Кругосветка рейдера «Коmet» или...

Стояло лето 1931 года, когда после шумной рекламной кампании в европейской и американской прессе в советскую Арктику отправилась воздушная экспедиция на лучшем тогда и мире германском дирижабле LZ-127 «Graf Zeppelin». Ее возглавил немецкий ученый доктор Гуго Эккенер. Официально полет преследовал сугубо научные цели, в нем участвовали 46 человек, в том числе ученые из Германии, США. СССР и Швеции. Общее научное руководство экспедицией осуществлял крупный советский ученый — исследователь Арктики, профессор, директор Института Севера в Ленинграде Р.Л.Самойлович. В научную группу от СССР входили также метеоролог П.А.Молчанов, инженер Ф.Ф.Ассберг и уже известный тогда радист-полярник Э.Т.Кренкель.

Полет проходил по маршруту Берлин — Ленинград — Архангельск — Баренцево море — Земля Франца-Иосифа — Северная Земля — Таймыр — Новая Земля — Архангельск — Ленинград — Берлин. В течение всего перелета над Арктикой лучшие немецкие специалисты с помощью самой современной аппаратуры фирмы «Карл Цейс» производили аэрофотосъемку.

Главным условием, с которым дирижаблю был разрешен правительством СССР полет и аэрофотосъемка над арктическими морями, было твердое обязательство германской стороны передать Советскому Союзу все копии отснятого материала. Однако это условие немцы так и не выполнили под предлогом засветки всех фотопленок во время полета. Уже во время Великой Отечественной войны выяснилось, что германская разведка располагала результатами именно тех аэрофотосъемок в виде карт обширных пространств советских арктических морей.

С приходом к власти в Германии нацистов интерес командования Кригсмарине к советской арктической зоне резко возрос. Исследования северных морей лучшими немецкими специалистами-гидрографами, гляциологами и физиками, изучавшими распространение радиоволн в высоких широтах, выполнялось в ходе «научных» плаваний, под предлогом «охраны рыболовства». В них участвовали крейсеры «Konigsberg» и «Koln», вспомогательное судно «Grille» и учебные корабли «Gorch Fock» и «Horst Wessel». Эти плавания совершались в арктической зоне Атлантики, Норвежского и Баренцева морей в 1936—1937 годах.

Занимавшийся проблемами военного изучения морей Арктики известный теоретик Кригсмарине капитан цур зее* [* Соответствует званию капитана 1 ранга] П.Эберт откровенно отмечал в журнале «Marine Rundschau» в 1936 году:

«...С расширением торговли и увеличением судоходства у русского побережья Северного Ледовитого океана изменяются и военные позиции. Значение необитаемых областей Арктики как естественной обороны России теперь снижается. В той степени, в какой развивающееся судоходство по Северному морскому пути включается в общую систему народного хозяйства России, увеличивается и ее уязвимость...

...Постепенное втягивание Евразийской полярной зоны в сферу хозяйственной деятельности ставит перед военной стратегией НОВЫЕ ЗАДАЧИ, для решения которых до сих пор еще нет достаточного военного опыта».

Именно приобретение опыта операций в Арктике стало одной из главных задач ВМС Германии до начала второй мировой войны. Практическое же использование этого опыта германский флот начал сразу же после того, как в 1939 году нацистский рейх и Советский Союз оказались связанными известным пактом и секретными протоколами.

Стремление использовать советскую Арктику в своих целях подтверждается приказом главнокомандующего ВМС Германии гросс-адмирала Эриха Редера от 5 января 1940 года военно-морскому атташе в Москве фрегаттен-капитану* [*Соответствует званию капитана 2 ранга] Норберту Баумбаху. Тому следовало собрать сведения о Северном морском пути и выявить мнение советских органов в отношении использования его германскими кораблями.

Разумеется, Баумбах, в силу своего дипломатического статуса в Москве, часто появлялся на официальных приемах в посольствах и в Кремле, торжественных церемониях по случаю советских праздников, был знаком с рядом высших деятелей наркоматов иностранных дел. обороны и Военно-Морского Флота. Поначалу военно-морской атташе Германии стал нащупывать контакты для получения сведений по Севморпути именно среди этой категории советских должностных лиц, но именно здесь произошла досадная осечка.

Как отмечал в своих воспоминаниях бывший нарком ВМФ СССР адмирал Н.Г.Кузнецов, ему прекрасно запомнилось, как «Баумбаха, еще более любезного, чем прежде, начали вдруг подозрительно интересовать сведения о пашем флоте. Однажды он "поинтересовался" данными об условиях плавания по Северному морскому пути. Я приказал морякам впредь отказывать в удовлетворении подобного любопытства».

Судя по ходу событий начала 1940 года, после этого отказа Норберт Баумбах очень быстро нашел выход на нужных лиц в высшем эшелоне власти в СССР и добился положительных ответов на свои вопросы. Можно предположить, что политическое руководство страны, озабоченное тяжелыми проблемами еще продолжавшейся войны с Финляндией и знавшее о решении правительства Англии и Франции послать 100-тысячный экспедиционный корпус ей на помощь и высадить десант в северной Норвегии, сочло целесообразным для начала пойти навстречу пожеланиям германских «друзей». Появление в северных водах немецких кораблей могло предотвратить высадку англо-французских войск в Норвегии и тем самым ускорить завершение советско-финляндской войны.

Такая позиция Советского Союза вполне устраивала германское руководство. Более того, будучи уверенным в положительном ответе Москвы, главнокомандующий ВМС Германии гроссадмирал Эрих Редер на совещаниях 30 декабря 1939 года и 26 января 1940 года доложил Гитлеру о подготовке использования северной коммуникации Советского Союза. В результате было решено в течение арктической навигации 1940 года провести операцию под кодовым наименованием «Фалль Грюн», организовав переход на восток до Берингова пролива специально подготовленного судна.

Официальным поводом для операции по использованию Севморпути была насущная необходимость перевода на запад 35 немецких судов, застрявших с началом войны в портах стран Юго-Восточной Азии. Их можно было спасти от уничтожения или захвата военными кораблями стран антигитлеровской коалиции, только переведя советскими арктическими морями в европейские воды.

Свое принципиальное согласие на сотрудничество с германской стороной в военно-морской области сталинское руководство выразило в общем виде устно, одновременно с оформлением дополнительных протоколов к советско-германскому пакту 1939 года. Германии обещали предоставить право использовать Мурманск для базирования вспомогательных судов для обслуживания подводных лодок. проводивших операции против флота Англии и ее союзников в Северной Атлантике. Норвежском и Баренцевом морях. В порядке частичной компенсации за это Германией передавался Советскому Союзу недостроенный тяжелый крейсер «Lutzow».

Это военно-морское сближение происходило стремительно, в условиях абсолютной секретности. Уже 17 сентября 1939 года в Мурманск прибыли дна германских судна для снабжения рейдеров, заходы которых под видом обычных торговых судов также предусматривались в этот порт.

Несколько позже германское командование через своего военно-морского атташе в Москве выразило желание выполнять ремонт своих кораблей на судоремонтных предприятиях Мурманска. На это нарком иностранных дел СССР В.М.Молотов ответил, что не считает Мурманск, куда заходят иностранные суда, достаточно изолированным портом и что по этой причине, из-за невозможности гарантировать секретность, такое решение исключается. Этим была ясно выражена позиция советского руководства, не желавшего открытого присоединения СССР к военному союзу с Германией и предпочитавшего сохранять статус нейтрального государства. Чтобы не портить все же отношений с немцами. Молотов предложил предоставить в качестве базы для их флота Териберскую губу, находящуюся в 30 милях восточнее Кольского залива, мотивируя это тем, что туда никогда не заходят иностранные суда.

Уже 11 октября 1939 года военно-морской атташе Германии в Москве получил из Берлина указание изучить ситуацию на месте и дать ответ на вопрос, является ли Териберская губа, где вообще не имелось оборудованного порта и береговых служб обеспечения, подходящим местом для базы подводных лодок и надводных кораблей.



Предложение советской стороной Германии именно Териберской губы позволяет предположить, что о ее непригодности было прекрасно известно в Москве и руководство Советского Союза вовсе не спешило форсировать появление германской военно-морской базы на своей территории.

После возвращения военно-морского атташе Баумбаха из Териберки он проинформировал Берлин о бесполезности этого глухого и неудобного места для организации базы. Фрегаттен-капитан сообщил, что у него в ходе переговоров с советским руководством создалось впечатление о нереальности использования Мурманска и Владивостока, о которых тоже шла речь, в качестве баз для вспомогательных крейсеров-рейдеров. Атташе приводил мотивировки советской стороны о невозможности предоставления немцам этих портов: невозможность скрыть там деятельность баз при условии сохранения СССР нейтралитета. К тому же работы, которые могли бы выполняться на советских судоремонтных заводах в отношении германских судов и кораблей, абсолютно не отвечают немецким требованиям как по качеству, так и техническому уровню, не говоря уж об объемах и сроках.

После этого, как отмечал датский военно-морской историк капитан 1 ранга Р.С.Стеенсен, русские предложили немцам использовать в качестве базы Западную Лицу — губу к западу от Кольского залива, куда бы мог заходить любой германский корабль и где немцы могли действовать по своему усмотрению. Это предложение Берлин принял с благодарностью. Однако и на этот раз вскоре стало ясно, что практическое использование этой губы тоже довольно ограничено. Тем временем державшиеся в строгом секрете планы и сроки высадки немецких войск в Норвегии неумолимо приближались к осуществлению, поэтому нацистскому руководству оставалось только согласиться именно на этот вариант.

Однако и в этом случае Москва тянула время с практическим решением вопроса о предоставлении Германии базы, уже названной в Берлине «Basis Nord» («База Норд»), также не имевшей ни стационарных причалов, ни складов, ни ремонтной и энергетической базы на берегу.

О том, что Западная Лица немцев не устраивала, свидетельствует запрос Берлином, через Баумбаха, советского руководства о желательности получить аналогичную «концессию», на этот раз в какой-нибудь укромной бухте на побережье Восточной Сибири или в Приморье, к северу от Владивостока.

На фоне затянувшихся переговоров о базах военно-морскому атташе в Москве фрегаттен-капитану Баумбаху в январе 1940 года дали еще одно задание: собрать детальные сведения о Северном морском пути и выяснить отношение советского руководства к возможности проводки этой трассой германских кораблей - вспомогательных крейсеров, официально именовавшихся вооруженными торговыми судами. а также возвращающихся из Юго-Восточной Азии в Германию судов.

В начале февраля 1940 года Баумбах направил в Берлин доклад, в котором сообщалось, что план перевозок по Севморпути за 1939 год выполнен на 120%, а из срывов двух предыдущих навигаций, причиной которых считалось вредительство, советское руководство сделало ценные выводы и наладило летние арктические перевозки на судах с помощью ледоколов. На основе анализа Баумбаха руководство Кригсмарине отдало приказ о подготовке к отправке в Тихий океан вспомогательного крейсера Северным морским путем вдоль берегов Сибири.

В конце февраля 1940 года близ берегов Северной Норвегии заметно активизировались разведывательные и дозорные операции британского флота. Их причиной стали полученные английской разведкой сведения о предстоящей высадке противника в Норвегии, а также, возможно, данные о создании на советской территории немецкой военно-морской базы.

