На uCrazy 9 лет 6 месяцев
Англо-французское военно-морское соперничество. Захват Гибралтара и сражение при Малаге
Айзек Сейлмейкер «Сражение при Малаге», 1704 г.
Прибывшее на испанских галеонах серебро из Нового Света сыграло роль впрыска обогащенной смеси в военную машину Бурбонского блока. Война поглощала ресурсы в огромных количествах и в первую очередь деньги. Филиппу Анжуйскому в начале своего правления удалось подхватить едва не упавшие финансовые «штаны», постепенно утверждая власть в неспокойной Испании. Тем не менее у противостоящих Бурбонам джентльменов, и не только, созрела и оформилась вполне логичная мысль развязать войну непосредственно на Пиренейском полуострове, фактически в тылу у Людовика XIV. Безрезультатная попытка высадки у Кадиса в 1702 году говорила о необходимости более тщательной подготовки и «творческому» подходу. Памятуя о совсем недавних попытках Якова II утвердиться в Ирландии, решено было попробовать поступить аналогичным способом и в данной ситуации. Только вместо беглого короля, без особых усилий изгнанного из своей страны, решено было экспортировать не кого иного, как претендента от антифранцузской коалиции австрийского эрцгерцога Карла, для удобства наименования авансом произведенного в Карла III, короля Испании. При помощи этой фигуры противники Людовика планировали начать, без всякого сомнения, народную и, конечно же, освободительную борьбу против «узурпатора», «незаконного наследника» Филиппа Анжуйского.
Предприятие было решено начать не с испанской территории, а с предварительной высадки в Португалии. С одной стороны, имелся хороший повод по пути к испанскому престолу прочнее прикрутить к антифранцузской коалиции Лиссабон, с другой – порты этого государства являлись бы удобными пунктами снабжения предстоящей операции.
Португалия, лишь относительно недавно вновь ставшая независимым государством (некоторое время она входила в состав соседней Испании), была выгодным союзником из-за своего географического расположения. Первоначально это небольшое государство входило в сферу влияния Франции, однако знавшие уже тогда толк в дипломатических комбинациях «просвещенные мореплаватели» решили это положение исправить. В мае 1703 года английским посланником лордом Метуэном и первым министром Португалии маркизом Алегрете был подписан Лиссабонский договор (суть и результаты которого до боли напоминают подписанную чуть более чем 300 лет спустя «ассоциацию» с еще одной удивительной страной, руководителя которой тоже зовут чем-то вроде Педру). Англичане, весьма умело сыграв на стремлении короля Педру II укрепить свою независимость от Испании, не скупились на обещания помощи войсками и иными ресурсами (звонкой монетой, разумеется), всяческого покровительства, ну, и еще немного испанской землицы после победы. Для Педру II, которому, в принципе, и одного испанского короля было много, это был, как ему казалось, шанс отсидеться вдали от серьезной драки. Но англичане уже тогда были великолепными шулерами: за так называемую «помощь» португальцы допускали английский торговый капитал в свою экономику и колонии и теряли несоизмеримо больше. Фактически страна становилась вассалом Великобритании. Тем не менее договор был подписан охотно – островные благодетели казались такими добрыми и щедрыми. Очарования ситуации и аргументацию «за» прибавляла британская эскадра, случайно зашедшая в Лиссабон.
Таким образом, при весьма скромных затратах и расплывчатых гарантиях, британцы заполучили себе нового союзника. Теперь на европейской шахматной доске ход предоставлялся кандидату от самых, вне всякого сомнения, прогрессивных сил – эрцгерцогу Карлу.
Осенью 1703 года из Голландии вышла английская эскадра, на которой и находился еще один король Испании. Первая часть плана была успешно осуществлена – Португалия из относительно независимого государства стала «союзником и партнером». Разумеется, младшим. Дипломатия отошла в сторону, уступив место менее изящным, но куда более действенным аргументам в ведении дел. 12 февраля эскадра из 35 линкоров под командованием Джорджа Рука, уже набившего руку в удачных и не очень походах к Пиренейскому полуострову, прибыла в Лиссабон. Король Педру и его окружение устроили своему доблестному союзнику и партнеру пышную встречу. Стимулом для надлежащей пышности служило то, что к Руку присоединился адмирал Шовель с 23 линкорами, 68 транспортами и 9 тысячами солдат экспедиционного корпуса. Хоть Педру весьма тщательно и напористо демонстрировал свои самые искренние союзнические намерения, англичане считали, что теперь уже можно переносить войну на территорию собственно Испании с целью захватить порты и гавани, которые контролировались бы только ими, дабы снизить зависимость от португальцев.
Нельзя сказать, что французы на эти передвижения и вояжи всяческих «кандидатов» смотрели задумчиво и сонно. Узнав о выходе Рука, его попытались перехватить Брестской эскадрой, но, к несчастью, при выходе из гавани один из 25 линкоров налетел на подводную скалу и закупорил фарватер. Был шанс использовать для охоты на эрцгерцога Тулонскую эскадру, однако молодой морской министр Жером Поншартрен попросту… изъял деньги из казны, предназначенные для снаряжения 27 линейный кораблей. Что поделать, если министру срочно потребовались средства для решения своих личных вопросов? Так или иначе, а возможность перехватить англичан была упущена.
Пока министр Поншартрен подгонял доходы и расходы до приемлемых показателей, а командующий флотом Леванта (то есть, Средиземноморским) граф Тулузский склонял его на все лады, употребляя боцманский словарный запас, «просвещенные мореплаватели» осваивались на Пиренеях. Когда утихли первоначальные восторги, вызванные визитом Карла, деятельный Рук решил произвести диверсию против Барселоны. Он покинул Лиссабон с частью сил и десантным отрядом в 1800 человек. Однако Барселона была готова к обороне, и высадка англичан не удалась. Рук вскоре получил инструкции из Лондона, в которых в числе приоритетных целей ему был указан Кадис, который он так и не взял два года назад. Лезть в этот хорошо укрепленный порт откровенно не хотелось, но приказ есть приказ. В июле 1704 года англо-голландская эскадра подошла к Кадису, и, все еще не желая засовывать руку в объемное и крепкое осиное гнездо, Рук созывает военный совет на борту своего флагмана «Ройал Катерин» с характерной постановкой вопроса: «Что делать?»
