Стаит хуй? Ф тюрьму нильзя!
Эта новасть из сереи “ебануццо” пришла к нам сиводня, дарагие друзьйа, из Гирманеи, из горада Белефельт. Интиресная х*йня, на грани абассаки, случилась там с адним местным клованом па имени Морис Бауманн.
Итаг, этот *бантей Морис Бауманн работал каменщеком. Не бл*ть, них*йа нитак. Тачнее, это он падрабатывал каменщиком, а зарабатывал он сибе на жызнь кражами со взломом. И фсё бы зоибись, но аднажды ево всё-таке взяли за жоппу. После этова састаялсо суд и варижку пригавариле к 1-у году турмы. Но, судя по фсему, Морис Бауманн радилсо таки под щастливой звездой, паскольку по другому абъйаснить то, што дальшэ случилось с гироем нашэй истореи практически нивазможно.
Па славам Баумана, каторый выступел на суде с паследним словом, праблемы са здаровьйэм начелись у нево нескалько дней назат. Фсё дело втом, што аднажды, праснуфшысь рано утром в СИЗО, удевлённый Морис абнаружыл у себя стояк нивиданной доселе силы. Аткинув адеяло, каторое было буквально вздыблено палаткой, ах*ефшый варишка с гордастьйу апазнал под одеялом свой сопственный палавой кокон, каторый распустился во всей свайей красе. “них*яссе у меня стоит сиводня с утра??!” – задумчево почесал тыковку Морис и стал припаменать сиводняшний сон, каторый мог бы быть пречиной этова утреннево стояка.
Но не тут то было. Нисматря на то, што х*й Мариса был падобен тилиграфному столбу и только что не светился от нопряжэнея - палавое вазбуждение, как таковое, атсуцтвовало напрочь. Морис было папробовал прицтаветь сибе какую-нить голуйу пелотку с бальшыме сиськаме в областе бюста, но у нево ничиво не палучилось. В голаву пастоянно лезла какаято х*йня. То в виде миража мелькало летсо Чилавеко-Йущенки, то бл*ть Навадворцкая, гадко улыбаясь и паправляя ачки на переносицэ бесстыдно задирала пиред Морисом свой падол, пад каторым мелькали ниебической длины рейтузы, все в жолтых разводах.
Тем не менее х*й стоял и падать пахожэ нисобирался. Морис пробовал глотать успакаитильные тобледки, запивая их пивом, всячески угавариевал свой х*й лечь и нимнога атдахнуть – фсё было напрасно. После этова бедолага абратилсо к врачам. Тюремный эскулап, ат удевления пацокав языком и зависливо прабарматав “Доннерветтер!”, паставел диагназ – приапизм, и начел лечение. Мнагачисленные инъйекцэи успакаительных припаратов прямо в х*й, удары по нему жылезной линейкой и дажэ, о ужос, фатаграфеи Ксюшы Сапчак без касметики должнова ыфекта не праизвели. Аццкий хуище прадалжал стоять, являя собойу немой укор савременной мидицыне.
На этом доктор прикратил свайи бизуспешные папытки, а проста выпесал справачку, в каторой и накалякал: “Зоключонный болен. х*й стоит шопесдетс. От ампутацэи атказался.” Вот именно эту справочку и прадеманстрировал на суде абвиняемый в кражах Морис Бауманн. От деманстрацэи вищественных даказательств балезни сут пачимуто атказалсо, матевируя свайо ришэнее тем, што “Кагда патсудимый ничаено задел и сбил со стола сваим х*ем графин с вадой, мы сразу понели, што с ним твариццо неладное!”
Итаг, сагласно пастанавлению суда, Бауманн будит аставацца на свабоде до тех пор, пака ево х*й не упадёт. А сколько это можэт прадалжацца – извесно лижь адной затейницэ сутьбе, каторая в летцэ Мориса Баумана паказала ево вздыбленный х*й немецкой Фемиде. © SERGIO