Сэр Парсон и Турбиния

Его звали Парсонс. Чарльз Парсонс. Одни считали его носителем истинно британского духа. Другие отказывали ему в этом, ибо не пристало джентльмену посягать на устои, порядки и правила. Сколь бы благородной ни была при этом цель. Цели же своей Чарльз Парсонс достиг. Через скандал, шок и трепет. Его «Турбиния» потрясла всех — зевак на пристани, заморских дипломатов, моряков всех рангов и флотов, но главное…

Главное — она привела в восторг королеву Викторию.

Свои чувства «венценосная бабушка Европы» облекла в вопрос, обращенный к первому лорду Адмиралтейства: «Скорость этого суденышка больше, чем у любого из ваших кораблей, не так ли?» Первый лорд прилагал титанические усилия, чтобы не разразиться проклятиями в адрес наглеца, поставившего его в столь двусмысленное положение, по сути унизившего на глазах у самой королевы. Он побагровел и ничего не сказал, потому что возразить было нечего: скорость суденышка, бросившего вызов всему британскому флоту, была невероятной, невозможной!







Главным событием должен был стать морской парад, как никак Британия, которую государственный гимн призывал «править морями», действительно на ту пору была «владычицей морей». Да и сама королева Виктория всю жизнь выказывала особое расположение ко всему, что было связано с кораблями, парусами, яхтами, пароходами, дальними экспедициями и прибрежными гонками.



И вот наступает 26 июня. На Спитхедском рейде 165 боевых кораблей Великобритании и 15 наилучших кораблей иностранных держав, прибывших в Портсмут, дабы выразить глубочайшее почтение «бабушке Европы». Все суда по-праздничному украшены флагами и вымпелами. Команды построены на палубах. Офицеры при орденах, кортиках и шпагах. Блестит начищенная медь духовых оркестров. Еще минута-другая — и появится яхта королевы «Виктория и Альберт». На ее мостике будет принц Уэльский в мундире адмирала флота. Сама королева, в силу преклонного возраста, предпочла наблюдать за парадом в подзорную трубу из окна своего замка на острове Уайт. Все ждут полудня. И вдруг…



О, это «вдруг», без которого не обходится ни один остросюжетный роман. Но обязательный для приключенческой литературы прием кажется таким неуместным в реальной жизни «викторианской» Англии, где все расписано, выверено и требует неукоснительного исполнения. И все же…

Вдруг на рейде появляется крошечное суденышко. Крошечное, конечно, по сравнению со стальными гигантами, застывшими в торжественном строе, а так длина катера (да катер ли это? а может, это материализация безудержных фантазий месье Верна?) не меньше 30 метров. Приподняв нос, в фонтанах брызг, в которых мерцают радужные всполохи, суденышко несется вдоль боевых исполинов и совершенно издевательски делает разворот у флагманского корабля.



Все в замешательстве. Каков сюрприз! Что это? Кто это? А если карбонарии, нигилисты? Комендоры готовы броситься к орудиям, однако офицеры безмолвствуют. Нужен сигнал с флагмана, а его нет. В погоню за дерзким суденышком бросаются миноносцы, среди них два только-только спущены на воду, еще вчера их называли «скоростными», но сегодня, сейчас… Куда им против «нарушителя спокойствия», который несется по рейду со скоростью никак не меньше 30 узлов!



Сообразив, что догнать не удастся, миноносцы — вот, что значит выучка! — расходятся полумесяцем, чтобы охватить им «нарушителя», и потом замкнуть кольцо. Но суденышко легко, с какой-то даже элегантностью, что больше пристала лондонскому денди, а не моряку, разворачивается и на полном ходу проскальзывает мимо миноносцев, оставляя загонщиков в дураках.



После этого, посчитав, очевидно, что представление пора заканчивать, и дав на прощание короткий торжествующий гудок, «нарушитель спокойствия» уносится к докам Портсмута. Над рейдом тает дым, валивший из его широкой, лихо «заломленной» в корму трубы. Снова — как насмешка, как прощальный поклон артиста. Все, господа. Занавес.