Дело в том, что адмирал, как и командующий десантным отрядом солдат и морских пехотинцев в 2000 человек принц Гессен-Дармштадский, справедливо считал, что таких скромных сил явно недостаточно для штурма хорошо укрепленного города с сильным гарнизоном. Но при этом на руках имелось предписание высадиться и атаковать. Предвиденный путь к выполнению приказов был бы усеян телами в красных мундирах, чадящими кораблями, последующим судом и кое-чем похуже. Более легкий путь весьма сокращал расстояние к суду и практически гарантировал кое-что похуже. Страсти в кают-компании «Ройал Катерин» бушевали атлантическим штормом, пока кем-то (а именно вице-адмиралом Джоном Ликом, младшим флагманом) не было произнесено, да практически брошено, как спасательный круг, слово «Гибралтар». Почтенные джентльмены оживились. Было известно, что силы противника в этой крепости невелики, и наличного количества солдат хватит с лихвой для ее захвата. Конечно, налицо было явное невыполнение приказа командования. Но, с другой стороны, адмиралы надеялись, что Гибралтар – это в принципе «почти Кадис», то есть и высадятся, и захватят. Как говаривал мудрый не по годам дядя Федор, «это и охота, и зверей убивать не надо». А то, что гавань не ту выбрали, так победителей не судят.
Гибралтар – покрытый скалами узкий мыс на самом юге Пиренейского полуострова. Его исключительно выгодное географическое положение было оценено задолго до описываемых событий. Первыми, кто оборудовал здесь стоянку для своих кораблей, были великолепные мореплаватели античности финикийцы в 950 г. до н. э. Им на смену пришли карфагеняне, а потом и римляне. Но по-настоящему это место оценили арабы. 30 апреля 711 года именно в этой местности произвели высадку войска Тарика-ибн-Сеида, начавшего завоевание Испании. На важном месте был основан город Габаль-аль-Тарик. В 1160 году тут же была построена цитадель, а к 1333 году мавры построили еще более мощную крепость. 20 августа 1462 года, в последние десятилетия Реконкисты, войска Кастилии под командованием Алонсо ди Аргоса взяли мавританскую крепость штурмом. Испанские монархи придавали Гибралтару большое значение. Изабелла Кастильская (благоволившая Колумбу) наставляла удерживать эту твердыню, прикрывающую Испанию со стороны африканского берега, любой ценой. В последующие столетия его укрепления были усилены.
К описываемым событиям Гибралтар переживал не самые лучшие времена, впрочем, как и вся Испания. Экономический и военный упадок превратил сильную крепость в провинциальное захолустье. Главные укрепления представляли собой неправильный четырехугольник, восточная и южная стены упирались непосредственно в скалу, западная – в залив, а северная на перешейке была прикрыта бастионом дель Кастильо, на котором не были установлены пушки. Впрочем, не на нем одном – форты и цитадель были оборудованы площадками для установки более 150 орудий. Повышенное любопытство англичан к Кадису заставило испанцев сильно укрепить его, разоружая для этого другие крепости. Такие бедственные реалии гарнизона этого стратегического объекта навевают ассоциацию с пушкинской Белогорской крепостью. Под командованием губернатора Гибралтара дона Диего де Салинеса находилось всего 147 солдат и 250 ополченцев, вооруженных чем бог послал. Большинство из орудий, которых насчитывалось около сотни, было нацелено в сторону моря. Таким образом, с суши крепость была практически беззащитна – главным препятствием для штурмующих тут были скалы. Гарнизон испытывал большую нужду в продовольствии, и особенно в питьевой воде.
1 августа 1704 года союзный флот в составе 45 английских и 10 голландских линейных кораблей появился в виду крепости. Английские парламентеры вручили дону Салинесу два письма: первое от короля Педру II, признававшего эрцгерцога Карла королем Испании, и второе – от принца Гессен-Дармштадтского, уверявшего в самых учтивых выражениях, что союзники ничего плохого делать не будут и уйдут, как только крепость присягнет на верность Карлу II. Губернатору, в общем-то, не было никакого дела, что один чужой король признает другого самозваного короля. С таким же успехом ему могли бы сообщить о признании Карла каким-нибудь сенегальским племенным вождем. Англичанам с их «добрыми» волчьими намерениями дон Салинес вообще не верил ни на грош. Он приказал готовить Гибралтар к обороне. Пока английский десант, в ожидании ответа противной стороны и руководствуясь исключительно «мирными» намерениями, высаживался на берег, испанцы перетащили в бастион дель Кастильо шесть пушек – позиции там заняли около 70 солдат. Остальные свои очень скромные силы Салинес распределил на угрожающих участках: на перешейке за бастионом у северного и южного молов. Ядер для орудий у испанцев было просто мизерное количество, иначе можно было нанести весьма ощутимый вред кораблям противника, стоящим недалеко от берега. Для противоштурмового огня хватило бы и картечи и прочего металлического лома, заряжаемого в пушки.
2 августа дул сильный ветер, эскадра Рука не могла подойти к берегу, но для проформы произвела несколько пушечных выстрелов, показывая, что англичане ждут от испанцев «конструктивного диалога». Вечером ветер изменился, и ударная группа в составе 22 линкоров и 3 бомбардирских судов под командованием вице-адмирала Бинга подошла на дистанцию действенного огня. Решив, что противник попросту тянет время, англичане произвели несколько артиллерийских залпов. Крепость немедленно ответила. Никаких договоров и компромиссов – теперь говорили орудия.
