и клабастерман: в их основе лежат глаголы klabautern и klabastern — «бить, шуметь, колотить».

Другое объяснение совсем простое: слово клабаутерман образовалось от смешения слов кобольд («домовой, гном») и Mann («человек»). Кобольд означает, кстати, «хранитель хибарки», то есть он приглядывает за любым помещением, где обитают люди. Если на корабле есть экипаж, значит, нужен присмотр. Возможно, людям даже больше: Рихард Воссидло, немецкий исследователь начала XX века, полагал, что клабаутерман теснее связан именно с матросами, не с судном. Часто от их поведения зависело, останется клабаутерман или уйдет.



Образцовому капитану, который держит экипаж в строгости и аккуратности, гном будет верен до конца. Даст совет, покажется на глаза в знак величайшего доверия (обычно он невидим) или отобедает за одним столом. Скомандует, когда нужно (есть много историй о том, как во время шторма экипаж бросался убирать паруса, и это спасало судно, но затем оказывалось, что капитан приказа не отдавал). Так или иначе, но клабаутерман действует во благо кораблю — предупреждает о мелководье и штормах, о том, что может сломаться мачта.

Привычки мелкой нечисти

Истории о клабаутерманах ходят по всему побережью Северного и Балтийского морей. В духа парусного корабля верили пестрые экипажи из жителей Северной Германии, скандинавских стран, Нидерландов и Великобритании. В книге «Северонемецкий клабаутерман в Восточной Балтике» 1929 года исследователь Оскар Лооритс полагает даже, что «прибалтийские страны сохранили об этом немецком духе едва ли не больше воспоминаний, чем сама Германия».

Кобольд появляется на судне уже во время строительства. Чаще всего — с рангоутом и другими деревянными деталями. Предпочитает краденые стволы, бурелом или придорожные деревья, на которых кого-нибудь повесили. По другой версии, клабаутерман — душа кого-то из бывших членов экипажа (обязательно — умершего от несчастного случая, например выпавшего за борт).



Кобольд поддерживает добрые отношения на борту, одним присутствием успокаивает матросов. Но горе лентяям! Тех, кто хочет переложить работу на трудолюбивого гнома, он изводит день и ночь, бьет, а спящим дует в ухо. Может напроказить: любит пошуметь, подшутить, поставить подножку, и если без видимой причины лопается канат — это клабаутерман.

На судне с умелым капитаном и достойным экипажем мелкими пакостями дело и ограничивается, тем более что кобольда можно умилостивить: налить миску молока, напоить ромом или выставить на баке столовый прибор, как и делали на многих судах.
Но если матросы буйствуют, сквернословят и пьянствуют, клабаутерман уходит. «Вывести» его можно еще тремя путями: взять в экипаж преступника, совершить преступление на борту или оставить клабаутерману одежду или обувь (верно, взаимоотношения хозяев-волшебников с домовыми эльфами Джоан Роулинг придумала не на пустом месте).

Но до этого старались не доводить. Присутствие клабаутермана хранило и судно, и верных долгу матросов и приносило удачу. С ним корабль не сгорит, не сядет на мель, скорее всего — не пойдет ко дну (клабаутерман на борту выполняет ту же роль, что домовой на суше, и, как всякий дух-хранитель, действует по принципу «сам не плошай»). Он доброжелателен и готов помочь, но все же представляет мелкую нечисть из низшей категории мифологических существ, а значит, не совсем из нашего мира.

Чем дальше от древних верований и природных циклов, тем чаще люди толковали встречу с клабаутерманом как недобрый знак. По словам Хаймса, моряк, «случайно увидевший клабаутермана, обречен смерти». Хотя встречи случаются, по рассказам, в основном перед гибелью судна, поэтому удивляться нечему.



Остальное время кобольд держится невидимкой, но многие моряки были уверены, что знают, как он выглядит, и наделяли его подчас прямо противоположными чертами. То на нем моряцкий костюм: суконная куртка, матросские штаны и сапоги, иногда — штормовка и зюйдвестка на голове; то клабаутерман в красном костюме или хотя бы курточке, в такой же фуражке, иногда — в желтых штанах и остроконечной шляпе (классический головной убор гномов, знакомый по сказкам детства). Бывает, на голову клабаутерману надевают фетровую шляпу или круглый головной убор плотника. Неизменными остаются только молот и трубка, к которым иногда добавляется матросский сундучок.

Такой же разнобой в описании внешности. По одним рассказам, гном почти прозрачный или наоборот — совершенно черный или похож на дым. По другим — клабаутерман выходит сероватым, правда, всегда одного роста — меньше двух футов (около полуметра), крепко сбитый. Вместе с тем живой и непоседливый, с удивительно тонким голоском и добродушными светло-голубыми глазами. Борода то белая, то серая, то рыжая. Шевелюра огненная (как красное лицо и толстые щеки) или, наоборот, снежно-белая — в дополнение к бледному лицу и впалым щекам.

