Может оно само

- Ну чего вы стоите там, заходите, не стесняйтесь! – кричит ему медсестра.

- Да я это.. не местный, - опускает голову пациент. – Но мне надо.

- Заходи, коли надо, - подбадривает его дежурный хирург Валерий Павлович.

Посетитель подходит к врачу, оставляя на линолеуме грязные следы, и нерешительно протягивает руку, замотанную какой-то окровавленной тряпкой.

- Вот, я тут немного поранился.

Врач разматывает тряпку и видит солидный укус. Ладонь в двух местах насквозь.

- Однако. Ну что ж, бывает. Сейчас сделаем.

- Так я же не местный.

- Ну не оставлять же тебя помирать в коридоре. Да и потока пациентов пока нет. Рассказывай.

Оказалось посетитель – рабочий с ближайшей стройки. Приехал месяц назад на заработки из Молдавии. Живет недалеко от стройки, в вагончике вместе с такими же бедолагами из ближнего зарубежья. А недели две назад прибилась к стройке собачонка-дворняжка. Обычная псина, худая и облезлая. Рабочие собаку пожалели, стали подкармливать. Дворняжка быстро привыкла к людям, перестала шарахаться в сторону, встречала рабочих заливистым лаем. В общем, идиллия единения человека и природы.

- А несколько дней назад иду я мимо, - рассказывает рабочий. - Смотрю – Мотька наша ковыляет. Я наклонился, чтобы её по голове погладить. А она вдруг без всякого предупреждения меня зубами. Да так сильно. И убежала.

Хирург осматривает «нехорошие» раны, которые уже начали гноиться.

- Так чего же вы сразу не обращались?

- Так я не местный, говорю же вам, – плачущим голосом говорит рабочий. – У меня ни страховки нет, ни денег.

- Уже первую помощь мы бы вам оказали.

- Да я думал – может оно само пройдет, - вздыхает молдаванин. – А оно не проходит. Я вот уже и кирпич не могу в руку взять. Потому и пришел.

Пациента отвели в перевязочную, обработали раны, наложили повязку.

- Вот что, уважаемый, - говорит Валерий Павлович. – Вы эту собаку поймайте и доставьте вот по этому адресу в санстанцию.

- А зачем? – удивляется строитель.

- Резкая смена поведения, укус человека, который кормил, могут быть признаками бешенства. Поэтому приводите собаку в санстанцию на обследование.

- Так там, наверное, денег попросят, - мнется строитель.

- Ничего не попросят, - категорично говорит хирург. - Они там сами не заинтересованы, чтобы на их территории бешеная собака бегала.

- Да я и не знаю, куда она убежала, - мямлит молдаванин.

- Так, - хмурится врач. – Где ваша стройка?

- Да в двух шагах, через дорогу.

Врач поворачивается к санитарам, играющим в карты.

- Коллеги, возьмите у завхоза какой-нибудь мешок, верёвку и помогите товарищу поймать вероятный источник особо опасного заболевания. Вам всё равно больше делать нечего. Все плановые операции на сегодня закончены.

Мы с Виталиком нехотя поднимаемся. Тянуться неизвестно куда по грязи, на какую-то стройку, ловить какую-то собаку, потом тащить её в санстанцию нам откровенно влом. Но с начальством не поспоришь.

Молдаванин смотрит на нас с недоверием, глаза испуганные, того и гляди сбежит. Виталик аккуратно берет его под локоток. Он кроме нашей хирургии ещё и в психиатрии подрабатывает. Знает, как с людьми обращаться.

Тянемся на стройку. Завхоз СанСаныч выделяет для наших нужд какой-то пыльный дырявый мешок, ещё и ворчит, чтобы вернули потом.

Объект недалеко. Ныряем под шлагбаум, заляпанный целыми кусками засохшей глины, и шлепаем по жидкой грязи. Мимо с ревом, обдавая нас липкими ошметками, проносятся какие-то тяжелые грузовики, рычит экскаватор, сверху поблескивает электросварка. Жизнь кипит.