Утром 3 августа Бинг начал бомбардировку Гибралтара, которая продолжалась примерно 6 часов. По крепости было выпущено около 1400 ядер. Собственно сами укрепления пострадали мало – разрушения имелись среди гражданских строений. Было убито и ранено примерно 50 ополченцев и полторы сотни мирных жителей. Из города начался исход гражданского населения, многие укрылись в близлежащих монастырях – Нуэстра Синьора де Европа, Сан-Хуан и других. Под прикрытием корабельных орудий и видя, что испанский огонь редок и неэффективен (малое число ядер), на северный мол Рук высаживает крупный отряд королевских морских пехотинцев под командованием кептена Уитакера. Находившееся поблизости укрепление Муэлле Нуэво защищали всего 50 ополченцев. Испанцы приняли решение отступить, но предварительно устроили англичанам неприятный сюрприз, взорвав мину. 42 англичанина были убиты, 60 – ранены. Тем не менее Уитакер взял и само укрепление, и находившийся поблизости монастырь Нуэстра Синьора де Европа, в котором укрылось много женщин и детей. Положение Гибралтара не было критическим – Гессен-Дармштадтский все еще топтался на перешейке, не решаясь штурмовать бастион дель Кастильо. Потеря Муэлле Нуэво тоже не пробивала фатальной бреши в обороне.
Однако изобретательные «просвещенные мореплаватели» подошли к делу творчески. У них имелись в запасе более существенные аргументы. В полдень дон Салинес получил новое послание, которое больше походило на ультиматум. Без особых сантиментов испанцам предлагалось сдать в крепость. В противном случае союзники угрожали при штурме перебить все мирное население. А начать его истребление они планировали с беженцев в захваченном монастыре. Налицо был грубый шантаж. Солдаты гарнизона, жены и дети которых стали фактически заложниками англичан, начали требовать от Салинеса принять условия противника, хотя крепость далеко не исчерпала возможности сопротивляться. После недолгого совещания со своими офицерами губернатор подписал почетную капитуляцию. Под барабанный бой и с развернутыми знаменами гарнизон очистил крепость. Женщины и дети из монастыря также были отпущены и ушли вместе с войсками. Захват Гибралтара, этого ключевого пункта, ворот в Средиземное море, обошелся союзникам примерно в 60 убитых и 200 раненых. Авантюра, опасно балансирующая на грани провала, обернулась военным успехом. Как знать, чем бы закончилась осада, будь у испанцев больше пушек, ядер к ним и многочисленный гарнизон. Тем не менее факт остается фактом: Гибралтар был захвачен.
Большинство мирного населения покинуло город из-за грабежей и насилия со стороны англичан и голландцев, с особым удовольствием разорявших католические монастыри. Рук оставил в крепости сильный гарнизон из почти 2 тысяч человек, снабдив их в избытке порохом, ядрами и провиантом. Обладание Гибралтаром сулило королевскому флоту многочисленные выгоды. В первую очередь он был ценен как место стоянки кораблей. Крепость позволяла оказывать влияние на всю торговлю противника, мешать беспрепятственной переброске французского флота из Средиземного моря в Атлантику. Это была не заноза – это был глубокосидящий, болезненный шип на юге Пиренейского полуострова для испанцев и их союзников, французов. Узнав о потере Гибралтара, Филипп Анжуйский приказал принять экстренные меры к его отбитию.
Не успели новые хозяева Гибралтара распаковать чемоданы и расположиться на местности, как к стенам крепости был отправлен отряд испанцев численностью около 8 тысяч человек. В скором времени к ним должны были присоединиться не менее 3 тысяч французов. Конечно, этих сил было недостаточно для штурма стремительно укрепившегося и приведенного в порядок Гибралтара. Отряд должен был выполнять блокирующие функции, пока не подойдут подкрепления с осадной артиллерией. К вытаскиванию английского шипа решили подойти комплексно – к берегам Испании был направлен флот. Казну как следует встряхнули (в таких случаях уже не до экономии), и в море из Тулона вышел практически весь флот Леванта под командованием вице-адмирала Виктора Мари д’Эстрэ в составе 50 линкоров и 10 галер. В районе Барселоны к этой группировке присоединилось 11 больших галер под командой самого графа Тулузского с 2 тысячами пехотинцев на борту.
22 августа выполнявший функции дальнего дозора английский фрегат «Центурион» заметил французский флот, двигающийся в направлении Гибралтара. Получив сведения о противнике, все еще остававшийся в районе Гибралтара Рук решил атаковать французов, желая присовокупить к победе сухопутной успех на море. Британский адмирал был уверен, что французы уклонятся от боя и попросту вернутся Тулон. Рук двинулся навстречу предполагаемому курсу вражеского флота. Он располагал 45 английскими и 10 голландскими линейными кораблями и некоторым количеством более мелких кораблей. 24 августа утром оба противоборствующих флота увидели друг друга, или, вернее, враг врага южнее испанской Малаги.
Эскадра Рука двигалась в стандартном для того времени порядке. Авангард включал 15 линкоров, 3 фрегата и 2 брандера под командованием Клаудиса Шовеля. Центр, состоящий из 26 линкоров, 4 фрегатов, 4 брандеров, 2 бомбардирских судов, вел сам Джорж Рук. Арьергард, в котором находились 12 голландских линкоров, 2 бомбардирских корабля и 1 фрегат, шел под флагом лейтенант-адмирала Калленбурга. Несмотря на то, что была весомая надежда на отступление французов, Рук выгреб из-под Гибралтара все, что можно, в том числе бомбардирские суда. Впоследствии они неплохо выручили англичан.
Французы были настроены на драку. Авангард флота Леванта состоял из 17 линейных кораблей, вне линии находились 8 испанских галер, 2 фрегата и 3 брандера. Командовал всем этим лейтенант-генерал Виллетт. Кордебаталия включала в себя 17 линейных кораблей и вне линии 1 галиот, 6 французских галер, 2 фрегата и 5 брандеров под флагом д’Эстрэ и герцога Тулузского. Замыкал линию арьергард лейтенант-генерала Ланжерона из 17 линкоров, 3 фрегатов, 2 брандеров и 8 галер.