Это насторожило советское военное руководство, бросившее все силы и средства па достижение скорейшей победы в войне с Финляндией, ибо промедление грозило открытием военных действий со стороны Англии и Франции в случае высадки их десантов в Норвегии.

Датский историк Р.С. Стеенсен утверждает, а его трудно уличить в симпатиях к сталинскому руководству и его политике, что «русские теперь делали все возможное, чтобы не допустить использование немцами "Базы Норд" в Западной Лице». Доклад с подозрениями на этот счет германский военно-морской атташе и Москве направил в Берлин 5 апреля 1940 года, после того как Финляндия пошла на заключение мира с Советским Союзом. Англия продолжала готовить десантную операцию в Норвегию, но теперь уже для прекращения экспорта через норвежские порты железной руды в Германию.

Западные союзники по антигитлеровской коалиции опоздали с высадкой в Норвегии своего десанта на считанные дни. Немцы опередили англичан, начав 9 апреля высадку своего десанта в Нарвик-фьорде.

Правомерным является вопрос, в какой мере удалось ВМС Германии использовать свою «Базу Норд» на советской территории? К началу операции по высадке десанта в северной Норвегии, в Западной Лице, по сути в режиме ожидания, находилось несколько транспортов и три танкера с задачей обеспечения топливом направленной командованием Кригсмарине в Нарвик для высадки десанта флотилии эсминцев. Известно, что британский флот оказал противодействие проходу этих танкеров из советских территориальных вод в район боевых действий, из-за чего после высадки десанта германские эсминцы остались без топлива и вынуждены были задержаться в Нарвик-фьорде в ожидании прибытия других танкеров из Германии.

Английский флот блестяще воспользовался ситуацией и провел успешную операцию против немецких эсминцев, потопив или полностью выведя из строя все десять кораблей. Немецкие десантники, высадившись и закрепившись на берегу, вели оборонительные бои против десантов англичан, пока с подходом подкреплений из Германии не сбросили их в море.

Таким образом, использование Германией базы в Западной Лице, свелось практически к нулевому результату. Надежды немецкого военно-морского командования на снабжение флотилии эсминцев только с «Базы Норд», без запасного варианта снабжения их топливом, привели в итоге к гибели кораблей — чувствительной потере для ВМС Германии.

После оккупации Норвегии военно-морская база в Западной Лице, по сути лишь место временной стоянки судов, потеряла всякое значение и стала ненужной для командования Кригсмарине.

Намерение германского военно-морского командования осуществить проводку в Тихий океан своего рейдера летом 1940 года подкрепилось соответствующей договоренностью военно-морского атташе Германии и Москве с советским руководством.

Военно-морской историк капитан 1 ранга И.М.Сендик в своей до недавнего времени закрытом работе отмечает, что первоначальное распоряжение включить в план транспортных операций 1940 года секретную проводку германского корабля было дано начальнику Главного управления Севморпути И.Д. Папанину лично И.В. Сталиным, взявшим тем самым на себя всю ответственность.



Первоначально руководство Кригсмарине намеревалось направить Севморпутем на Восток новое быстроходное судно-банановоз «Iller», ходившее до войны на линии Азорские острова — Бремен. Однако этот теплоход находился далеко от германских судоремонтных заводов — на «Базе Норд» под погрузкой. К тому времени выяснилось, что на предприятиях Мурманска невозможно и сжатые сроки выполнить большой объем работ но переоборудованию и подкреплению слабого корпуса «Iller» для плавания но льдах, a главное — перевооружить его во вспомогательный крейсер. В итоге командование Кригсмарине выбрало для проводки Севморпутем более старое, с меньшей скоростью судно «Ems», принадлежавшее, как и «Iller», компании «Северо-Германский Ллойд».

Грузопассажирский теплоход «Ems» полным водоизмещением около 7500 т имел два дизеля мощностью 3900 л. с. Получим оперативное обозначение «судно № 45», корабль срочным порядком был переоборудован и вооружен на заводах фирмы «Ховальдтсверке» в Гамбурге.

На судне имелось достаточное количество пассажирских кают, чтобы разместить экипаж из 270 человек. Запасы продовольствия и снаряжения принимались из расчета автономного плавания длительностью не менее года. Разнообразные припасы позволяли кораблю действовать в тропических, арктических и антарктических водах. Не были забыты сани, меховая одежда, лыжи, тропическая форма, сетки от москитов, даже безделушки для «дикарей» — обитателей затерянных в океане островов.

«Судно № 45» получило сильное вооружение, не хуже чем у легкого крейсера. На нем установили шесть замаскированных 150-мм орудий, девять скорострельных зенитных установок калибра 20—37-мм, пять торпедных аппаратов и 400 мин заграждения. На борту имелся гидросамолет типа «Arado» в разобранном виде, а также быстроходный катер, оборудованный для скрытных постановок мин. Вооружение дополняли оборудование для постановки дымовых завес и мощная радиостанция. Двигатели позволяли развивать скорость до 14 уз. С запасом топлива, несколько превышавшим две тысячи тонн, корабль при одном работающем двигателе со скоростью 9 уз мог пройти 50 тысяч миль. Без использования опреснителей дальность плавания возрастала до 70 тысяч миль, но на практике эти цифры оказались меньше на 20 процентов.



Командиром «судна № 45» назначили опытнейшего морского офицера, имевшего репутацию лучшего специалиста-гидрографа с большой практикой плаваний и Арктике капитана цур зее Роберта Эйссена. Еще в годы первой мировой войны он проходил службу на вспомогательном крейсере «Meteor», осуществившем в июле 1915 года успешные постановки минных заграждений в горле Белого моря, что серьезно нарушило движение союзных конвоев в Архангельск. Между мировыми войнами Эйссен служил сначала старшим офицером, а затем командиром нового «Meteor», занимавшегося в 30-е годы исследовательскими работами в Северной Атлантике и Арктике, в том числе вдоль границ льдов в районах Гренландии, Исландии и Шпицбергена.

Уже 2 июня 1940 года все работы по переоборудованию «судна № 45» были завершены, оно вышло из ковша верфи в Гамбурге и направилось в Готенхафен, бывший польский порт Гдыня, где приняло боезапас и продовольствие.

На корабле подняли флаг Кригсмарине, и он вошел в состав ВМС Германии как вспомогательный крейсер с новым наименованием «Komet». Этот рейдер стал шестой боевой единицей первой серии немецких вспомогательных крейсеров. Экипаж укомплектовали лучшими специалистами с большим опытом длительных плаваний, прошедшими специальную подготовку.

Выйдя из Готенхафена, «Komet» в сопровождении кораблей охранения прошел Балтику и датские проливы, но в Кристиансанне, уже в Норвегии, сделал остановку из-за появления западнее пролива Скагеррак английского крейсера и эсминцев.

В Бергене «Komet» принял топливо и пресную воду, после чего направился вдоль побережья, чтобы в случае опасности немедленно укрыться в ближайшем фьорде. Весь путь па северо-восток вдоль берегов Норвегии рейдер проделал под советским флагом, искусно замаскировавшись под ледокольный пароход «Дежнев» с портом приписки Ленинград.

Капитан цур зее Р. Эйссен получил приказ выйти в район Новой Земли 15 июля, однако за трое суток до этого, когда корабль огибал мыс Нордкап, на «Komet» поступила радиограмма из Берлина. В шифровке сообщалось, что русские, в связи с тяжелой ледовой обстановкой на трассе Севморпути, считают, что германский корабль сможет выйти из бухты Варнека (в южной части острова Вайгач в проливе Югорский Шар), не ранее 1 августа, а посему предложили переждать в Мурманске. Немецкое командование это предложение отклонило, мотивируя отказ необходимостью сохранения военной тайны. У руководства Кригсмарине создалось впечатление, что сообщение русских о тяжелой ледовой обстановке как причине задержки проводки соответствует истине и не является попыткой противодействия походу «Komet».

Автору этих строк представляется, что па самом деле эта задержка со стороны Советского Союза имела чисто дипломатическую подоплеку — она была необходима сталинскому руководству, желавшему удостовериться — прошел ли этот корабль незамеченным англичанами вдоль берегов Норвегии. Британская разведка, вероятно, не имела никаких сведений о походе этого немецкого рейдера, но для соблюдения секретности «Komet», войдя в Баренцево море, проложил свой курс значительно севернее Мурманского побережья, там, где занимались промыслом советские рыболовные траулеры. Так началось почти полумесячное «блуждание» германского корабля в районе к северу от острова Колгуев.

В это время Р. Эйссен проводил отработку задач боевой подготовки своего экипажа. Опасаясь встреч с судами, «Komet» избегал обычных морских путей и почти ежедневно менял места якорных стоянок. Команда занималась гидрографическими работами и сбором плавника для подкреплений трюмов и бортов в случае ледовых сжатий. Специалисты радиослужбы проводили радиоперехваты переговоров между советскими военными кораблями и ледоколами, содержание которых после дешифровки немедленно докладывалось Роберту Эйссену и передавалось в Берлин.

В один из светлых дней полярного лета, но второй половине июля 1940 года, советский рыболовный траулер РТ-312 «Абрек», промышлявший треску севернее острова Колгуев, встретил в Баренцевом море загадочное судно неизвестной национальной принадлежности, что вызвало множество догадок и кривотолков среди рыбаков, — вспоминал впоследствии капитан дальнего плавания, многолетний сослуживец автора этих строк Валентин Александрович Дартау, плававший старшим помощником капитана на траулере «Абрек».

Спустя сорок лет старый моряк, ознакомившись с документальными материалами о переходе «Komet» и описанием этого корабля, опознал в нем то самое неизвестное судно, встреченное его траулером летом 1940 года в Баренцевом море. О том, что это был именно «Komet», — приводил доказательства В.А. Дартау, — свидетельствовал камуфляж на бортах и надстройках, ибо ни один советский корабль в то время никакого камуфляжа не имел. Советский Союз летом 1940 года не являлся воюющим государством, а суда европейских стран и Америки предпочитали не появляться вблизи Норвегии — в зоне контроля германского флота, где шли военные действия. Советские же торговые суда с осени 1939 года, после начала войны в Европе, в соответствии с приказом Наркомата Морского Флота несли на бортах обозначение своей государственной принадлежности в виде латинских букв USSR. Ничего этого не было на бортах неизвестного судна, встреченного рыбаками советского траулера «Абрек» в июле 1940 года, которое и являлось замаскированным германским рейдером «Komet», ожидавшим начала перехода по трассе Севморпути.



Только 2 августа радиограмма из Берлина сообщила Р. Эйссену, что его корабль должен следовать на восток в составе второго каравана, который выйдет из Мурманска 4—6-го числа. Однако и 7 августа место встречи с караваном еще не было назначено. Радисты «Komet» перехватили служебное сообщение с ледокола «Ленин», что он пробивается во льдах с востока в Карское море. Волнение Эйссена стало перерастать в тревогу за исход похода.

Наконец 8 августа Берлин сообщил о перемене сроков выхода каравана на восток, а па следующий день поступила «успокоительная» радиограмма о том, что, по сообщению военно-морского атташе Германии из Москвы, первый караван затерт льдами, а поэтому и второй еще не вышел. Впрочем, шифровка уверяла, что «русские просят не беспокоиться».

