Деревня убийц

Пришлось бегать к военнопленным. Святое дело ж по*баться, что теперь, помирать от неудовлетворенности? А мужья сами виноваты, нех*й было на фронт уходить.
С презервативами тоже было не очень, поэтому стали бабы беременеть в массовом порядке. Тут Юлия Фазекаш и взялась за дело: наладила производство подпольных абортов. Ее, понятно, ловили и судили. Аж 10 раз. Но всегда оправдывали, потому что бабы молчали, как партизаны: кому охота палиться-то?

Но потом с фронта стали возвращаться мужики. Ясно, что не все. И за них образовалась жесткая конкуренция. Хули те военнопленные? Освободились да уехали по домам. А тут бабам жить же как-то надо, мужа заводить. Вот подходит какая-нибудь сочная вдовица к вернувшемуся соседу, и на ухо шепчет:
— А ты знаешь, жена-то твоя тут времени не теряла. *блась с таким шумом, что у всех на огородах листья с хрена облетели.

Муж, понятно, домой, с разборками. Стучит супруге по *блу, и отчета требует. Короче, пересралась вся деревня. Все всех сдают, все всех п*здят — ужас просто.
Бабы взвыли от такого беспредела, сексизма и фемицида. Была там некая Жужанна Олах, которая, кстати, ни с кем и не *блась. А просто ее замуж отдали в юности без ее согласия. Мужик был зажиточный, но пожилой, и с мерзким характером. Жену лупил просто так, а ни за какие не измены.

Как-то раз Жужанна наварила гуляша, попотчевала благоверного. Тот поикал-поикал, да помер. Жужанна на радостях свечку в церкви поставила, и начала коммерческую деятельность. Как видит недовольную бабу, так и предлагает:
— Да избавься ты от этого головняка. Видишь, как мне хорошо живется. Мужик мой поикал, да прибрался на тот свет.

Вскоре многие мужья подозрительно заикали. Поикают пару дней, и тогось, откинутся. А зелье для них бабы брали у Юлии Фазекаш. Милая такая смесь мышьяка и беладонны.
Потом бабы осмелели, и стали травить уже не мужей, а родителей, братьев, сестер и прочих родственников, кто жить мешал. Кому наследство нужно было, кому просто избавиться от стариков хотелось. Юлия производила зелье в промышленных масштабах, никому не отказывая.

Две бабы по фамилиям Сабо и Палинка вообще нах*й все свои семьи перетравили. Пап, мам, мужей, сестер, братьев, зятей. В итоге получили дома с землей, и успокоились. Эпидемия икоты перекинулась аж во вторую деревню, Тассакурт. Там тоже многим мужья мешали.

Фельдшер местный был родственником Юлии Фазекаш. Знахарка взяла его в долю, и тот выписывал свидетельства о смерти от разных болезней. Все было шито-крыто.
Но однажды редактор местной газеты, слегка ох*ев от смертности в деревнях, написал анонимное письмо в полицию административного центра Сольнок. Мол, господа хорошие, помогите, а то пожрать уже страшно. Все икают, да помирают.

— Барток и Фриешка, — приказал начальник полиции. — Езжайте в деревню, разберитесь, чо у них там за икотка такая приключилась с летальными исходами.
Два переодетых полицейских поехали в Надьрев. Видят, идет дедок, икает.
— Что с тобой, дедушка? — спрашивают полицейские.
— Да вот, помирать пора пришла. Щас поикаю, да издохну.
— А с чего вдруг?
— Да идите к священнику, он вам расскажет. А у меня сил говорить нету, икаю, видите.

Пошли полицейские к священнику, а тот все и рассказал. И про Юлию, и про Жужанну, и про *бливых баб, которые мужей травят.
— А хули ж вы, отец, молчали? — удивляются Барток с Фриешкой.
— Да икать не хотелось, — поясняет священник. — Бабы-то совсем озверели, и ряса меня не спасет.
Полицейские вышли от него, смотрят, а дедок-то икавший помер. Взяли его, отнесли к фельдшеру.

— Хули ж тут у вас, — спрашивают, — дедки мертвые на дорогах валяются?
— Ой, так он от пьянства помер, — говорит фельдшер.
И натурально, выписывает такое свидетельство о смерти.
Ну полицейские взяли, да арестовали его, отвезли в город, стали разбираться.

Юлия поняла, чо к чему, бежит к бабам, которые семьи отравили, и говорит:
— Знать, п*здец нам пришел. Если не пошевелимся.
И решили они поменять на кладбище местами надгробья. Чтоб, значит, на вскрытие попали другие покойники, не отравленные. Пошли ночью, тужились-тужились, да тут их наряд полиции и взял, на месте преступления.

Потом выяснилось, что Юлия Фазекаш и Жужанна Олах — одно лицо. Она представлялась то девичьим именем, то по мужу. Но почему-то ее считали двумя разными людьми. Как это ей удалось, я х*й пойми.

В общем, число жертв не установлено, заебались эксгумировать, видимо. От 40 до 300, все авторы по-разному считают. Осудили по этому делу 26 человек. 8 приговорили к повешению, остальных к пожизненному. Юлия Фазекаш покончила с собой — видать, где-то яд припрятала. В итоге повесили только баб Сабо и Палинку, которые уконтрапупили свои семьи полностью. Остальным заменили на пожизненное.
Такие вот дела.

Мораль: знаете, я затрудняюсь тут с моралью. Вообще не понимаю, как такое могло произойти. Все бабы двух деревень ёбнулись в одночасье. Ладно бы травили мужей, которые обижали или изменяли. Нет, сами на*блись — сами отравили. Да еще родителей до кучи.

На фоточке — бабы, осужденные за отравления. Простые такие, славные женщины.

© Диана Удовиченко