Оба соединения из-за специфики ситуации (одни уже произвели штурм крепости, другие только к этому готовились) располагали большим количеством находившихся вне линии баталии кораблей, которые выполняли функцию поддержки. Вопреки ожиданиям Рука французы не дрогнули, а начали готовиться к бою. Англичане были на ветре и планировали стремительно сблизиться с противником, прорвать строй и вынудить к отходу. Французы стремились охватить колонну противника и поставить англо-голландский флот в два огня. Оба флота сближались, и вскоре бой завязался между авангардами – постепенно обе линии втянулись в сражение.
Интересно, что английские бомбардирские суда также принимали живейшее участие в сражении. Разрывы тяжелых мортирных бомб, если, конечно, удавалось попасть, причиняли противнику серьезные повреждения. Например, один из французских линейных кораблей из состава авангарда «Сан-Филипп» получил попадание таким снарядом в кормовую надстройку – там было складировано некоторое количество пороха и ядер для предстоящего сражения. Взрыв вызвал сильные разрушения, убил и ранил более 90 человек команды.
В целом же бой под Малагой вылился в следование в кильватерных колоннах параллельно друг другу и ведение ураганного огня на кинжальной дистанции. Длительное время исход сражения был неясен – обе стороны сражались с большим упорством и ожесточенностью, а плотность артиллерийского огня впечатляла даже ветеранов. Впоследствии Рук, побывавший во многих больших и малых боях, утверждал, что такой артиллерийской схватки ему не приходилось ранее видеть. Поврежденные французские корабли выводились из строя галерами для приведения в порядок, после чего возвращались обратно. Но огонь флота «Золотых лилий» был все-таки чуть более эффективным – ко второй половине дня 11 английских линейных кораблей вышли из боя в результате сильных повреждений, на многих кораблях подходил к концу порох, столь щедро отпущенный до этого Гибралтару из корабельных запасов. Французская линия тоже была расстроена – редкие, но весьма ощутимые попадания мортирных бомб производили страшные разрушения. Так, 60-пушечный «Серье» лишился такелажа, на нем вспыхнул пожар, корабль потерял управление. Однако вовремя подошедшая галера-«эвакуатор» отбуксировала поврежденный линкор за линию баталии, где тот смог исправить повреждения. Был бы огонь с бомбардирских кораблей более точным, французам не поздоровилось бы еще больше.
Интенсивная канонада без каких-либо изощренных тактических маневров продлилась с небольшими перерывами целый день и стихла только к 21 часу, когда арьергарды противоборствующих сторон окончательно разошлись. Оба флота были измотаны боем, у обоих было много поврежденных кораблей. После сражения голландский лейтенант-адмирал Калленбург перенес свой флаг с флагмана «Графа ван Албермарля» на «Катвийк». Оставшийся порох было решено распределить между другими голландскими кораблями, однако во время перегрузки произошел взрыв, и «Граф ван Албермарль» взлетел на воздух – погибло почти 400 человек экипажа. Это была самая крупная потеря англо-голландских сил. Их общие потери за день составили 2700 человек, убыль французов – почти 1700 личного состава. Положение Рука было серьезным: порох был на исходе, и многие корабли были не в состоянии дать новый бой. Однако на следующий день, 25 августа, атаки противника не последовало. Противники разошлись, хотя казалось, что новая битва неминуема.
26 августа на французском флагмане, 102-пушечном «Солей Руаяль», названном в честь знаменитого корабля Турвиля, состоялся военный совет. Главной темой для обсуждения был все тот же главный вопрос: «Что делать?» Большинство флагманов и командиров дивизионов высказались против сражения. Лейтенант-генерал Виллетт выразил общее мнение, что честь флота и короля спасены, и рисковать в 300 лье от Тулона – опасно. Это мнение являлось несколько странным, поскольку Рук находился даже на большем расстоянии от Гибралтара. Можно, конечно, понять другого известного француза, который спустя почти столетие в финале масштабного сражения в одной суровой и весьма недружелюбной стране заявил своим маршалам: «В нескольких тысячах лье от Парижа я не могу жертвовать своим последним резервом». Но Средиземное море на тот момент практически полностью контролировалось флотом Леванта. Адмирал д’Эстрэ был за новый бой, поскольку понимал, что ослабленного противника можно и нужно добить. Подобный беспорядок в командовании был вызван двуначалием в Тулонской эскадре: фактическое руководство осуществлял д’Эстрэ, но формально во главе флота стоял молодой граф Тулузский. Молодой человек храбро проявил себя в сражении, был ранен в руку, голову и бок и все же высказывался за бой.
Но тут наступил момент, когда у рычагов истории оказываются люди случайные, лишние и ничтожные. Проблема заключалась в том, что граф воевал под присмотром наставника в военно-морском деле, господина д’О, главным достоинством которого была непомерная спесь и высокомерие. Ни разу не бывший в море и не командовавший ничем крупнее личной ванны, этот эксперт, назначенный на такой важный пост, считал себя вправе вмешиваться в командование флотом, не имея на это никаких прав. Сухопутный гигант морских мыслей вызывал у адмиралов острую неприязнь, так что в случае выбора между награждением орденом Святого Людовика и возможностью безнаказанно протащить господина д’О под килем принять решение было бы очень нелегко. Так или иначе, господин наставник, присутствующий на совете, сославшись на инструкции от самого короля, призвал организовать голосование (!) – давать бой или нет. К большому огорчению д’Эстрэ, большинство высказалось против сражения. Блестящий случай добить англо-голландский флот, наглухо закупорить с моря Гибралтар, лишив его подвоза и тем самым вынуждая к неминуемой капитуляции, был упущен. Больше такой возможности французам не представилось. Флот вернулся в Тулон.