Все свидетельствовало о том, что ледовая обстановка на трассе много хуже, чем прошлым летом. Наконец 13 августа Берлин направил вконец изнервничавшемуся Р. Эйссену радиограмму, в которой сообщалось: «Русские предлагают, чтобы корабль направился в пролив Маточкин Шар, где его будет ждать ледокол «Ленин»». Особо отмечалось, что «следует торопиться».

Утром 14 августа, на этот раз замаскированный под немецкое торговое судно «Donau», двигавшийся со скоростью 12 уз «Komet» вошел в пролив Маточкин Шар, разделяющий северный и южный острова Новой Земли. Однако... ни ледокола, ни других судов каравана там не оказалось. Возмущенный этим Эйссен тем не менее был настроен решительно и не желал терять времени, благо в проливе льдов почти не было. На собственный страх и риск он решил пройти пролив без лоцмана. Экипажу поначалу везло, по ближе к середине пролива появились льдины, сначала отдельные, потом в виде полей, которые несло по течению. Роберт Эйссен начал уже жалеть о своем решении, как вдруг на берегу одной из бухточек его матросы увидели несколько избушек. За скалами открылись несколько стоящих на якорях судов, среди них одно гидрографическое. «Komet» застопорил ход. с него спустили моторную шлюпку, которая с переводчиком отправилась к берегу. Обратно она вернулась с двумя советскими лоцманами, оставленными здесь ледоколом «Ленин» еще... восемь дней назад перед уходом предыдущего каравана. Эйссен перестал что-либо понимать в этой путанице с радиограммами Берлина и реальным положением дел с этими русскими ледоколами и караванами.



Поначалу командир «Komet» отнесся к русским ледовым лоцманам несколько скептически, но уже через полчаса эти рослые люди в теплых кожаных пальто на меху и в валенках, которых Эйссен никогда не видел, покорили его прекрасным знанием своего дела. Руководитель маленькой лоцманской группы — капитан дальнего плавания Д.Н.Сергиевский — предпочитал говорить по-русски, ничем не выдавая знания английского, его коллега А.Г.Карельских демонстрировал приличное знание английского и вел переговоры. Получив от командира сведения об осадке, маневренных качествах, типе винтов и подкреплении бортов, лоцманы приняли «Комет» под проводку, и корабль уверенно пошел по проливу, оснащенному маячками, бакенами и створными знаками. Ближе к восточной части Маточкина Шара льды исчезли.

Карское море к удивлению немецких моряков, оказалось свободным от льдов, которые по ледовым сводкам ожидались только у 65° восточной долготы. Рейдер, дойдя до этого меридиана, остановился, и с него по радио запросили ледокол «И.Сталин» о ледовой проводке. С того ответили, что находятся далеко, а ледокол «Ленин» с караваном уже подходит к Диксону и потому для безопасности надо вернуться в пролив Маточкин Шар и стать на якорь в тихом месте. Командира «Komet» предупредили, что о времени начала проводки ледоколом ему сообщат позднее, чем Эйссен остался очень недоволен. Волей-неволей пришлось возвращаться в пролив.

Датский исследователь Р.С.Стеенсен отметил в своем труде, что лоцманы Сергиевский и Карельских, ступив на палубу германского судна, поняли, что оно является не просто вооруженным теплоходом, а вспомогательным крейсером-рейдером, хотя поначалу, перемещаясь по ходовому мостику и штурманской рубке, по пути в кают-компанию и в свои каюты, лоцманы не заметили артиллерийское и другое вооружение и специальное оборудование, настолько хорошо оно было скрыто и замаскировано.

После возвращения в пролив стоянку выбрали в глухой бухточке и Роберт Эйссен для поднятия духа команды решил дать ей возможность сойти на дикие берега Новой Земли — морякам хотелось походить по твердой земле, размяться, сделать на память фотоснимки и выполнить киносъемки экзотической арктической природы, собрать причудливые сувениры вроде рогов северных оленей и разноцветной прибрежной гальки, а если повезет, то и поохотиться... Осуществить все это оказалось довольно сложно. Командиру германского корабля пришлось долго уговаривать советских лоцманов, представлявших здесь волею случая советскую власть (один из лоцманов даже был депутатом краевого Совета), дать согласие на эти прогулки. Лишь после положительного ответа на радиозапрос лоцманов в Москву, высадка на берег состоялась.

После этого случая находящиеся на корабле советские ледовые лоцманы до конца проводки лишили Роберта Эйссена душевного покоя, хотя внешне это никак не выражалось. Налет некой провинциальности и простоватости лоцманов был обманчив, на деле же эти два капитана-северянина являлись профессионалами высочайшего класса, людьми большой культуры.



В своей первой книге, опубликованной в начале 50-х годов. Эйссен отмечал: «...То. что мы имели на борту военную команду, нами не скрывалось. Главное, они (лоцманы. — Прим. авт.) не узнали о нашем сильном вооружении и имеющихся на борту установках... Только после того, как русские ушли с борта, я начал проводить учения и тревоги, чтобы поднять боевую готовность корабля». Командир «Komet» лукавил: лоцманы успели неплохо разобраться в истинном назначении корабля, о чем обстоятельно и подробно доложили в рейсовом отчете, направленном в управление Главсевморпути. Роберт Эйссен явно недооценил эрудицию и любознательность русских лоцманов.

Только 19 августа «Komet» продолжил путь на восток после радиограммы с борта ледокола «И.Сталин» с разрешением начальника морских операций западного района Севморпути М.И.Шевелева. На этот раз в Карском море, в 150 милях к востоку от Новой Земли, где уже побывал «Komet», лед оказался менее плотным, от трех до шести баллов, вдобавок подтаявшим. Но даже в таком льду рейдеру пришлось идти со скоростью не более 3—5 уз.

Миновав этот район, «Komet» вышел на чистую воду и 22 августа, после изрядно потрепавшего его шторма, достиг архипелага Норденшельда и стал на якорь у острова Тыртова. Здесь, как свидетельствует Р.С.Стеенсен, Роберт Эйссен столкнулся с «сюрпризом» советских навигационных карт арктических морей, которыми, по международным соглашениям ряда стран, по мере внесения в них уточнений и поправок, гидрографы должны были обмениваться. Выяснилось, что русские действительно посылали на обмен в Германию свои карты, но они представляли собой, как правило, лишь копии иностранных карт, без нанесения новой информации. Штурманам «Komet» ничего не было известно о существовании крайне необходимой в этом районе карты № 2637. Им пришлось вести корабль вслепую, с величайшей осторожностью, по неизвестным глубинам с постоянно включенными эхолотами, всецело полагаясь на искусство и знание района русскими лоцманами.

У острова Тыртова «Komet» был без видимых причин и объяснений задержан распоряжением М.И.Шевелева, что вновь вызвало у Эйссена подозрения о намеренном создании препятствий, а то и срыве перехода его корабля на восток. Привыкший командовать сам и встречать беспрекословное исполнение своих приказов и распоряжений, этот офицер Кригсмарине плохо переносил свою зависимость от неизвестного ему советского начальника. Здесь, на Севморпути, тот решал, когда и как должен перемещаться по арктической трассе германский корабль. Трехдневная стоянка на якоре у острова Тыртова закончилась 25 августа. Чем же на самом деле была вызвана эта необъяснимая для командира «Komet» задержка?

Мощный линейный ледокол «И.Сталин» в течение этих трех суток занимался куда более важным делом: обеспечением ледовой проводки на восток, как можно дальше от места стоянки «Komet», подводной лодки Щ-423, которая переводилась из Мурманска для укрепления Тихоокеанского флота.

Понятно, что Р. Эйссену и его экипажу, а значит и Берлину, знать про это вовсе не следовало. Очевидно, советское руководство летом 1940 года отнюдь не считало германский флот союзническим и относилось к замаскированному рейдеру с особой осторожностью и подозрительностью.

После полудня 25 августа к «Komet» подошел ледокол «Ленин» (капитан Н.М. Николаев). и германский корабль вступил ему и кильватер. Суда преодолели пролив Вилькицкого без особых трудностей и вышли в море Лаптевых, где их встретил ледокол «И.Сталин», к тому времени «протолкнувший» подводную лодку подальше от рейдера на восток. Капитан ледокола «И.Сталин» М.П.Белоусов направил радиограммы на ледокол «Ленин» и на «Komet» старшему лоцману Д.Н.Сергиевскому со следующим текстом: «Следуйте за мной. Когда встретим лед, я дам сигнал остановиться. Тогда прошу прибыть на наш корабль. Прошу Сергиевского пригласить капитана (командира «Komet»), если тот пожелает. Ледокол «Ленин» будет от вас по правому борту».



Р. Эйссен приглашение принял и, когда «И.Сталин» застопорил ход, отправился с Д.Н.Сергиевским наносить визит, отдав приказ «Komet» держаться на приличном расстоянии от ледокола, чтобы русские не высмотрели чего-либо компрометирующего на германском корабле.

У трапа на борту «И.Сталина» Роберта Эйссена встретил и приветствовал по-английски капитан М.П. Белоусов, сообщив, что М.И.Шевелев болен и встретить его лично не может. Затем капитан «И.Сталина» получил от командира «Komet» ответы на вопросы о технических данных судна: характеристиках и состоянии машин, обшивки и гребных винтов корабля. Опытному ледовому капитану приходилось все это учитывать, чтобы спрогнозировать поведение проводимого судна в тяжелых льдах впереди на трассе, где простиралось 200-мильное ледяное поле сплоченностью до восьми баллов.

Пока шел разговор в штурманской рубке, Роберт Эйссен ознакомился с навигационными приборами и аппаратурой ледокола и дал им высокую оценку. В это время в капитанском салоне «И.Сталина» был сервирован обильный стол с разнообразными деликатесами по традиционным законам российского гостеприимства. Судовые часы показывали 6 ч, но незаходящее летом арктическое солнце светило вовсю. Эйссен, разумеется, вовсе не был готов в такую рань пить водку или зубровку из граненых стаканов, высказав недоумение по этому поводу. Сопровождавший его переводчик, вероятнее всего разведчик-профессионал, все же уговорил капитана цур зее «не срывать игру». Немцам в гостях пришлось подчиниться: пить по-русски и обмениваться протокольными тостами... На этом раннем банкете Эйссену бросилось в глаза, что советские лоцманы, на «Komet» не прикасавшиеся к спиртному за столом, на борту русского ледокола чувствовали себя как дома и не придерживались этого аскетического правила.

Командир рейдера с переводчиком и обоими ледовыми лоцманами вернулся на свой корабль, и в 10 ч 26 августа «И.Сталин» дал сигнал гудком и двинулся на восток, прокладывая во льдах канал, по которому за ним пошел «Komet». Ледокол «Ленин» направился на запад — на свой обычный участок проводок. Путь «И.Сталина» и «Komet» в разреженном льду продолжался до точки на 78° северной широты, где ледокол с полного хода вошел в мощные ледяные поля, почти закрытые туманом.



