Как рождалась российская военная контрразведка.

Вот как министр обосновал необходимость новой структуры: «Обнаружение государственных преступлений военного характера до сего времени у нас являлось делом чистой случайности, результатом особой энергии отдельных личностей или стечением счастливых обстоятельств, ввиду чего является возможность предполагать, что большая часть этих преступлений остается нераскрытыми и совокупность их грозит существенной опасностью государству в случае войны. Возложить принятие мер к обнаружению лиц, занимающихся сею преступною деятельностью, на Департамент полиции не представлялось бы соответственным, во-первых, потому, что названное учреждение имеет свои собственные задачи и не может уделить на это ни достаточных сил, ни средств, во-вторых, потому, что в этом деле, касающемся исключительно военного ведомства, от исполнителей требуется полная и разносторонняя компетентность в военных вопросах. Поэтому представлялось бы желательным учреждение особого военного органа, ведающего розыском сих преступлений, с целью охранения военных тайн. Деятельность сего органа должна заключаться в установлении негласного надзора за обыкновенными путями тайной военной разведки, имеющими исходной точкой иностранных военных агентов, конечными пунктами — лиц, состоящих на нашей государственной службе и занимающихся преступной деятельностью, и связующими звеньями между ними — иногда целый ряд агентов, посредников в передаче сведений».

Такой подход к военной контрразведке не демонстрировал ни один предшественник Куропаткина на посту военного министра. Даже легендарный Барклай де Толли, стараниями которого в 1812 году в российской армии появилась «вышшая военная полиция» — предшественница и разведки, и контрразведки, ориентировал ее в основном на разведывательные действия. 27 января 1812 года император Александр I подписал документы о создании высшей военной полиции, но единственное прямое указание, касающееся контршпионажа, содержится лишь в одном из них — в «Дополнительных правилах и замечаниях» к «Инструкции начальнику Главного штаба по управлению вышшей воинской полиции». И звучит оно так: «О неприятельских шпионах. § 23. Неприятельские шпионы должны непременно быть наказываемы смертию публично пред войском и со всевозможною огласкою. § 24. Помилование их допускается в том токмо случае, когда, будучи пойманы, дадут они сами важные известия, кои впоследствии утвердятся происшествиями. § 25. До сей поверки сообщенных ими сведений должны они быть содержимы под самою крепкою стражею». Так что в 1903 году военная контрразведка как ориентированная на решение специфических задач служба была в России создана впервые.

Поначалу сфера деятельности Разведочного отделения распространялась исключительно на Санкт-Петербург и его окрестности: главными объектами внимания были «военные агенты», как в то время назывались военные атташе, а они работали при посольствах, располагавшихся в столице. Соответственно, небольшим был и штат новой спецслужбы. В докладной записке Куропаткина говорится: «При Главном штабе полагалось бы учредить особое Разведочное отделение, поставив во главе его начальника отделения — штаб-офицера и введя в состав его обер-офицера и писаря. Для непосредственной сыскной работы сего отделения полагалось бы воспользоваться услугами частных лиц — сыщиков по вольному найму, постоянное число коих впредь до выяснения его опытом представлялось бы возможным ограничить шестью человеками».



Новая спецслужба расположилась в Санкт-Петербурге на Таврической улице, в доме № 17. В течение первого года штат Разведочного отделения был именно таким, каким его описал военный министр. Начальником отделения стал бывший руководитель Тифлисского охранного отделения, ротмистр Отдельного корпуса жандармов Владимир Лавров, старшим наблюдательным агентом — его бывший сослуживец, вышедший в отставку губернский секретарь Владимир Перешивкин. Из Тифлисского охранного отделения перешли на службу к экс-начальнику и два первых «наблюдательных агента» — жандармские сверхсрочные унтер-офицеры Анисим Исаенко и Александр Зацаринский. Остальных агентов набирали в процессе, поначалу не посвящая их во все тонкости и секреты работы отделения: как писал об этом сам Лавров, «часть их при ближайшем рассмотрении окажется несоответствующей и ее придется удалить». Ставка на сохранение максимальной конспирации была совершенно оправданной и делалась с первых дней существования отделения. Еще в докладной записке об этом говорилось особо: «Официальное учреждение сего отделения представлялось бы неудобным в том отношении, что при этом теряется главный шанс на успешность его деятельности, именно тайна его существования. Поэтому желательно бы создать проектируемое отделение, не прибегая к официальному учреждению его».

Уже первый год существования Разведочного отделения, согласно отчету Владимира Лаврова за 1903 год, дал значительные результаты. Наблюдение, установленное за военными агентами крупных держав — Австро-Венгрии, Германии и Японии, выявило не только их собственные разведывательные усилия, но и агентов из числа российских подданных, прежде всего чиновников и офицеров. Именно на основании сведений, полученных в 1903 году, в конце февраля 1904-го был арестован штаб-офицер по особым поручениям при главном интенданте ротмистр Ивков, являвшийся источником сведений для японского военного атташе.

Увы, первые успехи новой службы едва не стали и последними. В июле 1904 года при Департаменте полиции МВД было создано Отделение по розыску о международном шпионстве, год спустя переименованное в IV (секретное) дипломатическое отделение Особого отдела Департамента полиции. Просуществовало оно до лета 1906 года, но и за эти два года успело серьезно подпортить жизнь коллегам из Разведочного отделения. Как писал об этом Владимир Лавров, «опираясь на исключительные права Департамента полиции и располагая средствами, во много раз превосходящими таковые Разведочного отделения, означенная организация стала брать под свое наблюдение наблюдаемых Разведочным отделением, не исключая и сухопутных военных агентов, перекупать лиц, работавших для Разведочного отделения, или просто запрещать им служить отделению и вообще всячески ему препятствовать, а затем начала вторгаться и в Главное управление Генерального штаба: перлюстрировать корреспонденцию офицеров и учреждать за ними наружное наблюдение».

После устранения конкурентов Разведочное отделение просуществовало еще четыре года, до конца 1910-го. К этому времени ротмистр Лавров успел получить звание полковника и орден Святого Владимира: российский престол высоко оценил его заслуги на ниве контрразведки. В августе 1910 года Лаврова в кресле начальника отделения сменил жандармский полковник Василий Ерандаков, который прослужил на этом посту менее года. 8 июня 1911 года военный министр Владимир Сухомлинов утвердил «Положение о контрразведывательных отделениях», которое вводило таковые во всех военных округах России и отдельно — в Санкт-Петербурге. В санкт-петербургское контрразведывательное отделение и была преобразована первая российская контрразведка — Разведочное отделение при Генштабе.

А первый руководитель Разведочного отделения полковник Владимир Лавров вышел в отставку в звании генерал-майора. В 1911 году он переехал жить во Францию, где занялся прямо противоположным прежней работе делом: созданием первой русской агентурной разведки в Западной Европе — «организации № 30», действовавшей против Германии. Насколько успешной была эта работа, и какова дальнейшая судьба Лаврова, неизвестно: сведения об этом навсегда потерялись в охватившем Европу пожаре Первой мировой войны.