Обе стороны приписывали победу у Малаги себе, однако, со стратегической точки зрения на ситуацию, успех, несомненно, принадлежал Руку, несмотря на менее удачное (по потерям) окончание битвы. Союзный флот восстановил боеспособность, он мог снабжать гарнизон Гибралтара всем необходимым и впредь. Осада крепости без морского блокирования была более чем проблематична. Война за Испанское наследство продолжалась, шпаги еще были остры, ядра раскалены, а рукава дорогих камзолов все так же пропитывались кровью.
Борьба за Скалу будет долгой и упорной весь XVIII век, но над ней до сих пор высокомерно развевается британский «Юнион Джек».
Предприятие было решено начать не с испанской территории, а с предварительной высадки в Португалии. С одной стороны, имелся хороший повод по пути к испанскому престолу прочнее прикрутить к антифранцузской коалиции Лиссабон, с другой – порты этого государства являлись бы удобными пунктами снабжения предстоящей операции.
Новые «партнеры» Португалии
Португалия, лишь относительно недавно вновь ставшая независимым государством (некоторое время она входила в состав соседней Испании), была выгодным союзником из-за своего географического расположения. Первоначально это небольшое государство входило в сферу влияния Франции, однако знавшие уже тогда толк в дипломатических комбинациях «просвещенные мореплаватели» решили это положение исправить. В мае 1703 года английским посланником лордом Метуэном и первым министром Португалии маркизом Алегрете был подписан Лиссабонский договор (суть и результаты которого до боли напоминают подписанную чуть более чем 300 лет спустя «ассоциацию» с еще одной удивительной страной, руководителя которой тоже зовут чем-то вроде Педру). Англичане, весьма умело сыграв на стремлении короля Педру II укрепить свою независимость от Испании, не скупились на обещания помощи войсками и иными ресурсами (звонкой монетой, разумеется), всяческого покровительства, ну, и еще немного испанской землицы после победы. Для Педру II, которому, в принципе, и одного испанского короля было много, это был, как ему казалось, шанс отсидеться вдали от серьезной драки. Но англичане уже тогда были великолепными шулерами: за так называемую «помощь» португальцы допускали английский торговый капитал в свою экономику и колонии и теряли несоизмеримо больше. Фактически страна становилась вассалом Великобритании. Тем не менее договор был подписан охотно – островные благодетели казались такими добрыми и щедрыми. Очарования ситуации и аргументацию «за» прибавляла британская эскадра, случайно зашедшая в Лиссабон.
Педру II, король Португалии
Таким образом, при весьма скромных затратах и расплывчатых гарантиях, британцы заполучили себе нового союзника. Теперь на европейской шахматной доске ход предоставлялся кандидату от самых, вне всякого сомнения, прогрессивных сил – эрцгерцогу Карлу.
Осенью 1703 года из Голландии вышла английская эскадра, на которой и находился еще один король Испании. Первая часть плана была успешно осуществлена – Португалия из относительно независимого государства стала «союзником и партнером». Разумеется, младшим. Дипломатия отошла в сторону, уступив место менее изящным, но куда более действенным аргументам в ведении дел. 12 февраля эскадра из 35 линкоров под командованием Джорджа Рука, уже набившего руку в удачных и не очень походах к Пиренейскому полуострову, прибыла в Лиссабон. Король Педру и его окружение устроили своему доблестному союзнику и партнеру пышную встречу. Стимулом для надлежащей пышности служило то, что к Руку присоединился адмирал Шовель с 23 линкорами, 68 транспортами и 9 тысячами солдат экспедиционного корпуса. Хоть Педру весьма тщательно и напористо демонстрировал свои самые искренние союзнические намерения, англичане считали, что теперь уже можно переносить войну на территорию собственно Испании с целью захватить порты и гавани, которые контролировались бы только ими, дабы снизить зависимость от португальцев.
Нельзя сказать, что французы на эти передвижения и вояжи всяческих «кандидатов» смотрели задумчиво и сонно. Узнав о выходе Рука, его попытались перехватить Брестской эскадрой, но, к несчастью, при выходе из гавани один из 25 линкоров налетел на подводную скалу и закупорил фарватер. Был шанс использовать для охоты на эрцгерцога Тулонскую эскадру, однако молодой морской министр Жером Поншартрен попросту… изъял деньги из казны, предназначенные для снаряжения 27 линейный кораблей. Что поделать, если министру срочно потребовались средства для решения своих личных вопросов? Так или иначе, а возможность перехватить англичан была упущена.
Пока министр Поншартрен подгонял доходы и расходы до приемлемых показателей, а командующий флотом Леванта (то есть, Средиземноморским) граф Тулузский склонял его на все лады, употребляя боцманский словарный запас, «просвещенные мореплаватели» осваивались на Пиренеях. Когда утихли первоначальные восторги, вызванные визитом Карла, деятельный Рук решил произвести диверсию против Барселоны. Он покинул Лиссабон с частью сил и десантным отрядом в 1800 человек. Однако Барселона была готова к обороне, и высадка англичан не удалась. Рук вскоре получил инструкции из Лондона, в которых в числе приоритетных целей ему был указан Кадис, который он так и не взял два года назад. Лезть в этот хорошо укрепленный порт откровенно не хотелось, но приказ есть приказ. В июле 1704 года англо-голландская эскадра подошла к Кадису, и, все еще не желая засовывать руку в объемное и крепкое осиное гнездо, Рук созывает военный совет на борту своего флагмана «Ройал Катерин» с характерной постановкой вопроса: «Что делать?»