В этих высоких широтах лед оказался многолетним, тяжелым, и ледоколу приходилось не раз освобождать из плена застрявший в пробитом канале «Komet». обкалывая лед со всех сторон. «И.Сталин» давал ход, разгонялся и почти вылезал на лед стальным форштевнем — слышался треск раздавленной кромки льдины и скрежет сотен тонн металла корпуса. Когда инерция наскока иссякала, ледокол отступал для разгона, и все повторялось снова. Этот тяжелейший участок все же с трудом преодолели, и поздним вечером 27 августа с «И.Сталина» передали по радио и визуально сигнал, что свою миссию капитан ледокола считает законченной. Эйссена уведомили, что далее путь открыт, а пролив Санникова вовсе свободен ото льдов. Дальнейшее содействие в проводке и сведения о ледовой обстановке впредь следовало получать по радио от капитана Л.П.Мелехова, командовавшего на ледоколе «Л.Каганович» операциями на восточном участке Северного морского пути. Дальше «Komet» пошел самостоятельно, раздвигая форштевнем рыхлые подтаявшие льдины, которые почти не мешали довольно быстро идти на восток.

Роберт Эйссен был приятно удивлен заботой русских о его корабле, когда, войдя в пролив Санникова, он обнаружил, что здесь его поджидает ледокольный пароход «Малыгин» — ветеран арктических операций. К своей досаде, от его услуг командиру «Komet» пришлось отказаться — этот полуледокол едва мог развить ход 10 уз. что вовсе не устраивало немцев. Следуя дальше со скоростью 12—13 уз, рейдер самостоятельно преодолел пролив и вышел на чистую воду.

Западная часть Восточно-Сибирского моря 28 и 29 августа 1940 года на первый взгляд казалась свободной от ледяных полей. Но так только казалось: потемневшие от солнца ледяные поля в 2—3 балла встречались часто, а на севере, у горизонта, светлые участки облачности обозначали границы кромки сплошных льдов. Выйдя из пролива Санникова. «Komet» полным 14-узловым ходом устремился на юго-восток, ибо большой арктический опыт подсказывал Роберту Эйссену, что ледовая обстановка с переменой ветра может резко измениться за пару часов и тогда один, без ледокола, германский корабль окажется в западне. Это подтверждали регулярно принимавшиеся радистами ледовые сводки, передававшиеся с ледокола «Л. Каганович», в которых русские лоцманы на борту «Komet» предупреждались о скоплениях мощных многолетних льдов к северу от Медвежьих островов. Входить в такие льды вспомогательному крейсеру со слабым корпусом означало бы самоубийство. Как опытный гидрограф, Эйссен прекрасно понимал, что летом между островами из-за более теплых водных масс реки Колымы лед. вероятно, более слабый, до 2—3 баллов, и «Komet» сможет попытаться их преодолеть без особого риска и усилий.

Подгоняемый желанием во что бы то ни стало наверстать более чем двухнедельную потерю времени, Роберт Эйссен, хотя и опасался мелководья между островами Медвежьего архипелага, но, благополучно дойдя до них. решил рискнуть. Командир «Komet» решил идти не рекомендованным лоциями путем, а руководствуясь только показаниями эхолота. Расчет Эйссена оказался верным: пройдя между Медвежьими островами, корабль в расчетное время был встречен ледоколом «Л.Каганович», на борту которого находился начальник морских операций восточного района Арктики знаменитый ледовый капитан Л.П.Мелехов. Дальше началась сложная проводка через мощные ледовые поля, и германский корабль уже шел с трудом по быстро затягивающемуся пробитому ледоколом каналу. Самые лучшие в те годы арктические капитаны-лоцманы Д.Н.Сергиевский и А.Г. Карельских «колдовали» над своими собственными картами и руководили германскими штурманами, прилагая огромные усилия, интуицию и опыт, чтобы избежать аварии в 9-балльных льдах. Дальнейший участок пути «Komet» стал самым тяжелым и опасным за весь переход по Восточно-Сибирскому морю, поскольку течение начало сносить ледовые поля, а с ними оба судна на малые глубины при нулевой видимости среди торосов.



В ночь с 31 августа на 1 сентября начались ледовые подвижки и сжатия, осложненные мощными снежными зарядами при ураганном ветре. В таких условиях «Л.Кагановичу», постоянно освещавшему немецкое судно мощными прожекторами, приходилось не раз подходить к нему, чтобы обколоть смыкающиеся ледяные поля и дать «Komet» возможность продвинуться вперед хотя бы на четверть мили... Именно эту драматическую ночь Роберт Эйссен всегда вспоминал спустя десятилетия. В изданном после войны путевом дневнике есть такие строки: «Этой ночи мне никогда не забыть! Лед 9 баллов, ветер, снежные заряды. Постоянный страх за руль и винт». Иногда записи становятся почти отчаянными: «...Отказ рулевой машины. Беспомощный дрейф. Я уже 22 часа на мостике! Снова жуткая тьма — и это в таком-то льду! Бр-р-р!»

Именно в ночь с 31 августа на 1 сентября, во время очень сильного сжатия льдов, на «Komet» обломком тороса заклинило баллер руля. Рулевая машина вышла из строя, и начался неуправляемый дрейф в районе мыса Большой Варанов. Только высокая квалификация механиком и большой комплект запасных деталей позволили справиться с аварией за неполных четыре часа. В такой обстановке при активных подвижках ледяных полей, с помощью мощной машины ледокола «Л. Каганович» германскому кораблю удалось преодолеть этот тяжелейший, в 60 миль, участок пути на восток.

После таких испытаний. 1 сентября, оба судна вышли в районе острова Айон на почти чистую воду и двинулись дальше согласованным курсом к проливу Лонга. Через некоторое время «Л.Каганович» вдруг дал сигнал застопорить ход и неожиданно лег в дрейф. С ледокола спустили шлюпку, на которой А.П.Мелехов подошел к «Komet». где у трапа капитана очень любезно встретил сам Роберт Эйссен. полагавший, что этот визит связан с уточнением дальнейшего порядка проводки его корабля. Для переговоров в свой салон Эйссен пригласил переводчика и старшего советского ледового лоцмана капитана Д.Н.Сергиевского. К изумлению командира рейдера оказалось, что дело совсем в другом. Мелехов сообщил, что им получена из Москвы секретная радиограмма — приказ начальника Главного управления Сев-морпути И.Д. Папанина о том, что германский корабль следует немедленно вернуть назад, на запад, так как Берингов пролив якобы находится под наблюдением и контролем враждебных Германии кораблей.

Для Эйссена это известие стало тяжелым ударом, он сначала возмутился, затем пробовал убедить А.П.Мелехова, что это невозможно и бессмысленно после столь огромных усилий советских и германских моряков. Командир «Komet» пытался договориться с русским капитаном, но тот решительно и твердо повторял, что приказы Москвы он не обсуждает, а выполняет. На это Эйссен резко заявил, что как-военный моряк он обязан по устану выполнять приказы своего командования из Берлина и выполнит их, хотя имеет инструкцию поступать но собственному усмотрению, в интересах Германии. Что касается иностранных кораблей в Беринговом проливе, продолжал капитан цур зее, то «Komet» может пройти его ночью или с помощью других средств незаметно, и вообще он готов теперь идти на любой риск, чтобы избавить русских друзей от лишних неприятностей. Кроме того, командир германского корабля заявил, что оставшиеся 400 миль до Берингова пролива его корабль способен пройти самостоятельно, без ледокола, поскольку он знает теперь, на что реально способен его корабль. Эйссен добавил, что очень благодарен русским ледовым лоцманам и ледокольщикам и может теперь идти своим курсом без их опеки.

Анализируя поступавшие по радио сообщения о ходе военных действий в Европе и международном положении, Эйссен вполне резонно считал, что «русские хотят умыть руки во всем этом деле из опасения испортить отношения с Англией, если мировая пресса и радио растрезвонят о совместных советско-германских морских операциях по проводкам немецких кораблей в бассейн Тихого океана — в стратегические тылы стран антигитлеровской коалиции». К тому же капитан цур зее прекрасно знал от своей радиослужбы, непрерывно ведущей контроль и радиоперехваты эфира что аргументация приказа начальника Главного управления Севморпути И.Д. Папанина является, мягко говоря, блефом. Замеченные в Беринговом проливе «вражеские корабли» являлись на самом деле китобойцами союзной с Германией Японии и поэтому никакой угрозы для хода операции не представляли. Об этом Эйссен прямо заявил Мелехову, попросив его срочно передать успокоительные сведения германской радиоразведки и Москву, «господину Папанину».

В итоге принятие окончательного решения отсрочили на сутки, после чего Л.П.Мелехов вернулся на ледокол, выразив согласие продолжить проводку до безопасной якорной стоянки у мыса Шелагского и там ждать дальнейших указаний из Москвы.

Уже в 60—70-е годы капитан 1 ранга М.И.Королев (и 1940—1941 году начальник оперативного отдела штаба Северного флота), прекрасно знавший капитана Л.П.Мелехова лично и по службе, рассказывал автору этих строк, что шифровка — приказ Москвы о возвращении «Komet» обратно, на запад, свалилась начальнику морских операций восточного района Арктики как кирпич на голову.

Мелехов не только с полным основанием подозревал, а был уверен, что если Эйссен, грубо говоря, наплюет на приказ Папанина (а точнее, Сталина, стоявшего, наверняка, за всем этим) и поведет «Komet» самостоятельно, без ледокола, на восток, то скорее всего именно его, Мелехова, в Москве сделают козлом отпущения. На него одного взвалят ответственность за неподчинение командира немецкого корабля приказу повернуть назад, обвинят по отработанной системе, что Мелехов не использовал свои большие полномочия, не обеспечил выполнения распоряжения правительства и командования. Капитан Мелехов был почти уверен, что из всей этой гнусности ему вполне реально светила высшая мера наказания.



Прокрутив в уме эти малоприятные «перспективы», Мелехов с радиостанции «Л.Кагановича» дал срочную шифровку И.Д.Папанину с донесением, что Эйссен отказался подчиняться приказу идти обратно на запад, что он способен со 100-процентным успехом (из-за хорошей теперь ледовой обстановки) самостоятельно дойти до Берингова пролива и что средств и способов пресечь неповиновение командира немецкого корабля у него, Мелехова, не имеется. Если бы радиограмма с приказом Папанина поступила на двое суток раньше, до форсирования 9-балльпых льдов к востоку от Медвежьих островов, — продолжал Мелехов. — то послушание Эйссена было бы гарантировано и он не мог пройти ни кабельтова без ледокола, в особенности, получив сообщение об «абсолютной непроходимости льдов» или внезапной «аварии» в машине «Кагановича»...

Во время якорной стоянки в нескольких милях от крутого берега полуострова Шелагский, после форсирования тяжелых льдов у выхода из Чаунской губы, в 10 часов 2 сентября моторная шлюпка с «Komet» доставила на ледокол старшего ледового лоцмана Д.П.Сергиевского, который должен был вернуться к Р. Эйссену с окончательным решением И.Д. Папанина. Радисты ледокола «Л.Каганович» все это время ждали ответа Москвы, переданного через арктические ретрансляторные станции, но его все не было... Можно с большой долей уверенности предположить, что ситуация с вышедшим из-под контроля германским рейдером обсуждалась на самом «верху» советского политического руководства, хотя было ясно, что при всем желании вернуть «Komet» обратно на запад у Кремля сил и способов просто не имелось.