Должно быть, жутковатые черты прилипли к нему в поздние времена, когда поумневшие моряки стали бояться встречи с ним. Стоишь на вахте, рангоут поскрипывает, паруса белеют в темноте — и тут такое с твиндека, или с утлегаря, или из такелажа! Было или нет? Тут не станешь вспоминать: «Сидел на брамселе, значит, к хорошему ветру» или: «Стоял на рее, показывал пальцем к зюйд-весту — туда и плыть, если хотим спастись».

А если сидел на руле? Клабаутерман уходит с судна перед крушением и заранее разбивает руль... Он воплощает душу моря: дом и основа мироздания каждого моряка, море может быть заботливым, родным — и злым, готовым забрать жизнь в ответ на любой недосмотр. Клабаутерман принадлежит царству природы (и потому знает все обо всех водах на свете), стоит «по ту сторону» и, значит, потенциально опасен — черты, присущие большинству духов-хранителей.

Книги о клабаутермане

Впервые клабаутермана упоминает немецкий источник XIII века. Известность ширится с расцветом парусного флота — больше всего легенд о гноме ходило, когда моряки знали, как отличить бом-брамсель от крюйс-топселя, а капитаны уповали не на радары, а на невидимку с брашпиля (кроме себя и Бога, разумеется). С приходом паровых двигателей клабаутерман потерял и дом, и славу. Теперь о нем рассказывают моряки на северонемецком побережье, яхтсмены и владельцы прибрежных ресторанчиков, да еще — члены Немецкого клуба любителей клабаутермана, которые «распространяют знания» о нем «как о культурном достоянии Германии».

Вице-президент клуба Людвиг Клубе управляет, кстати, отелем-рестораном «Немного о клабаутермане» в Штральзунде на берегу Балтийского моря. Герр Клубе один из немногих членов клуба, кто долгое время провел в море, хотя остальные тоже держали в руках шкоты, пусть недолго. Так, 63-летний Зигфрид Хармель, с которым мы беседовали о клабаутермане, занимался парусным спортом в 1958-1964 годах. Его дочь, берлинская художница Корнелия Хармель, чьи работы иллюстрируют статью, тоже выходила на воду. Что до ресторана «Немного о клабаутермане», то он вполне успешен, и господин Хармель заговорщицки сообщил, что там — самая красивая в Германии стоянка для парусных яхт...

Если в ней швартуется хотя бы одно судно с брашпилем, то, должно быть, клабаутерману живется там неплохо, тем более что Балтика и Северное море часто видят старинные корабли. Здесь рукой подать до Бремена с Морским музеем и до Фленсбурга, где в крошечном фьорде прячутся сразу два местечка, которые пришлись бы клабаутерману по душе. Первое — двухэтажный Музей мореплавания, где есть и якорные цепи, и матросские сундучки, а в открытых окнах покачиваются мачты и реи классических яхт. Второе — Историческая верфь на берегу фьорда, где до сих пор строят малотоннажные суда по старинным чертежам (как было принято двести лет назад).

Словом, выбор мест для поселения у клабаутермана небольшой, но есть. Главным образом — там, где живут морские романтики, совершенно особая братия даже среди остальных искателей с простором в глазах и огнем в сердце.



Кстати, раз уж мы заговорили о романтиках — именно они увековечили имя гнома в мировой литературе. В 1821 году книга Томаса Рихтера «Путешествия по воде и на сушу» рассказала о «малютке кальфатермане» — «человечке, который конопатит» (Kalfatermännchen, от глагола kalfatern — «конопатить»). В 1826 году Генрих Гейне во втором томе «Путевых картин» описал морские суеверия о клабаутермане. Годом позже кобольда увековечили новелла Теодора Штормса «Путешествие на Халлиген» и «Путевые книги» датского капитана Генриха Шмидта, а в 1919 году появилось стихотворение Кристиана Моргенштерна «Клабаутерман» и его же «Письма жены клабаутермана».

В России тоже есть литература, которую можно отнести к «клабаутерманской». Повесть Владислава Крапивина «Возвращение клипера „Кречет“» рассказывает о корабельном гноме Гоше, который если и не подходит под описание немецкого кобольда по виду и характеру (Гоша — добродушный пенсионер, поэт и романтик), то по сути — точно.

Гном из российской повести живет только на парусных судах. Его тянет выше: на марсовую площадку, к звездам. Из-за романтического склада характера он и падает с балкончика своей комнаты над библиотекой, куда переселился на пенсии. Разбивается, растворяется — и может вернуться, только если заново отстроят любимый его парусник — клипер «Кречет». Клиперов, между прочим, действительно можно назвать последним прибежищем морских гномов: они летали по морям, когда паровые двигатели уже коптили небеса, и доказывали, что ветер и паруса часто безопаснее и — что немаловажно для судовладельцев — дешевле пароходов.

Век клиперов закончился. Это хоть и печально, но не безнадежно. Романтики есть. Суда понемногу строят. Устраивают исторические регаты — на «Ромовую регату» во Фленсбургском фьорде, например, каждый год собираются старинные парусники со всей Балтики и Северного моря. Выпускают книги о клабаутермане: исследования по этимологии имени, сборники легенд. Немецкий клуб любителей клабаутермана издал недавно собственную подборку.

А значит, клабаутерману можно жить и стучать молотом в трюме или пить с капитанами. Клипер «Кречет», между прочим, вернулся.