Командующий английским десантным отрядом
принц Гессен-Дармштадтский
принц Гессен-Дармштадтский
Дело в том, что адмирал, как и командующий десантным отрядом солдат и морских пехотинцев в 2000 человек принц Гессен-Дармштадский, справедливо считал, что таких скромных сил явно недостаточно для штурма хорошо укрепленного города с сильным гарнизоном. Но при этом на руках имелось предписание высадиться и атаковать. Предвиденный путь к выполнению приказов был бы усеян телами в красных мундирах, чадящими кораблями, последующим судом и кое-чем похуже. Более легкий путь весьма сокращал расстояние к суду и практически гарантировал кое-что похуже. Страсти в кают-компании «Ройал Катерин» бушевали атлантическим штормом, пока кем-то (а именно вице-адмиралом Джоном Ликом, младшим флагманом) не было произнесено, да практически брошено, как спасательный круг, слово «Гибралтар». Почтенные джентльмены оживились. Было известно, что силы противника в этой крепости невелики, и наличного количества солдат хватит с лихвой для ее захвата. Конечно, налицо было явное невыполнение приказа командования. Но, с другой стороны, адмиралы надеялись, что Гибралтар – это в принципе «почти Кадис», то есть и высадятся, и захватят. Как говаривал мудрый не по годам дядя Федор, «это и охота, и зверей убивать не надо». А то, что гавань не ту выбрали, так победителей не судят.
Скала
Гибралтар – покрытый скалами узкий мыс на самом юге Пиренейского полуострова. Его исключительно выгодное географическое положение было оценено задолго до описываемых событий. Первыми, кто оборудовал здесь стоянку для своих кораблей, были великолепные мореплаватели античности финикийцы в 950 г. до н. э. Им на смену пришли карфагеняне, а потом и римляне. Но по-настоящему это место оценили арабы. 30 апреля 711 года именно в этой местности произвели высадку войска Тарика-ибн-Сеида, начавшего завоевание Испании. На важном месте был основан город Габаль-аль-Тарик. В 1160 году тут же была построена цитадель, а к 1333 году мавры построили еще более мощную крепость. 20 августа 1462 года, в последние десятилетия Реконкисты, войска Кастилии под командованием Алонсо ди Аргоса взяли мавританскую крепость штурмом. Испанские монархи придавали Гибралтару большое значение. Изабелла Кастильская (благоволившая Колумбу) наставляла удерживать эту твердыню, прикрывающую Испанию со стороны африканского берега, любой ценой. В последующие столетия его укрепления были усилены.
К описываемым событиям Гибралтар переживал не самые лучшие времена, впрочем, как и вся Испания. Экономический и военный упадок превратил сильную крепость в провинциальное захолустье. Главные укрепления представляли собой неправильный четырехугольник, восточная и южная стены упирались непосредственно в скалу, западная – в залив, а северная на перешейке была прикрыта бастионом дель Кастильо, на котором не были установлены пушки. Впрочем, не на нем одном – форты и цитадель были оборудованы площадками для установки более 150 орудий. Повышенное любопытство англичан к Кадису заставило испанцев сильно укрепить его, разоружая для этого другие крепости. Такие бедственные реалии гарнизона этого стратегического объекта навевают ассоциацию с пушкинской Белогорской крепостью. Под командованием губернатора Гибралтара дона Диего де Салинеса находилось всего 147 солдат и 250 ополченцев, вооруженных чем бог послал. Большинство из орудий, которых насчитывалось около сотни, было нацелено в сторону моря. Таким образом, с суши крепость была практически беззащитна – главным препятствием для штурмующих тут были скалы. Гарнизон испытывал большую нужду в продовольствии, и особенно в питьевой воде.
1 августа 1704 года союзный флот в составе 45 английских и 10 голландских линейных кораблей появился в виду крепости. Английские парламентеры вручили дону Салинесу два письма: первое от короля Педру II, признававшего эрцгерцога Карла королем Испании, и второе – от принца Гессен-Дармштадтского, уверявшего в самых учтивых выражениях, что союзники ничего плохого делать не будут и уйдут, как только крепость присягнет на верность Карлу II. Губернатору, в общем-то, не было никакого дела, что один чужой король признает другого самозваного короля. С таким же успехом ему могли бы сообщить о признании Карла каким-нибудь сенегальским племенным вождем. Англичанам с их «добрыми» волчьими намерениями дон Салинес вообще не верил ни на грош. Он приказал готовить Гибралтар к обороне. Пока английский десант, в ожидании ответа противной стороны и руководствуясь исключительно «мирными» намерениями, высаживался на берег, испанцы перетащили в бастион дель Кастильо шесть пушек – позиции там заняли около 70 солдат. Остальные свои очень скромные силы Салинес распределил на угрожающих участках: на перешейке за бастионом у северного и южного молов. Ядер для орудий у испанцев было просто мизерное количество, иначе можно было нанести весьма ощутимый вред кораблям противника, стоящим недалеко от берега. Для противоштурмового огня хватило бы и картечи и прочего металлического лома, заряжаемого в пушки.
Схема взятия Гибралтара
2 августа дул сильный ветер, эскадра Рука не могла подойти к берегу, но для проформы произвела несколько пушечных выстрелов, показывая, что англичане ждут от испанцев «конструктивного диалога». Вечером ветер изменился, и ударная группа в составе 22 линкоров и 3 бомбардирских судов под командованием вице-адмирала Бинга подошла на дистанцию действенного огня. Решив, что противник попросту тянет время, англичане произвели несколько артиллерийских залпов. Крепость немедленно ответила. Никаких договоров и компромиссов – теперь говорили орудия.
Утром 3 августа Бинг начал бомбардировку Гибралтара, которая продолжалась примерно 6 часов. По крепости было выпущено около 1400 ядер. Собственно сами укрепления пострадали мало – разрушения имелись среди гражданских строений. Было убито и ранено примерно 50 ополченцев и полторы сотни мирных жителей. Из города начался исход гражданского населения, многие укрылись в близлежащих монастырях – Нуэстра Синьора де Европа, Сан-Хуан и других. Под прикрытием корабельных орудий и видя, что испанский огонь редок и неэффективен (малое число ядер), на северный мол Рук высаживает крупный отряд королевских морских пехотинцев под командованием кептена Уитакера. Находившееся поблизости укрепление Муэлле Нуэво защищали всего 50 ополченцев. Испанцы приняли решение отступить, но предварительно устроили англичанам неприятный сюрприз, взорвав мину. 42 англичанина были убиты, 60 – ранены. Тем не менее Уитакер взял и само укрепление, и находившийся поблизости монастырь Нуэстра Синьора де Европа, в котором укрылось много женщин и детей. Положение Гибралтара не было критическим – Гессен-Дармштадтский все еще топтался на перешейке, не решаясь штурмовать бастион дель Кастильо. Потеря Муэлле Нуэво тоже не пробивала фатальной бреши в обороне.
