Только секс и ничего личного

Но Ольга не сдавалась и, наконец, родила. После нескольких выкидышей и тяжелой беременности. Теперь он не мог представить себе жизни без Настены. И когда по вечерам она забиралась к нему на колени и он вдыхал запах светлых волосенок на макушке… За этот запах он был готов отдать всех своих баб - сколько их у него было и сколько еще будет.

А было их немало. Ольга наверняка догадывалась, но закрывала глаза. А он… Он просто не мог по-другому. Надеялся, что с рождением Настены успокоится. Продержался год. И все опять пошло по накатанной - случайные подружки, проститутки, более-менее постоянные любовницы. Он старался быть честным, предупреждал, если отношения начинали приобретать угрожающе затяжной характер: семья - это святое. Хорошо, что Полина заговорила об этом первой.

Полина… Не хватало ей легкости, простоты. А вот умение добиваться поставленной цели - это было. Он и сам посматривал на нее с интересом на той вечеринке у Машки. Полина пришла с мужем. Странная пара: ей двадцать восемь, ему - двадцать пять. Совсем еще пацан. Вялый какой-то. Машка вытащила его в коридор, свистящим шепотом пыталась рассказать об этих двоих какую-то романтическую историю. Он был изрядно пьян и мало что запомнил: мальчик-музыкант, долго сидел на наркотиках, Полина его вытащила, потом - его неудачная попытка самоубийства, потом они что ли поженились… Так и возится с ним пятый год.

"Он без меня пропадет" -- это все, что удалось вытащить из Полины даже когда их отношения стали ну очень близкими. По ее тону он понял, что эту тему лучше не поднимать. Итак, "ничего личного". В том числе - никаких разговоров о семьях. Его это устраивало.

Полина оказалась на удивление талантливой любовницей. Неестественность ситуации сгладилась всего за несколько встреч. И он с удовольствием окунулся в эту связь. Полина быстро и охотно училась, а ему было чему ее научить. Они весело освоили с десяток поз, потом пошли игрушки из секс-шопа. Полина расцветала на глазах, становилась смелее, откровеннее в ласках. В какой-то момент ему удалось уговорить ее попробовать секс втроем. Как ни странно, больше, чем предполагаемый разврат ее пугала мысль, что об ее измене узнает кто-то еще.

-- Саша этого не переживет.
-- Полинка, брось! Егор - нормальный мужик, ему самому лишняя реклама не нужна. И вообще, он в Москве появляется раз в полгода. Потом уедет - ты про него и не вспомнишь.
Егор должен был появиться через пару месяцев. Он надеялся, что Полина за это время дозреет. Действительно, наилучший вариант. Однокашник, собутыльник, проверенный компаньон в походах по бабам. Они давно знали друг друга, частенько брали по девице и куролесили сутками, меняясь партнершами. Или делили одну на двоих, не комплексуя друг перед другом. Не мальчики, слава богу, чтобы пиписьками меряться.
А тем временем как-то сама собой отпала необходимость в дополнительной стимуляции, во всех этих игрушках, в очень уж изощренных позах. Им было хорошо вместе. Хороший секс. Очень хороший.

Когда же в их отношениях появилось "личное"? Может быть, когда он впервые решил подбросить ее на машине до метро? Они заболтались, взяли по банке пива, выпили прямо в машине. Скоро это стало традицией - он довозил ее, они покупали пиво, понемногу отхлебывали, болтали… Иногда - по нескольку часов, так и не вылезая из припаркованного у метро "Опеля". Потом он обнаружил, что пива они выпивают все больше, и он все неохотнее отпускает ее домой. С ней было приятно напиваться, почти как с Егором. Она слушала, очень внимательно, когда нужно - молчала, когда нужно - говорила сама.

А потом началось что-то уж совсем непонятное. С какого-то момента говорить больше не хотелось. На них опять накатывало желание - сколько бы они не занимались до этого сексом у него дома. Он лез ей под юбку, она ласкала его сквозь ткань брюк, иногда он не выдерживал, перегонял машину в какой-нибудь угол потемнее, к гаражам, и опять брал ее. Они ухитрялись уместиться на заднем сидении, и этот быстрый секс доставлял обоим больше удовольствия, чем все его придумки еще час назад. Если было слишком уж многолюдно, он загонял "Опель" в гараж, включал фары, она упиралась руками о капот, а он задирал на ней юбку и входил сзади. Иногда не мог кончить, но это было не важно.
А еще они начали целоваться. У него дома они никогда не целовались. Даже не тянуло. А вот в машине… Первый раз он был очень пьян, помнится, пытался объяснить ей что-то важное, про нее, про себя… Неожиданно остановился и попросил:
-- Поцелуй меня.