- Ну, дядя, где твоя Мотька? – спрашивает Виталик.

- Да вечно тут крутится. Сейчас найдем. Слушайте, ребята, а что с ней будет?

- Да ничего особенного, - равнодушно пожимает плечами Виталик. – Отрубят голову, мозг под микроскоп, а там какие-то тельца будут искать. Если найдут – будут тебе в живот уколы делать.

Рабочий внезапно останавливается, как вкопанный.

- Как это голову отрубят? Живой собаке?

- Зачем живой. Усыпят перед этим. Но вообще-то я не знаю, - говорит Виталик. – Я в этом деле мало разбираюсь.

- Но она же только раз меня куснула.

- Слушай, мужик, - злится Виталик. – Ты думаешь нам в удовольствие с тобой под дождем тягаться? Бешенство – смертельная болезнь. Если упустить – то хана тебе, сто процентов.

Молдаванин грустно опускает голову.

- Может оно как-нибудь само?

- Ничего не само! Ищи свою Каштанку!

Полчаса ползаем в опасной близости от башенного крана и экскаваторов. Наконец в каком-то углу на заботливо подстеленной картонке обнаруживается черная собака, которая смотрит на нас доверчиво и сопит, высунув наружу длиннющий язык.

- Она? – уточняет Виталик.

- Она, - кивает строитель. И вдруг лицо его озаряет неожиданная улыбка. – Слушайте, ребята, не надо её ловить.

- Почему это?

- Смотрите какое у неё пузо. Как я сразу не заметил. И соски сильно видны. Щенки у нашей Мотьки будут, вот она и рассердилась на меня, когда я гладить полез.

- Дядя, ты не сочиняй.

- Вот что, граждане медики. Собаку я вам не отдам. Какая она бешеная? Посмотрите – глаза блестят, сидит спокойно. Я там у себя, в Молдавии видел пару раз бешеных лис. Так они совсем не такие. Идите обратно в больницу, а доктору скажите, что не нашли, мол.

- Товарищ, ты в своём уме? Помрешь же.

- Не помру, - твёрдо заявляет рабочий. – Может оно как-нибудь само.

Вернулись мы в больницу и доложили Валерию Павловичу. Тот сначала слегка поругался, а потом позвонил в санстанцию. Через пару часов на стройку нагрянула комиссия санитарных врачей, а с ней собаколовы с мешками и верёвками. Но к тому времени Мотьки и след простыл. А рабочие смотрели на врачей с идиотски-честными лицами.

- Какая собака? Не было никакой собаки. А Михалыч на кабель напоролся.

Долго им рассказывали про смертельную опасность бешенства, про то, что собака может покусать не только Михалыча. Но рабочие только кивали и улыбались. Короче плюнули и ушли. Но Михалыча с собой забрали. Вкатали ему необходимое количество уколов, между прочим, абсолютно бесплатно, и отпустили.

А через несколько месяцев иду я на дежурство мимо забора стройки, а там у самого шлагбаума Мотька сидит. И в снегу возле неё копошатся три темных комочка. Рядом с ними Михалыч с какой-то миской. Улыбается, довольный, что-то собаке рассказывает. Увидел меня, узнал, руку пожал и широким жестом на собак показывает.

- Спасибо вам, что так обо мне беспокоились. И тебе спасибо и доктору передай, чтобы не обижался. Но не могу я вот так запросто живое существо, да ещё и с пузом в расход пустить. Сам понимаешь. А всё хорошо обернулось. Никакое оказалось не бешенство. Я же говорил – всё само собой образовалось.

- Повезло тебе, Миалыч. Мог и концы отдать.

- Ага, - ухмыляется строитель.

Попрощались, и пошел я дальше. А в больнице ещё пару месяцев поговорка ходила. Если встречался какой-нибудь тяжелый случай с криками, беготней и паникой, то Валерий Павлович пожимал плечами и флегматично говорил: «Может оно как-нибудь само».


© Павел Гушинец (Доктор Лобанов)