В кулуарах, то есть на борту флагмана, на мостике королевской яхты, в покоях самой Виктории царят растерянность. Вновь и вновь раздается:

— Что это? Кто это?

Ответ знает глава технического департамента Адмиралтейства. Его ведомство решает, каким быть британскому флоту, здесь определяют судьбы конструкторов, готовых послужить своими изобретениями славе флота Ее Величества.

Руководитель департамента понимает, что наступают не лучшие времена. Ему все припомнят! Отвергнутое изобретение… да вот же оно, во всей красе! И он шепчет себе под нос, чтобы никто не услышал, и тем оттягивая час расплаты:

— Проклятый Парсонс!



Парсонс все рассчитал точно. Он даже учел такой момент: у оскорбленных его выходкой чиновников наверняка возникнет искушение навечно упрятать его изобретение "под сукно", да только сделать это они не посмеют - общественное мнение не позволит! Слово королевы Виктории! Дама она престарелая, но ум у нее по-прежнему ясный. На следующий день Чарльз Алджернон Парсонс получил письмо под сургучной печатью. В послании (на гербовой бумаге, однако!) его настоятельно просили прибыть в Адмиралтейство для рассмотрения вопроса о применении его паротурбинного двигателя на британских кораблях. Вот так. Он рискнул - и выиграл. Но он никогда не согласится с тем, что это была авантюра. Нет, он предлагал настоящий "товар", просто незнакомый. И верил, что "Турбиния" не подведет. Слишком много было в нее вложено: сил и средств, мыслей, надежд, озарений...



Через несколько месяцев после "Спитхедского инцидента" на английских верфях были заложены миноносцы "Гадюка" и "Кобра" с турбинами Парсонса. Согласно контракту, скорость полного хода миноносцев должна была составлять не менее 31.5 узла. В 1900 году миноносцы были спущены на воду. Первый же выход "Гадюки" на испытания оказался триумфальным - 36.5 узла! Скорость "Кобры" оказалась на узел меньше, но ее водоизмещение составляло 390 тонн, на 20 тонн больше, чем у "Гадюки". В том же году на Всемирной выставке в Париже "Турбиния", ставшая символом "английского технического гения", опробовала воду Сены. И вновь успех был ошеломляющим, хотя Чарльз Парсонс и сетовал, что на реке невозможно показать все, на что способны его турбины и его "Турбиния".



В 1906 году на линию Ливерпуль-Нью-Йорк вышел турбинный трансатлантик "Кармания". Несколько месяцев спустя на воду были спущены два гиганта-близнеца по 38 тыс. т. каждый - "Лузитания" и "Мавритания". В церемонии спуска "Мавритании", которая была на 5 футов длиннее своей "сестры", участвовала и "прародительница" всего турбинного флота: на фоне колоссальных размеров суперлайнера "Турбиния" смотрелась скорлупкой, но держалась с достоинством.

Turbinia, built in 1894 to demonstrate the capability of steam-turbine power.

Page from 'The Rolls Royce Magazine', number 48, March 1991.

А что же "Турбиния"? Она старела, ибо ничто не вечно под луной. Но о том, чтобы окончательно списать ее со счетов, отправить в утиль, на слом, не могло быть и речи. В 1927 году "Турбиния" стала экспонатом Музея науки в Лондоне. Правда, ни один из павильонов музея не был достаточно велик для нее, и тогда "Турбинию" немного... укоротили. Конечно, это было варварство, на это без слез и смотреть было невозможно, и все же часть 32-метрового корпуса была вырезана. В 1961 году "Турбиния" отправилась в новое "путешествие" - в город Ньюкасл-на-Тайне. Там создавался политехнический музей, и "Турбиния" должна была стать его "звездой". Но воссияла она в полную силу позже, когда в 1983-1996 годах ей вернули первоначальный облик (отсутствующий фрагмент корпуса изготовили заново и "встроили" между носом и кормой) и поместили в специально возведенную для нее галерею. Там она и сейчас стоит, в музее, сверкая лаком и свежей краской, радуя глаз и заставляя вспомнить добрым словом Чарльза Алджернона Парсонса - блестящего инженера, изобретателя и все-таки немножко авантюриста.