В 15 часов 2 сентября истек установленный Р. Эйссеном суточный срок ожидания решения. День шел к вечеру, окончился ужин, по шлюпка с Д.Н.Сергиевским все не возвращалась от ледокола. Наконец в 21 час Дмитрий Никанорович поднялся на палубу рейдера с известием, что пока никаких новостей из Москвы не поступило. Это привело Р. Эйссена в тихую ярость, подтолкнув на решительные действия. Он как опытный дипломат использовал присутствие на борту своего корабля А.П.Мелехова, прибывшего вместе со старшим ледовым лоцманом Д.Н.Сергиевским, и созвал в своем командирском салоне экстренное оперативное совещание с участием своего штатного переводчика Крепша. Р. Эйссен, отбросив прежнюю любезность, заявил, что не имеет возможности тратить время на нелепое ожидание, опасаясь нового ухудшения погоды и ледовой обстановки (прогнозы командира «Komet» в последующие дни подтвердились), и считает нужным для оправдания своих последующих действии вручить советской стороне подготовленный им меморандум:

«Руководителю морских операций в Восточном секторе Арктики г-ну капитану А.П.Мелехову

Я, капитан цур зее германского военно-морского флота Р. Эйссен, командир немецкого транспорта, проводимого в навигацию 1940 года с запада на восток по Северному морскому пути на основании соглашения с советским правительством, заявляю:

1. До меня было устно доведено Вами распоряжение г-на Папанина вести транспорт на запад, так как в Беринговом проливе появились иностранные военные корабли, подстерегающие мой транспорт.

2. Мною получено сообщение о наличии в районе мыса Сердце-Камень японской китобойной флотилии, а также о присутствии в районе острова Врангеля какого-то военного корабля.

3. Ознакомившись с этими сообщениями, я не нахожу, что они представляют для меня опасность. У меня имеются все средства, чтобы покинуть советские воды незамеченным (установки для производства дымзавесы и пр.).

4. На основании данных мне в Берлине полномочий решать все вопросы, исходя из ситуации на месте, независимо от содержания приказов Берлина или Москвы, я намерен самостоятельно отправиться на восток 2 сентября 1940 года в 23.00 по московскому времени, причем полную ответственность за все последствия несу я один.

5. Несмотря на Ваш протест, я категорически отказываюсь ждать далее каких-либо переговоров и требую, чтобы ледовые капитаны Сергиевский и Карельский (описка Эйссена, правильно Карельских. — Прим.авт.), чью задачу я считаю выполненной, покинули мой борт или, если таково будет их желание, я могу высадить их в любом месте на берег.

6. У меня нет никаких претензий в отношении проводки судна до настоящей точки 70°09' с. ш. и 169°53' в. д. Напротив, проводка во всех отношениях отвечала самым высоким требованиям и выполнялась в лояльном духе, за что я выражаю свою благодарность и одобрение.

Р. Эйссен. Чаунская бухта. 2 сентября 1940 г.»

В 21 ч 55 мин 2 сентября Эйссен, предложив поужинать и встретив отказ, рукопожатиями распрощался с Мелеховым, отбывшим на ледокол. Однако советские ледовые лоцманы остались на борту «Komet», поскольку его командир все-таки согласился с просьбами советского начальника морских операций в восточном районе Арктики ждать ответа Москвы до 8 ч 3 сентября.

Всю ночь радисты ледокола «Л.Каганович» пытались связаться с Главным управлением Севморпути, чтобы получить указания И.Д.Папанина о дальнейших действиях в отношении германского корабля. Наступило утро, но Москва продолжала молчать...

Около 6 ч утра 3 сентября Р.Эйссен проводил до штормтрапа Д.Н.Сергиевского* и А.Г.Карельских и тепло поблагодарил за работу по проводке «Komet». [* Капитан дальнего плавания, старший инспектор службы мореплавания Главного управления Севморпути Д.Н.Сергиевский погиб 13 сентября 1942 года в Баренцевом море западнее острова Медвежий при возвращении из загранкомандировки вместе с пароходом «Сталинград», шедшим из Англии с военными грузами в составе конвоя PQ-18.] Ледовые лоцманы на моторной шлюпке переправились на ледокол вместе с переводчиком Крепшем, который должен был передать Л.П.Мелехову коммерческие документы и получить от него копии актов о завершении проводки.

Капитан цур зее Р. Эйссен потерял самообладание, когда вернувшийся Крепш вместе с документами вручил ему послание А.П.Мелехова, в котором сообщалось:

«Ждите сигналов ледокола. Три долгих гудка означают, что «Каганович» вас покидает, два — снова требуется прибытие на ледокол переводчика Крепша, один — следуйте за мной на восток!»

Взбешенный Эйссен объявил, что в 8 ч 30 мин приказывает сниматься с якоря и начинать движение на восток, однако за 21 минуту до этого срока послышалось два басовых гудка «Л.Кагановича», требовавших немедленною прибытия на его борт переводчика Крепша. Через пару минут переводчик уже мчался на моторной шлюпке к ледоколу, на котором ему наконец сообщили о получении из Москвы разрешения И.Д. Папанина германскому кораблю следовать дальше на восток, при необходимости — под ледокольной проводкой «Л.Кагановича». Когда Крепш, вернувшийся на свой корабль, доложил об этом Эйссену, тот разразился хохотом, поскольку все документы об окончании проводки этими сумасшедшими русскими, заверенные судовыми печатями, в необходимом количестве экземпляров были отпечатаны с указанием даты, времени и координат, с подписями Мелехова и самого Эйссена. Напряженность последних часов спала, завершившись для командира германского корабля столь успешным результатом.

Снявшись с якоря, «Komet» пошел на восток, следуя в кильватер советскому ледоколу по совершенно чистой ото льда воде. Спустя 25 минут эта символическая проводка закончилась. На «Л.Кагановиче» подняли флажный сигнал «Желаю счастливого плавания!», ледокол трехкратным гудком простился с рейдером и взял курс на запад, скрывшись вскоре за горизонтом. Вспомогательный крейсер дал полный ход — 14 уз — и направился к проливу Лонга, отделяющему остров Врангеля от побережья Чукотки. Последующие дни в Чукотском море шли с той же скоростью, которую изредка приходилось уменьшать, когда встречались небольшие протаявшие за лето ледяные поля. Эйссен спешил достигнуть желанной цели — Берингова пролива, перед которым только один раз встретилась небольшая полоса многолетних льдов, которую преодолели со всеми предосторожностями. Северный полярный круг «Komet» пересек в ночь на 5 сентября. Берингов пролив миновал следующей ночью, уже не как немецкий теплоход «Donau», а под японским флагом.

Корабль бросил якорь в глухой и пустынной бухте Анадырь, подальше от поселка, чтобы дать возможность водолазам осмотреть винты и руль, кое-что подремонтировать, затем германский рейдер снова «загримировался» под советский ледокольный пароход «Дежнев». Вероятно, Роберт Эйссен считал «превращение» своего корабля в советское судно самым надежным прикрытием, не вызывающим ни у кого сомнений и подозрений в скрытых намерениях...

Водолазы закончили свои дела настолько быстро, что через четыре-пять часов двойник «Дежнева» столь поспешно снялся с якоря и так же внезапно исчез в море, что ни местные власти, ни почтовый экспедитор Анадыря не успели побывать с визитами на этом «советском пароходе», чтобы обменяться новостями, разжиться кое-каким продовольствием и запасными деталями для местной радиостанции и передать на судно мешки с почтой в Петропавловск-Камчатский или Владивосток. Перед «Komet» открывались бескрайние просторы Тихого океана.



Курс рейдера пролегал в Беринговом море к западной оконечности Алеутского архипелага, и 10 сентября 1940 года он вышел в Тихий океан, где сразу попал в сильнейший северо-западный шторм. Спускаясь к югу. «Komet» на параллели острова Хоккайдо был застигнут уже самым настоящим тайфуном. Рейдер, показав отличные мореходные качества, продолжил свой поход без всяких повреждений и потерь, имея на борту в цистернах 1650 тонн жидкого топлива, дававшего теоретически возможность не пополнять его запасов в течение восьми месяцев непрерывного плавания (практически в течение всего 17-месячного похода рейдер расходовал ежедневно 9.2 тонны топлива вместо 6—8 тонн как ожидалось).

Обойдя Маркизские острова стороной из-за подозрительной активности в эфире в этом районе, 30 сентября рейдер беспрепятственно достиг Каролинских островов, встретив в пути только несколько грузовых и рыболовных судов союзной Германии Японии.

Второго октября 1940 года капитана цур зее Роберта Эйссена постигла серьезная неприятность: во время тренировочно-разведывательного полета на глазах всего экипажа корабля разбился находившийся на борту «Komet» гидросамолет Ar-196, что лишило командира рейдера возможности получать крайне необходимые теперь разведывательные сведения (самолет в течение всей ледовой проводки находился в разобранном виде в трюме и был вновь собран уже после прохождения Берингова пролива, при стоянке у одного из островков в Тихом океане).



По первоначальному плану, разработанному штабом Кригсмарине, рейдер «Komet» между 15—20 октября должен был встретить в запланированной точке рандеву около островка Айлинглапалар Маршалльского архипелага другой немецкий рейдер для координации совместных оперативных планов. Однако первоначальный план изменили, и оба корабля — «Komet» и «Orion» (командир фрегаттен-капитан Вейер) должны были направиться к острову Ламотрек Каролинского архипелага для встречи с германским транспортом-снабженцем «Kulmerland» с топливом, боеприпасами и продовольствием из Японии. Это изменение планов вызывалось тем. что другое германское транспортно-снабженческое судно «Weser», шедшее к рейдерам с той же целью, было захвачено английским вспомогательным крейсером «Prince Robert» вскоре после его выхода из мексиканского порта Манзанилло.

14 октября 1940 года с «Komet» заметили остров Ламотрек, и вскоре около него состоялась встреча с «Kulmerland». Со снабженца Эйссену сообщили, что в пути были встречены несколько торговых судов под разными флагами. Однако рейдеру с самого начала плавания так и не удалось встретить ни одного судна противника, хотя он и держал под контролем британские океанские коммуникации этого района, прокладывая свои курсы на самых близких расстояниях от них.

Весь следующий день на якорной стоянке в уютной бухточке острова Ламотрек был использован для перегрузки в трюмы «Komet» продовольствия и перекачки в цистерны топлива с расчетом полного обеспечения вплоть до июля 1941 года при минимальных нормах расходования.

Восемнадцатого октября в эту же бухточку прибыли рейдер «Orion» с германским транспортом «Regensburg». Здесь же между четырьмя немецкими судами по договоренности их командиров было произведено новое перераспределение всех имеющихся запасов топлива, продовольствия, пресной воды и боеприпасов, а также захваченных в предыдущих операциях рейдером «Orion» пленных с потопленных судов. На оперативном совещании командиров германских рейдеров и транспортов-снабженцев были запланированы на ближайшие четыре недели совместные операции двух рейдеров, а также «Kulmerland» и «Regensburg»; последний вскоре в балласте ушел в Японию.

На этом корабле в Японию отправился с отснятыми кинопленками и ценнейшей разведывательной информацией «личный переводчик» Роберта Эйссена Крепш, выполнявший задания разведки. В Токио его встретил германский военно-морской атташе вице-адмирал Пауль Веннекер, снабдивший разведчика паспортом дипкурьера. Крепша отправили ближайшим пароходом во Владивосток, откуда тот благополучно доехал в вагоне международного класса транссибирского экспресса до Москвы и далее в Берлин, где отрапортовал об успешном выполнении задания и сдал все материалы.