Однако изобретательные «просвещенные мореплаватели» подошли к делу творчески. У них имелись в запасе более существенные аргументы. В полдень дон Салинес получил новое послание, которое больше походило на ультиматум. Без особых сантиментов испанцам предлагалось сдать в крепость. В противном случае союзники угрожали при штурме перебить все мирное население. А начать его истребление они планировали с беженцев в захваченном монастыре. Налицо был грубый шантаж. Солдаты гарнизона, жены и дети которых стали фактически заложниками англичан, начали требовать от Салинеса принять условия противника, хотя крепость далеко не исчерпала возможности сопротивляться. После недолгого совещания со своими офицерами губернатор подписал почетную капитуляцию. Под барабанный бой и с развернутыми знаменами гарнизон очистил крепость. Женщины и дети из монастыря также были отпущены и ушли вместе с войсками. Захват Гибралтара, этого ключевого пункта, ворот в Средиземное море, обошелся союзникам примерно в 60 убитых и 200 раненых. Авантюра, опасно балансирующая на грани провала, обернулась военным успехом. Как знать, чем бы закончилась осада, будь у испанцев больше пушек, ядер к ним и многочисленный гарнизон. Тем не менее факт остается фактом: Гибралтар был захвачен.
Большинство мирного населения покинуло город из-за грабежей и насилия со стороны англичан и голландцев, с особым удовольствием разорявших католические монастыри. Рук оставил в крепости сильный гарнизон из почти 2 тысяч человек, снабдив их в избытке порохом, ядрами и провиантом. Обладание Гибралтаром сулило королевскому флоту многочисленные выгоды. В первую очередь он был ценен как место стоянки кораблей. Крепость позволяла оказывать влияние на всю торговлю противника, мешать беспрепятственной переброске французского флота из Средиземного моря в Атлантику. Это была не заноза – это был глубокосидящий, болезненный шип на юге Пиренейского полуострова для испанцев и их союзников, французов. Узнав о потере Гибралтара, Филипп Анжуйский приказал принять экстренные меры к его отбитию.
Бой у Малаги, или Для чего нужны наставники
Не успели новые хозяева Гибралтара распаковать чемоданы и расположиться на местности, как к стенам крепости был отправлен отряд испанцев численностью около 8 тысяч человек. В скором времени к ним должны были присоединиться не менее 3 тысяч французов. Конечно, этих сил было недостаточно для штурма стремительно укрепившегося и приведенного в порядок Гибралтара. Отряд должен был выполнять блокирующие функции, пока не подойдут подкрепления с осадной артиллерией. К вытаскиванию английского шипа решили подойти комплексно – к берегам Испании был направлен флот. Казну как следует встряхнули (в таких случаях уже не до экономии), и в море из Тулона вышел практически весь флот Леванта под командованием вице-адмирала Виктора Мари д’Эстрэ в составе 50 линкоров и 10 галер. В районе Барселоны к этой группировке присоединилось 11 больших галер под командой самого графа Тулузского с 2 тысячами пехотинцев на борту.
22 августа выполнявший функции дальнего дозора английский фрегат «Центурион» заметил французский флот, двигающийся в направлении Гибралтара. Получив сведения о противнике, все еще остававшийся в районе Гибралтара Рук решил атаковать французов, желая присовокупить к победе сухопутной успех на море. Британский адмирал был уверен, что французы уклонятся от боя и попросту вернутся Тулон. Рук двинулся навстречу предполагаемому курсу вражеского флота. Он располагал 45 английскими и 10 голландскими линейными кораблями и некоторым количеством более мелких кораблей. 24 августа утром оба противоборствующих флота увидели друг друга, или, вернее, враг врага южнее испанской Малаги.
Эскадра Рука двигалась в стандартном для того времени порядке. Авангард включал 15 линкоров, 3 фрегата и 2 брандера под командованием Клаудиса Шовеля. Центр, состоящий из 26 линкоров, 4 фрегатов, 4 брандеров, 2 бомбардирских судов, вел сам Джорж Рук. Арьергард, в котором находились 12 голландских линкоров, 2 бомбардирских корабля и 1 фрегат, шел под флагом лейтенант-адмирала Калленбурга. Несмотря на то, что была весомая надежда на отступление французов, Рук выгреб из-под Гибралтара все, что можно, в том числе бомбардирские суда. Впоследствии они неплохо выручили англичан.
Французы были настроены на драку. Авангард флота Леванта состоял из 17 линейных кораблей, вне линии находились 8 испанских галер, 2 фрегата и 3 брандера. Командовал всем этим лейтенант-генерал Виллетт. Кордебаталия включала в себя 17 линейных кораблей и вне линии 1 галиот, 6 французских галер, 2 фрегата и 5 брандеров под флагом д’Эстрэ и герцога Тулузского. Замыкал линию арьергард лейтенант-генерала Ланжерона из 17 линкоров, 3 фрегатов, 2 брандеров и 8 галер.
Оба соединения из-за специфики ситуации (одни уже произвели штурм крепости, другие только к этому готовились) располагали большим количеством находившихся вне линии баталии кораблей, которые выполняли функцию поддержки. Вопреки ожиданиям Рука французы не дрогнули, а начали готовиться к бою. Англичане были на ветре и планировали стремительно сблизиться с противником, прорвать строй и вынудить к отходу. Французы стремились охватить колонну противника и поставить англо-голландский флот в два огня. Оба флота сближались, и вскоре бой завязался между авангардами – постепенно обе линии втянулись в сражение.
