Пришлый
- Слушай, ну и как теперь рапорт писать? - зло спросил Николай. Он вышел на крыльцо и теперь стоял, широко расставив ноги в кирзовых сапогах. Замызганный, испачканный грязью кожаный плащ хлопал по тощим ногам. От Николая пахло соляркой и кровью.
Артем не ответил - сидел, курил, пуская в темнеющее небо колечки дыма. Дробовик он примостил на коленях так, что ствол глядел на пустынную дорогу, по которой ветер гонял палые листья с яблонь.
- Что писать-то будем? - громче повторил Николай. Он стукнул окованным прикладом об доски крыльца, сел рядом. Серебряные кресты, нашитые на плащ, тихонько звякнули, коснувшись ружейного ствола. Артем покосился на него, но опять ничего не ответил, добивая папиросу до картонного мундштука. Сзади загромыхали шаги. Митяй Шалый, здоровенный парень из отряда прикрытия, появился в дверях, сгибаясь под тяжестью старого сундука. Потемневшая, обугленная в нескольких местах крышка была пробита несколькими серебряными гвоздями, вместо замка в щеколде болтался железный прут, скрученный сложным узлом.
- Куда его? - пробасил Шалый.
Митяй сбежал по ступенькам, ухнул, перехватил сундук поудобнее и пропал за углом.
- Здоровый, - тускло сказал Артем, - и никаких проблем у парня. Сказано - сделано. Помнишь, как в Липовках он в одиночку колодец своротил, когда оттуда поперло...?
- Ты зубы мне не заговаривай, - громким шепотом сказал Николай, оглянувшись через плечо. Он коротко матюгнулся, заметив, как из окна в траву сиганула серая кошка - грязная, мокрая, с круглыми от страха глазами.
- Ну, мать вашу, чистильщики-спецы... Артем, ты хорошо понимаешь? Мы же его упустили! У нас какой приказ был? А? Ни одного не оставлять! Брошенная деревня, выморочная, все жители полегли от холеры...
- От оспы, - устало сказал Артем. Он достал из кармана горсть патронов и сейчас не спеша загонял их в дробовик - щелк, щелк, щелк.
- Да плевать! Хоть от чумы! И кто остался? Домовые остались. Знаешь, что такое выморочный домовик? Тварь хуже некуда. Не успокоится, пока себе нового хозяина не найдет, а потом еще одного, еще... И всех в гроб загонит, понял? Да зачем я тебе это рассказываю... Как сейчас в рапорте писать? "Боец вверенного мне подразделения Артем Хворостов не выполнил прямой приказ..."
- Коля, - Артем опустил дробовик, который железно чавкнул, проглотив последний патрон, - пиши как хочешь. Я этому домовику в глаза смотрел. Ты его сам видел?
- Зачем? Я что, раньше на таких не насмотрелся? Рваный весь как тряпка, только глаза горят.
- А зря.
- Что? - не понял Николай. Он вертел в исцарапанных пальцах коробок спичек, нетерпеливо поглядывая то на Артема, то на чернеющий дверной проем.
- Зря не поглядел. Я на него дробовик наставил, в упор прямо. А он к стене прижался, руки выставил вперед и смотрит. Худой весь, борода клочками, шея тонкая, а на ладонях мозоли...
- Разжалобил он тебя? - оскалился Николай. Артем спокойно посмотрел на него.
- А потом он рванину свою распахнул, а под ней - пиджачишко. Обтерханный весь, продранный, серого габардина. И на кармане - орденские планки. Стоит, пиджачок в горсть сгреб и в мою сторону тычет - мол, забери, сынок, не пропадать же.
Николай, не донеся до рта фляжку, застыл столбом.
- Это как так? - пробормотал он.
- А вот так. Я, Коля, такие планки с одного взгляда узнаю. Дед такие же носил. Полная колодка орденов Славы, вот что на пиджачишке было, понял? Ты бы выстрелил? - Артем поднялся с крыльца. Николай встал следом, сутулый и растерянный.
- Вот же едрить его... - он почесал густую щетину на кадыке, - а ты не ошибся?
- Не ошибся, Коля. Не простой домовик это был. Видать, совсем старик от одиночества замаялся, или пришлый.
Оба долго молчали. Потом Николай чиркнул спичкой, поджег скрученную тряпку и ловко забросил ее в дверь. Ухнуло, потянуло жаром, языки пламени показались в окнах.
- Ладно. Вот что. Рапорт я сам напишу. Ты молчи. Не было никакого пришлого, Артем. Поблазнилось тебе. Никого не было, а которые были - все в сундуке лежат. Ясно? Шагай к остальным, я еще раз все проверю.
- Тебе виднее, командир, - Артем вздохнул, но видно стало, что парень разом повеселел, перестал дергать бровью.
- То-то, что виднее, - Николай забросил за плечо карабин, еще раз осмотрел пылающий дом, морщась от яркого пламени. Потом сплюнул под ноги.
- Грехи мои тяжкие. А ну и хрен с ним, мамка в детстве отмолила!
Песок заскрипел под его шагами.