Двадцатого октября 1940 года из бухты-укрытия на острове Ламотрск вышли «Komet», замаскированный под японский пароход «Манийо-Мару» и «Kulmerland», действовавший как разведчик. Суда взяли курс на юг к острову Науру в расчете на то, что именно в этом районе Тихого океана германская группа сможет встретить торговые суда Англии и ее союзниц Австралии и Новой Зеландии, занимавшиеся перевозками грузов между принадлежащим Японии по мандату Лиги Наций островом Науру и портами британских доминионов.

В те дни капитан цур зее Р. Эйссен писал в своем походном дневнике:

«...Было большим искушением предпринять внезапную атаку на этот остров, но, прежде всего, я решил тщательно обдумать этот вопрос, обсудить его с Вейером (фрегаттен-капитаном, командиром рейдера «Orion»), отменив ее до нашего возвращения».

Вскоре Эйссен получил из Берлина секретную радиограмму от штаба руководства войной на море с приказом ни под каким видом имеющихся на борту военнопленных не отправлять в Японию (первоначально планировалось использовать уходящие туда германские транспортные суда-снабженцы). Полученный приказ только усилил стремление командира рейдера осуществить нападение на остров Науру, чтобы высадить там захваченных военнопленных.

Пройдя Новые Гебриды и Новую Каледонию, 3 ноября 1940 года с немецких кораблей заметили, наконец, большой пароход — свою первую добычу. Увы, велико было разочарование и досада команды и командира «Komet»: встреченное судно оказалось американским теплоходом «Town Alwood» без военных грузов, и его пришлось с вежливыми извинениями отпустить — Америка была до декабря 1941 года нейтральным государством, имела с Германией и Японией дипломатические и торговые отношения и формально не воевала.

Несколько дней подряд Эйссен был не в духе, требуя от своей радиослужбы с предельным вниманием следить за работой передатчика отпущенного американца — не отправит ли он сообщение о своей встрече в океане со странным японским «Манийо-Мару», на котором почему-то не было ни одного японца, о досмотре трюмов и документов на груз.

Капитан «Town Alwood», видимо, не придал этой встрече никакого значения — его передатчик молчал несколько суток, в течение которых «Komet» успел несколько раз изменить курс, заметая следы в полном соответствии с инструкциями штаба Кригсмарине...

Время уходило, изнуряющие дни под палящим тропическим солнцем сменялась душными, без прохлады, ночами, но океан оставался пустынным. Матросы рейдера, уставшие от жары и безделья, явно скучали, бродя по кораблю в поисках прохлады, прекратив даже споры — стоило ли вообще просто так отпускать американца?

«Мы находимся в боевом походе уже пять месяцев — и никаких успехов. — писал, сокрушаясь, Эйссен за несколько дней до этого, — я очень сожалею, что мы не могли зарегистрировать ни одного удачного случая. Несмотря на это, моральное состояние на корабле вполне хорошее. Естественно, что освобождение первого судна пришлось моим морякам не по вкусу — это было неприятное начало...»

Района настоящих военных действий рейдер «Komet» и транспорт-снабженец «Kulmerland» достигли через четыре дня, когда они пересекли линию торговых путей в Тихом океане, соединяющую Новую Зеландию через Таити с Панамой. Немцам приходилось действовать на дистанции не менее 400 миль от ближайшей авиабазы сухопутной авиации Австралии или Новой Зеландии — за пределами радиуса действия их самолетов-разведчиков. Эйссен перенес поиск на сто миль южнее, чтобы контролировать торговый путь от южной части острова Чатам. Когда и эти планы не принесли немцам успеха, операцию прекратили, и корабли 24 ноября 1940 года повернули на север, взяв курс к острову Науру. На нем производилась в широких масштабах добыча фосфатов — ценного военного сырья — крупными предприятиями с участием британского капитала и специалистов. На острове имелись портовые сооружения, в городке работала радиостанция. В поселках в современных зданиях жили специалисты-европейцы и японцы, в карьерах и копях трудились темнокожие рабочие.



Через сутки с рейдера «Komet» заметили на горизонте небольшой пароход и сыграли долгожданный сигнал боевой тревоги. После предупредительного выстрела из орудия судно остановилось. Оно оказалось новозеландским пароходом «Holmwood» грузоподъемностью всего 546 тонн, шедшим от острова Чатам в Лайтлстон (Новая Зеландия). Первоначально Эйссен хотел пароход не топить, а переделать в минный заградитель, поскольку «Holmwood» имел малую осадку, и использовать его для минных постановок на ближних подходах к портам. Потом Эйссен почему-то от этой мысли отказался, за что, спустя год, высшее командование Кригсмарине выразило ему порицание за служебное упущение в боевых условиях. С парохода сняли команду и судно потопили орудийным огнем «для поднятия боевого духа» экипажа «Komet». Прошло еще двое суток, и шедшие к Науру германские корабли встретили огромный пароход, оказавшийся английским рефрижераторно-пассажирским судном «Ragetin» вместимостью 16710 тонн. На требование остановиться судно прибавило ход и начало передавать в эфир призывы о помощи, указывая свои координаты, о чем немедленно сообщили Эйссену радисты «Komet». В соответствии с инструкцией штаба Кригсмарине пароход был потоплен артиллерией. Призывы о помощи с «Ragetin» приняли к Новой Зеландии, и ее военно-морское Управление передало по радио открытым текстом предупреждение всем торговым судам и кораблям военно-морских сил Британского содружества о грозной опасности в зоне гибели британского парохода.

Вскоре с «Komet» заметили неизвестный самолет-разведчик, который пролетел в стороне от германских кораблей, видимо, их не заметив. Капитан цур зее Эйссен был очень удивлен этим, поскольку считал, что «Komet» находится вне радиуса действия авиации союзников с ближайшей авиабазы в Новой Зеландии.

После 5 декабря 1940 года в личном дневнике Р. Эйссена появились следующие размышления:

«Планируемая атакующая операция в отношении острова Науру не должна быть недооцененной: во-первых, потому что в этом районе находятся германские силы Кригсмарине; во-вторых, потому что будет нарушена экономика враждебных Германии союзников путем уничтожения промышленной добычи и транспортировки отсюда ежегодно добываемых 700-800 тысяч тонн фосфоритов, идущих для снабжения Австралии и Новой Зеландии. Я, безусловно, планирую уничтожить рудники и заводы острова, по крайней мере, на несколько ближайших лет».

Во время океанского перехода германских кораблей, когда до острова Науру оставались сутки пути, с «Komet» заметили дым неизвестного парохода, до которого было 15—20 миль. Погоня продолжалась несколько часов, до полудня. Когда под угрозой наведенных орудий судно было вынуждено остановиться, выяснилось, что это австралийский пароход с грузом фосфатов «Treyona» грузоподъемностью 4413 тонн. Радиослужба «Komet» никаких сигналов о нападении не зафиксировала, поэтому команда и пассажиры были с судна сняты. Его потопили торпедой, чтобы дать возможность потренироваться торпедистам и проверить усвоенные ими навыки, а заодно и надежность торпедных аппаратов.

С приходом утром следующею дня германских рейдеров к острову Науру их ожидал приятный сюрприз — стоящие безмятежно на якорях несколько судов: норвежский теплоход «Vinni» (грузоподъемность 5181 тонна), новозеландский теплоход «Tristar» (6032 тонны), австралийские пароходы «Komata» (3900 тонн) и «Trewydeack» (6378 тонн). Все они были уничтожены рейдерами, а экипажи и пассажиры предварительно сняты, что отмечено в личном дневнике Р.Эйссена, очень довольного потоплением в течение двух дней пяти судов суммарным тоннажем 26 000 тонн.

Размещение 675 пленных моряков и пассажиров на германских кораблях вызвало неудовольствие их команд из-за «перенаселенности» жилых помещений.

Не обошлось во время потопления судов без опасного для немцев инцидента: при подготовке к обстрелу парохода «Komata» на нем внезапно заработала судовая радиостанция, начавшая передавать сигнал бедствия. На «Komet» действовала круглосуточная служба контроля за эфиром, и корабль был оборудован мощном аппаратурой радиопомех, которая сразу же подавила передачу сигналов парохода. В дневнике Р. Эйссена есть интересное признание: когда рейдеры топили австралийские суда, с морской радиостанции острова Науру был передан запрос — не происходит ли нападение на стоявшие грузовые суда. Радиоспециалисты «Komet», выдавая себя за радистов одного из австралийских транспортов, сумели полностью дезинформировать радиослужбу Науру, убедив ее на время, что все в полном порядке. — просто идет наладка генератора сигналов судовой радиостанции перед рейсом. Доносившиеся звуки взрывов никого не встревожили — на Науру в рудниках велись взрывные работы ежедневно...

Вечером 8 декабря 1940 года группа германских кораблей, именовавшаяся отдельным оперативным соединением, отойдя на 20 миль к северу от Науру, переформировалась уже для атаки на промышленные объекты острова. Однако из-за резкого ухудшения погоды, подготовка к нападению была временно прекращена. Вместо этого группа рейдеров направилась к острову Эмирау в северной части архипелага Бисмарка, где были высажены на берег 500 захваченных пленных. Их присутствие на кораблях становилось все более затруднительным и нежелательным во всех отношениях, в том числе из-за расходования продовольствия и пресной воды, антисанитарии и негативного отношения к «гостям» экипажей.



На следующий день. 22 декабря, группа германских кораблей была расформирована: «Komet» ушел в направлении Рабаула к острову Новая Британия в Новогвинейском море, а «Orion» направился к острову Ламотрек Каролинского архипелага для ремонта главного двигателя в одной из укромных бухт. Транспорт-снабженец «Kulmerland», сопровождавший рейдеры, свою задачу выполнил и отправился к месту своего базирования в японском порту Кобэ.

После того как ряд торговых судов был потоплен и с ними оборвалась радиосвязь, в портах приписки стало ясно, что они погибли: военные специалисты Австралии и Новой Зеландии поняли, что война пришла к берегам их стран. Военно-морское и авиационное командование Австралии и Новой Зеландии объявило военное положение в своих территориальных водах и в воздушном пространстве, начав патрулирование военными кораблями морских коммуникаций и их облеты разведывательной авиацией. В то же время многие острова к северо-востоку от Австралии, принадлежавшие разгромленной и капитулировавшей Франции, сохраняли прежнюю администрацию, превратившись в своего рода «бесхозные» территории.

Государственная принадлежность разбойничающих в Тихом океане рейдеров была довольно быстро установлена военно-морской разведкой Австралии, поскольку высаженные немцами на остров Эмирау 500 моряков и пассажиров с потопленных судов нашли способ связаться с австралийскими властями. Те получили сведения о числе германских кораблей, их внешнем виде и вооружении, районах действий и применяемой тактике.

После анализа сведений о германских кораблях-рейдерах командование ВМС Великобритании и Австралии пришло к серьезному выводу, что на 80 процентов успех немцев в Тихом океане был обусловлен их полным владением секретными шифрами радиообмена между торговыми судами и портами Австралии и Новой Зеландии. Результатом стало немедленное введение на торговых флотах этих государств и Великобритании абсолютно новых, непонятных немецким шифровальщикам шифров, что резко осложнило их деятельность. Когда командованию штаба Кригсмарине стал известен этот факт, капитан цур зее Роберт Эйссен, на корабле которого были собраны лучшие в германском флоте специалисты радиоигр, дешифровки и радиодезинформации, получил выговор за служебное упущение — неумение сохранить тайне факт владения шифром противника.