Интересно, что английские бомбардирские суда также принимали живейшее участие в сражении. Разрывы тяжелых мортирных бомб, если, конечно, удавалось попасть, причиняли противнику серьезные повреждения. Например, один из французских линейных кораблей из состава авангарда «Сан-Филипп» получил попадание таким снарядом в кормовую надстройку – там было складировано некоторое количество пороха и ядер для предстоящего сражения. Взрыв вызвал сильные разрушения, убил и ранил более 90 человек команды.
В целом же бой под Малагой вылился в следование в кильватерных колоннах параллельно друг другу и ведение ураганного огня на кинжальной дистанции. Длительное время исход сражения был неясен – обе стороны сражались с большим упорством и ожесточенностью, а плотность артиллерийского огня впечатляла даже ветеранов. Впоследствии Рук, побывавший во многих больших и малых боях, утверждал, что такой артиллерийской схватки ему не приходилось ранее видеть. Поврежденные французские корабли выводились из строя галерами для приведения в порядок, после чего возвращались обратно. Но огонь флота «Золотых лилий» был все-таки чуть более эффективным – ко второй половине дня 11 английских линейных кораблей вышли из боя в результате сильных повреждений, на многих кораблях подходил к концу порох, столь щедро отпущенный до этого Гибралтару из корабельных запасов. Французская линия тоже была расстроена – редкие, но весьма ощутимые попадания мортирных бомб производили страшные разрушения. Так, 60-пушечный «Серье» лишился такелажа, на нем вспыхнул пожар, корабль потерял управление. Однако вовремя подошедшая галера-«эвакуатор» отбуксировала поврежденный линкор за линию баталии, где тот смог исправить повреждения. Был бы огонь с бомбардирских кораблей более точным, французам не поздоровилось бы еще больше.
Интенсивная канонада без каких-либо изощренных тактических маневров продлилась с небольшими перерывами целый день и стихла только к 21 часу, когда арьергарды противоборствующих сторон окончательно разошлись. Оба флота были измотаны боем, у обоих было много поврежденных кораблей. После сражения голландский лейтенант-адмирал Калленбург перенес свой флаг с флагмана «Графа ван Албермарля» на «Катвийк». Оставшийся порох было решено распределить между другими голландскими кораблями, однако во время перегрузки произошел взрыв, и «Граф ван Албермарль» взлетел на воздух – погибло почти 400 человек экипажа. Это была самая крупная потеря англо-голландских сил. Их общие потери за день составили 2700 человек, убыль французов – почти 1700 личного состава. Положение Рука было серьезным: порох был на исходе, и многие корабли были не в состоянии дать новый бой. Однако на следующий день, 25 августа, атаки противника не последовало. Противники разошлись, хотя казалось, что новая битва неминуема.
Луи-Александр де Бурбон, граф Тулузский
26 августа на французском флагмане, 102-пушечном «Солей Руаяль», названном в честь знаменитого корабля Турвиля, состоялся военный совет. Главной темой для обсуждения был все тот же главный вопрос: «Что делать?» Большинство флагманов и командиров дивизионов высказались против сражения. Лейтенант-генерал Виллетт выразил общее мнение, что честь флота и короля спасены, и рисковать в 300 лье от Тулона – опасно. Это мнение являлось несколько странным, поскольку Рук находился даже на большем расстоянии от Гибралтара. Можно, конечно, понять другого известного француза, который спустя почти столетие в финале масштабного сражения в одной суровой и весьма недружелюбной стране заявил своим маршалам: «В нескольких тысячах лье от Парижа я не могу жертвовать своим последним резервом». Но Средиземное море на тот момент практически полностью контролировалось флотом Леванта. Адмирал д’Эстрэ был за новый бой, поскольку понимал, что ослабленного противника можно и нужно добить. Подобный беспорядок в командовании был вызван двуначалием в Тулонской эскадре: фактическое руководство осуществлял д’Эстрэ, но формально во главе флота стоял молодой граф Тулузский. Молодой человек храбро проявил себя в сражении, был ранен в руку, голову и бок и все же высказывался за бой.
Но тут наступил момент, когда у рычагов истории оказываются люди случайные, лишние и ничтожные. Проблема заключалась в том, что граф воевал под присмотром наставника в военно-морском деле, господина д’О, главным достоинством которого была непомерная спесь и высокомерие. Ни разу не бывший в море и не командовавший ничем крупнее личной ванны, этот эксперт, назначенный на такой важный пост, считал себя вправе вмешиваться в командование флотом, не имея на это никаких прав. Сухопутный гигант морских мыслей вызывал у адмиралов острую неприязнь, так что в случае выбора между награждением орденом Святого Людовика и возможностью безнаказанно протащить господина д’О под килем принять решение было бы очень нелегко. Так или иначе, господин наставник, присутствующий на совете, сославшись на инструкции от самого короля, призвал организовать голосование (!) – давать бой или нет. К большому огорчению д’Эстрэ, большинство высказалось против сражения. Блестящий случай добить англо-голландский флот, наглухо закупорить с моря Гибралтар, лишив его подвоза и тем самым вынуждая к неминуемой капитуляции, был упущен. Больше такой возможности французам не представилось. Флот вернулся в Тулон.
Обе стороны приписывали победу у Малаги себе, однако, со стратегической точки зрения на ситуацию, успех, несомненно, принадлежал Руку, несмотря на менее удачное (по потерям) окончание битвы. Союзный флот восстановил боеспособность, он мог снабжать гарнизон Гибралтара всем необходимым и впредь. Осада крепости без морского блокирования была более чем проблематична. Война за Испанское наследство продолжалась, шпаги еще были остры, ядра раскалены, а рукава дорогих камзолов все так же пропитывались кровью.
Борьба за Скалу будет долгой и упорной весь XVIII век, но над ней до сих пор высокомерно развевается британский «Юнион Джек».
Комментарии2