Она поцеловала. Они долго не могли оторваться друг от друга, он играл ее языком, потом она посасывала его нижнюю губу… Наконец, они остановились, перевели дыхание, она произнесла:
-- Мед и молоко под языком твоим. - И замолчала.
Это было как удар. Что-то накатило, сердце остановилось на мгновение, а когда пошло снова, ритм его навсегда изменился. Сто лет назад, в Феодосии, девушка, возлюбленная, как никакая другая возлюблена уже не будет, сказала ему то же самое. Они читали друг другу "Песнь Песней" и верили, что будут жить вечно. А потом она ушла. И унесла что-то, что могло бы вносить в его отношения с женщинами "личное".

В тот вечер он прогнал Полину и напился в машине сам, да так, что не рискнул сесть за руль, побрел домой пешком. Видимо, у него было такое лицо, что Ольга не стала его ни о чем спрашивать, просто помогла раздеться и лечь. Он не заснул - провалился в какое-то забытье, где шумело море и пахло кипарисами.
Он потом долго не мог заставить себя позвонить Полине. Она позвонила сама, и встречи возобновились. Только целовались они теперь все чаще, и он все больше пил, чтобы не думать, чтобы не понять что-то ненароком.
А потом позвонил Егор.
-- Я в Москве. Не передумал?
Этот звонок его отрезвил. Сразу стало легко и просто. Как в самом начале. Он набрал телефон Полины, долго и со вкусом описывал ей, какой потрясающий секс их ожидает. Назначил время.

Полина приехала, от нее пахло чем-то спиртным. Они занялись сексом по уже привычной программе, она расслабилась, загорелась… Даже не вздрогнула, когда раздался звонок в дверь, только потянулась за футболкой, натянула на голое тело. Он накинул халат и пошел встречать Егора.
Егор, как всегда, был шумен и весел. Быстро принял душ, обмотался полотенцем, присоединился к ним. Они сидели на полу, пили виски. Полина все больше пьянела, смеялась шуткам Егора, которые становились все рискованней…
Он не заметил, когда Егор перебрался поближе к Полине. Как-то слишком уж по-хозяйски обнял ее за плечи, начал гладить грудь сквозь тонкую ткань футболки. Полина закрыла глаза…

И почти сразу открыла. Посмотрела на него в упор. Он отвел взгляд.
Егор каким-то шестым чувством уловил повисшее в воздухе напряжение. Спросил преувеличенно бодрым тоном:
-- Эй, ребятки, что за дела?

Начал стаскивать с Полины футболку. Она не сопротивлялась, просто продолжала смотреть в упор. Он с трудом поднял глаза, увидел, что она вот-вот заплачет.
Егор, наконец, раздел Полину, потянулся к ее груди, начал ласкать соски, покусывать их. Полина оставалась безучастной, только смотрела на него поверх головы Егора.
-- Убери от нее руки. - Его самого поразило, с какой яростью прозвучали эти слова.
Егор удивленно оглянулся, перевел взгляд на Полину, кажется, начал что-то понимать.
-- Идиот, ты что? Не думаешь про Ольгу, хоть про Настю подумай!
-- Уйди.

Егор хотел сказать что-то еще, но не стал. Все-таки они хорошо знали друг друга. Быстро оделся и исчез, хлопнув на прощанье дверью.
Он вышел из комнаты, проверил, закрыта ли дверь. Когда вернулся, обнаружил, что Полина по-прежнему сидит на полу. Она только сменила позу -- подтянула колени к подбородку, обхватила их руками, спрятала лицо в кольце рук. Плечи слегка вздрагивали. Он сел рядом, обнял. Она повернулась к нему, уткнулась куда-то в ключицу. Ключица сразу стала мокрой. Некоторое время они сидели неподвижно, словно боясь что-то спугнуть.

-- Что же мы с тобой наделали, девочка моя, что же мы наделали, -- шептал он, и с ужасом понимал, что имеет в виду не то, что происходило здесь последние несколько часов. Что? Наверное, то, что начало происходить между ними, когда они впервые поцеловались. Он тихонько раскачивался, словно убаюкивая их обоих. Вдыхал запах ее волос, теперь точно зная, что не сможет ее отпустить -- никогда - из своей жизни. - Что же мы наделали…