Когда после расформирования оперативной группы германских рейдеров и транспортов-снабженцев «Komet» остался в полном одиночестве, его командир вернулся к уже обдуманной идее осуществить свой план полномасштабного нападения на остров Науру для уничтожения его промышленных и портовых сооружений.

При подходе к порту Науру на рассвете 27 декабря 1940 года с рейдера спустили моторную шлюпку с вооруженными «парламентерами», которые высадились на берег вместе с кинооператорами и вручили представителям местных властей и береговой радиостанции ультиматум. В нем Р. Эйссен сообщал о предстоящей бомбардировке береговых промышленных объектов, принадлежащих английским и голландским корпорациям, наложив под угрозой физического уничтожения их персонала категорический запрет на передачу в эфир каких-либо сведений обо всем происходящем. В ответ администрация острова Науру сообщила, что она принимает эти условия и обязуется выполнять предъявленные требования.

Вскоре «Komet» начал обстрел из всех орудий промышленных предприятий и портовых сооружений гавани: складов, эстакад, пакгаузов и огромных цистерн с топливом, что привело к большим разрушениям, взрывам и пожарам. После часового обстрела, когда все намеченные цели были уничтожены, рейдер на полном ходу удалился от острова и затерялся в океане. По утверждениям Р. Эйссена, из-за принятых заранее мер во время обстрела порта и других объектов «не было ни одной жертвы, не пострадал ни один человек». Проверить это не удалось.

Нападение на остров Науру немецкого рейдера стало сенсацией, и сообщения о нем на первых страницах мировой прессы и в сводках радиостанций обошли все страны, вызвав волну возмущения и протестов. Комментарии по поводу и о фактах потопления германскими вспомогательными крейсерами невооруженных торговых судов в Тихом океане, а также в Атлантическом и Индийском, в течение нескольких недель не сходили со страниц мировой прессы. Союзница Германии Япония также была недовольна. Через своего посла в Берлине она выразила отрицательное отношение к происшедшему, потому что в результате акции германского флота на острове Науру Страна восходящего солнца на несколько лет лишилась поступления фосфатов — ценнейшего военного и сельскохозяйственного сырья. Япония прямо заявила, что подобные действия Кригсмарине могут повлиять на японо-германское сотрудничество и вызвать ограничения в обслуживании немецких судов в ее портах и в снабжении германских рейдеров в Тихом океане. В свою очередь, немецкий военно-морской атташе в Токио заявил, что такие действия германских вспомогательных крейсеров «не должны были иметь места» в отношении мандатных островов Японии. В результате германское военно-морское командование «отыгралось» на командире рейдера «Komet» Роберте Эйссене: вслед за присвоением ему 1 января 1941 года звания контрадмирала «за особые заслуги перед рейхом и народом Германии» он получил от того же командования Кригсмарине жесткий выговор с предупреждением, что за неправильные действия «вспомогательного крейсера он может поплатиться и преждевременно испортить свою боевую карьеру». Разумеется. Эйссен понимал, что порицание атаки и разгрома острова Науру носит чисто формальный характер в угоду обидевшейся Японии и никак не повлияет на его дальнейшую судьбу.



Из резкой активизации радиообмена между кораблями и самолетами Австралии и Новой Зеландии, контр-адмирал Эйссен понял, что в районах действий германских рейдеров в Тихом океане против них скоро могут начать операции объединенные силы стран антигитлеровской коалиции. Об этом секретным радиодонесением было проинформировано в Берлине командование Кригсмарине.

В ответ из столицы рейха поступила шифровка о немедленном выходе из района прежних операций и передислокации в восточную часть Индийского океана. Этот маневр «Komet» начал выполнять еще до получения ответа из штаба.

Переход в новый район Эйссен начал I января 1941 года, решив совершить его ради безопасности и конспирации по антарктическому морю Росса. Максимально спустившись к югу. рейдер достиг кромки льдов и пошел вдоль к западу, уже за Южным полярным кругом. Как компетентный ученый-гидрограф. Эйссен знал, что этот путь считается наиболее легким, так как обычно в летние месяцы (в южном полушарии таковыми являются декабрь, январь и февраль) он свободен от тяжелых льдов. 10 февраля «Komet» достиг долготы 180° и продолжил свой путь в западном направлении в надежде встретить подходящий объект для атаки в виде обычно промышлявших здесь английских или норвежских китобойных флотилий. К большой досаде команды германского рейдера через несколько дней были встречены только японские китобои: плавбазы и суда-охотники за китами.

28 февраля 1941 года «Komet» достиг самой южной точки своего антарктического плавания (71° южной широты и 76°44' восточной долготы), после чего взял курс на север — в южную часть Индийского океана, к острову Кергелен. Маленький пустынный островок Херд, принадлежавший Австралии, рейдер обошел за пределами видимости в режиме молчания своей рации, чтобы не быть обнаруженным австралийской гидрометсостанцией.

К острову Кергелен немцы подходили весьма осторожно, опасаясь встретить вражеский военный корабль. Открытый французами в 1772 году, абсолютно безлюдный, остров более полутора столетий был единственным пристанищем европейских китобоев и зверобоев в приполярной зоне Индийского океана. В глубине обширной бухты, где «Komet» бросил якорь, его моряки обнаружили причалы и слипы для малых судов-охотников различных китобойных компаний. На берегу находились цеха, перерабатывавшие китовый жир, склады, брошенные здесь с началом большой войны в Европе французами и норвежцами. Большим сюрпризом для немцев оказались «бесхозные» запасы продовольствия на складах французской береговой киторазделочной базы, которые контр-адмирал Эйссен к радости своего экипажа объявил военным трофеем и приказал переправить на борт рейдера. Сотни три больших ящиков с мясными консервами, сгущенным молоком, кофе, шоколадом, сигаретами и коньяком, бочки оливкового масла и десятки мешков с мукой перекочевали на «Komet». Все эти давно дефицитные в Германии продукты заполнили трюмы и каюты матросов и офицеров, получивших щедрые подарки для семей от своего командира в дни отдыха на стоянке у Кергелена.

Водолазы «Komet» тщательно осмотрели под водой винторулевой комплекс, обследовали весь корпус и днище, кое-что подкрепили с помощью аппарата газовой сварки. Роберт Эйссен отметил в своем дневнике, что «плавание во льдах и антарктических водах полностью очистило всю подводную часть корабля от многотонных наростов ракушек и водорослей — не хуже, чем это было бы сделано в лондонских Королевских доках».

Подводя практические итоги плавания у берегов Антарктиды, Эйссен, как профессиональный ученый-гидрограф, внес в дневник следующие наблюдения:

«Хотя лед Антарктики очень мощный, он все же не представлял собой опасности или препятствий, как в нашем недавнем рейсе по Арктике. Наше плавание в водах Антарктики проходило без встреч со скованными монолитными ледяными полями. Как правило, летние льды здесь разрушены волнами на различных размеров плавающие глыбы, кроме этого антарктические льды более мягкие и более ломкие. Несмотря на это, при плаваниях в их зоне вполне возможны несчастные случаи с любыми судами, специально не предназначенными для таких условий. Наибольшая здесь вероятность встречающихся опасностей — повреждение лопастей гребных винтов и поломка руля ниже ватерлинии с полной потерей управляемости судном».

11 марта 1941 года «Komet» окончил свои дела на острове Кергелен, снялся с якоря и направился к северу, чтобы в обусловленной точке рандеву в Индийском океане встретиться с рейдером «Pinguin», которым командовал капитан цур зее Крюдер, действовавший совместно с транспортом-снабженцем «Alsterior» и посыльным судном «Adjutant». Совершив большой переход в восточную часть Индийского океана, «Komet» в течение шести недель крейсировал на коммуникациях между Индией и Австралией, но так и не встретил ни одного судна союзников Англии.

Восьмого мая, переместившись в самую восточную часть своей оперативной зоны, «Komet» приступил к контролю путей сообщения на линии Австралия — остров Кокос — Коломбо и Зондский пролив. На следующий день все радиостанции Англии и ее союзников передали важное сообщение о потоплении британским крейсером «Cornwall» нацистского рейдера в Индийском океане южнее побережья Аравии около острова Сокотра. Прекрасно зная дислокацию и районы операций германских вспомогательных крейсеров, Роберт Эйссен понял, что англичане выследили и пустили ко дну со всем экипажем рейдер «Pinguin» его коллеги и друга Крюдера — рекордсмена Кригсмарине, сумевшего за время крейсерства, длившегося более года, пустить ко дну или захватить и отправить с германскими экипажами в порты рейха торговые суда суммарным тоннажем 180 000 тонн. Именно «Pinguin», действуя, как и «Komet», в антарктической зоне, захватил две плавучие базы китобойных флотилий Норвегии и Англии с 12 судами-охотниками. Уже с немецкими командами они отправились в порты атлантического побережья оккупированной немецкими войсками Франции, куда благополучно прибыли, став ценной военной добычей Германии.



После гибели «Pinguin» его разведывательно-посыльное судно «Adjutant» — один из трофейных китобойцев — присоединилось к «Komet». По приказу контр-адмирала Эйссена его оборудовали для постановки минных заграждений, после чего направили в район Новой Зеландии, где мины были поставлены близ острова Литлтон и на подходных фарватерах к Веллингтону. По завершении минных постановок «Adjutant» был обнаружен и атакован военным кораблем Новой Зеландии, но сумел оторваться от погони, выпустив дымовую завесу, и скрыться в океане.

Выполнив задание, «Adjutant» 1 июля 1941 года присоединился к «Komet», однако из-за аварии главного двигателя этот импровизированный минный заградитель был затоплен своей командой, которая перешла на борт германского вспомогательного крейсера.

Продолжая свое рейдерство, «Komet» встретил в середине июля в условленной точке океана транспорт-снабженец «Annelise Essberger» и принял с него груз продовольствия и топлива.

Сопроводив транспорт некоторое время вдоль трассы торговых путей от Австралии и Новой Зеландии в направлении Панамы, «Komet» отпустил судно, которое прибыло в Европу 9 сентября 1941 года.

Продвигаясь на северо-восток по Тихому океану и стараясь держаться подальше от оживленных морских путей. «Komet» направился к побережью Чили.

На тысячи миль океан был пустынным, в эфире стояла полная тишина, никаких служебных переговоров уже много дней радисты «Komet» не слышали. Проложив на вторую половину перехода к Галапагосским островам курс в тропических водах, контр-адмирал Эйссен с удовольствием смотрел на свой экипаж, нарядившийся в пробковые колониальные шлемы, футболки и шорты. Уже в который раз моряки шумно отметили пересечение экватора очередным праздником Нептуна с купанием в палубном бассейне, сооруженном из аварийного брезентового пластыря внутри комингсов горловины второго трюма. Эйссен считал, что его экипаж после льдов Арктики и Антарктики имеет право отдохнуть и прогреть кости в благодатном тепле тропиков.

Идиллия продолжалась 227 дней, в течение которых рейдер не встретил ни единого вражеского судна. 14 августа 1941 года команда, кроме вахтенных, как обычно загорала, как вдруг раздался ревун боевой тревоги, разогнавший всех к орудиям и другим боевым заведованиям. Роберт Эйссен также был удивлен появлением на горизонте неизвестного торгового парохода. Погоня за ним началась, когда сигнальщики доложили, что встреченный незнакомец является английским судном «Australind» водоизмещением 5020 тонн. На требование остановиться пароход неожиданно прибавил скорость и, изменив курс, попытался оторваться от рейдера. На нем сыграли боевую тревогу и начали готовить к бою кормовое орудие. После предупредительного выстрела из 150-мм орудия «Komet» радисты «Australind» начали передавать в эфир сигналы бедствия и призывы о помощи. Именно этого не следовало делать, ибо сразу же радисты рейдера включили свои мощные генераторы радиопомех, а германские артиллеристы начали вести прицельный огонь по радиорубке британского судна. Не успев сделать ни единого ответного выстрела, пароход остановился и сдался. Когда немецкие радисты убедились, что ни один радиопризыв англичанина не был принят береговыми радиостанциями, с парохода забрали судовые документы и, сняв экипаж, пустили судно ко дну несколькими снарядами.

Точно таким же образом через три дня, к радости контр-адмирала Эйссена, был настигнут, остановлен и захвачен теплоход «Kota Nopan» (7322 тонны), шедший под голландским флагом с бесценным грузом каучука-сырца, олова и марганцевой руды. После донесения шифровкой по радио командованию Кригсмарине о характере груза и полученного ответа, наиболее ценная его часть была перегружена в трюмы «Komet». Затем на трофейный теплоход переправили немецкий экипаж, и оба судна двинулись в путь вместе.

Минуло еще двое суток, и с «Komet» заметили очередную жертву — английский пароход «Devon» грузоподъемностыо 4036 тонн, который без попыток сопротивления был остановлен и подвергся осмотру. Груз оказался малоценным, судно — старым, поэтому его команду также взяли в плен, а пароход пустили ко дну.

Из радиоперехватов и сообщений радиовещательных станций американского континента контр-адмирал Р. Эйссен узнал, что таинственное исчезновение нескольких торговых судов в восточной част и Тихого океана вызвало большое беспокойство в Америке. В условиях секретности военно-морское командование Великобритании и США свело несколько кораблей в особую оперативную группу ВМС союзников зоны Панамского канала и начало этими силами операцию поиска немецких рейдеров для скорейшего их уничтожения. В связи с этим Эйссен шифровкой доложил о создавшейся обстановке командованию штаба морских операции в Берлине, запросив разрешения покинуть опасный район.

Положительный ответ пришел немедленно: в нем сообщалось, что рейдеру «Komet» надлежит передислоцироваться к западу и встретиться для получения продовольствия и топлива с транспортом-снабжением «Munsterland», вышедшим из японского порта Иокогама. На переходе к точке рандеву состоялась встреча с рейдером «Atlantis» под командованием капитана цур зее Рогге. Тот успел поставить минные заграждения на подходах к южноафриканским портам и потопить за свое крейсерство 22 торговых судна суммарной грузоподъемностью 144 000 тонн. «Atlantis» стал вторым по результативности после рейдера «Pinguin» вспомогательным крейсером Германии. «Atlantis» был первым немецким рейдером, вышедшим в океан с началом второй мировой войны. После встречи с «Komet» он начал обратный переход в Германию, однако его перехватил в Южной Атлантике и потопил английский крейсер «Devonshire».

Встреча «Komet» с «Atlantis» произошли в Тихом океане в районе с координатами 29° южной широты и 152° к западу от Гринвича. Здесь приняли топливо и продовольствие с «Munsterland» и перераспределили ценные грузы голландского теплохода «Kota Nopan»,.после чего суда разошлись, каждый своим курсом.



На «Komet» в очередной раз подняли чужой флаг — на этот раз португальский, выведя на бортах новое название «Tome» с портом приписки Лиссабон. Вместе с трофейным судном «Kola Nopan» рейдер взял курс на юго-восток Тихого океана, к водам Антарктики. Обогнув мыс Горн, самую южную точку американского континента, суда разделились и направились из Южной Атлантики к Европе.

В центральной Атлантике контр-адмиралу Роберту Эйссену доложили принятую радистами «Komet» просьбу идти на помощь немецкому военному транспорту — прерывателю блокады «Odenwald» с ценным стратегическим грузом на борту. Будучи окруженным и остановленным американскими и английскими военными кораблями, но не желая сдаваться, экипаж затопил свое судно 6 ноября 1941 года, находясь только в 180 милях от рейдера «Komet», который возвращался в Германию.

Из-за износа двигателей «Komet» шел с далеко не полной скоростью, стараясь держаться подальше от обычных торговых путей в океане и тщательно следя за радиообменами в эфире. 16 ноября 1941 года радисты приняли шифровку с теплохода «Kota Nopan» о благополучном прибытии в один из портов Франции. На следующий день в обусловленной точке океана состоялась столь желанная Роберту Эйссену и его экипажу встреча «Komet» с двумя подводными лодками, высланными командованием ВМС Германии для встречи ставшего легендарным рейдера. Вскоре «Komet» достиг территориальных вод дружественной Испании, а 26 ноября прибыл во французский порт Шербур.

28 ноября 1941 года командование штаба Кригсмарине осуществило операцию по прорыву «Komet» через пролив Ла-Манш. Рейдер прикрывали авиация и торпедные катера. Брошенная для противодействия прорыву британская авиация и торпедные катера вступили в бой с опозданием и не смогли нанести немецким кораблям сколько-нибудь серьезных повреждений.

Тридцатого ноября «Komet» с кораблями эскорта прибыл в Куксхафен, а затем в Гамбург, где его командиру и экипажу была оказана торжественная встреча военно-морским руководством Германии. Позднее в Берлине состоялось чествование и награждение высшими государственными наградами моряков рейдера в присутствии руководства нацистского рейха.

Так завершилась рейдерская кругосветка вспомогательного крейсера Кригсмарине «Komet», продолжавшаяся 516 суток. Он прошел 87 000 миль в водах Северного Ледовитого. Тихого, Индийского и Атлантического океанов, потопил девять торговых судов стран антигитлеровской коалиции суммарным тоннажем 57 000 брутто-регистровых тонн, из них семь в совместных операциях с рейдером «Orion» и, кроме того, захватил один теплоход (7300 тонн) с ценными грузами.

Напомним, что рейдер «Komet» летом 1940 года прошел Северным морским путем с советскими ледовыми лоцманами на борту, под проводкой советских ледоколов, вдоль берегов Сибири 3300 морских миль за 23 дня, из них 720 миль во льдах, считая и 8 суток якорных стоянок.

Сама операция проводки Северным морским путем этого корабля помимо военно-политических причин ее осуществления имела и коммерческий смысл для руководства советского ледокольного флота. По завершении проводки рейдера «Komet» от пролива Маточкин Шар на Новой Земле до мыса Шелагский в Восточно-Сибирском море Москва выставила соответствующему ведомству в Берлине счет на 950 000 германских марок за услуги и понесенные расходы. Этот счет был оплачен немецкой стороной поставками в Советский Союз промышленного оборудования.

Для ВМФ Германии это был единственный случай переброски Северным морским путем военного корабля в стратегические тылы противника в военное время.

Что касается личности контр-адмирала Роберта Эйссена, то, по мнению западных исследователей, основательно изучивших его военную кругосветку в 1940—1941 годах, это был одаренный военно-морской специалист, видный ученый-гидрограф, настойчивый, изобретательный и волевой командир корабля, умный и сильный противник, умевший воевать в специфических условиях и обстоятельствах.

В статье ошибка. В действительности на фотографии изображен командир "Atlantis"
капитан цур зее Bernhard Rogge. Впервые фотография была опубликована в книге
Вудворта "The Secret Raiders" 1955-го года.

Примечательно, что о своем плавании на «Komet» вокруг берегов Сибири в 1940 году контр-адмирал Роберт Эйссен впервые и безо всякой секретности заговорил публично в германской прессе именно в 1943 году. Тогда нацистская пропаганда подняла большой шум. расписывая «подвиги» гитлеровских подводников в районе пролива Вилькицкого — своеобразный «дранг нах Арктик». Эйссен не выдержал замалчивания своих заслуг в «прокладывании его рейдером три года назад путей» и сборе о них секретной информации для германских субмарин и опубликовал в газете «Гамбургер Фремденблатт» 3 и 4 апреля 1943 года большой и подробный материал под названием «"Комет" огибает Сибирь», закрепив свой приоритет «первопроходца». Тогда же берлинский официоз «Дас Райх» спешно перепечатал этот материал, дабы подновить лавры Кригсмарине после отставки гросс-адмирала Э.Редера с поста командующего из-за зимних неудач на Севере, а заодно вбить клин между Англией и Советским Союзом фактом проведения последним в 1940 году явно антибританской операции. К разочарованию министра пропаганды Германии Геббельса, Лондон никак не отреагировал на попытку нацистов поссорить союзников.

После возвращения рейдера «Komet» в ноябре 1941 года в Германию его моряки оказались в центре внимания гитлеровского руководства, поскольку находившиеся на его борту геббельсовские кинохроникеры на основе отснятых за 17 месяцев этой кругосветки кадров (высадки экипажа корабля на Новой Земле летом 1940 года, на острова Науру и Кергелен, потопление рейдером кораблей в разных океанах) выпустили пропагандистский фильм о «подвигах мальчиков Эйссена», чем сотворили из них кумиров для сотен тысяч подростков из Гитлерюгенд. Из моряков «Komet» сделали «героев рейха», оказав им плохую услугу на многие последующие десятилетия. Судьба же вспомогательного крейсера «Komet» предопределилась самим ходом войны.

Через год после триумфального возвращения «Komet» в Германию, 13 ноября 1942 года, после капитального ремонта и серьезной подготовки, уже с новым командиром и экипажем, рейдер по Кильскому каналу вышел в Северное море, чтобы повторить свой первый успешный поход в морях и океанах. Этот выход оказался последним.

Уже на подходах к проливу Ла-Манш корабль был обнаружен английскими береговыми радиолокационными станциями, которые навели на «Komet» дивизион патрульных эсминцев и торпедные катера. Ночью 14 ноября рейдер, пройдя узость Дувр-Кале, уже мчался на полном ходу вдоль берегов Франции, миновав траверз Шербура, когда английские эсминцы обрушили на него первые залпы, осветив ночное небо и море специальными снарядами. Считанных минут хватило британскому торпедному катеру MTB-236, чтобы выйти в атаку на «Komet» в районе мыса Ла-Хог. Две торпеды настигли рейдер, последовали мощные взрывы с детонацией боезапаса — мин и торпед германского корабля. Его корпус развалился на две части, и за несколько секунд они исчезли с поверхности вместе со всей командой, не успевшей сделать ни единого ответного выстрела, так и не понявшей, что с ними произошло...

Утром о потопленном в Ла-Манше германском рейдере ничего не напоминало. Лишь прибой выбросил несколько обуглившихся деревянных обломков, спасательные круги и сотни тонн солярки на полосу пляжа вдоль песчаных дюн, километрах в 30 западнее Шербура.

Германское радио и газеты среди сообщений о ходе боев в Сталинграде дали скупое извещение в черной рамке о «героической гибели после упорного сопротивления в неравном морском сражении» рейдера «Komet».

Так была поставлена последняя точка в истории немецкого корабля-оборотня, именовавшегося в гитлеровской Германии и ее флоте «кораблем героической судьбы и неизменного везения».