Правила жизни Игоря Стечкина

Моего дядю, академика Бориса Стечкина, работавшего с Королевым, как-то остановил постовой — права проверить — и говорит: «Большое спасибо, товарищ академик, вам за пистолет».

Говорят, сразу после рождения меня положили пеленать на тумбочку, в которой хранился отцовский револьвер. Возможно, это и повлияло на выбор профессии.

Я очень терпеливый. В детстве няня случайно пристегнула булавкой чулок прямо к телу, и так я и ходил какое-то время.

Мой отец был замечательным хирургом. Я и сам проявлял интерес к медицине, но оружие влекло меня больше. Моей любимой игрушкой был старенький кремневый пистолет, с которым я мог возиться часами. Отец на это говорил: «Что ж, лучше быть хорошим инженером, чем плохим врачом».

Ставить себя выше других я себе никогда не позволял.

В детстве я всегда носил с собой кинжал, который сам и сделал. И если бы не удержал меня силой товарищ, то запорол бы им одного. В школе я влюбился — в свою будущую жену. Мне сказали, что моя любовь встречается с парнем, а этого я потерпеть не мог, хотя мы с ней еще даже знакомы не были. Но я уже знал, как ее зовут, где она живет, и под окнами уже простаивал часами. Пошел я проверить это, так сказать, сообщение. Увидел их в скверике. Рука сама потянулась за пазуху. А приятель мой сразу сообразил, в чем дело, и уговорил поостыть. А потом выяснилось, что слух этот был обычным наговором.

Я из однолюбов: одна жена, одна работа, одна квартира, один автомобиль. У меня есть карандаш, который со мной уже сто лет.

У хорошего конструктора даже карандаши всегда остро отточены.

Твои друзья — это не люди с особыми талантами и качествами, и тем более это не полезные и нужные люди. Это просто твои друзья.

Бандиты предпочитают ТТ, сделанный в Китае: один раз выстрелил и выбросил. А вот чеченцы действительно знают толк в оружии. Говорят, в начале девяностых за мой пистолет там давали «жигули».

Я люблю оружие, приятное для человека, располагающее к себе, доверительное. Важна эффективность, надежность, простота в производстве, и все-таки я всегда начинаю с внешнего вида.

По мне, чем ты незаметнее, тем лучше — меньше хлопот.

На защите я представил ГЭК (государственной экзаменационной комиссии) чертежи пистолета, который по многим параметрам отличался от ранее известных. Один из членов комиссии, глядя в чертежи, заявил, что модель не рабочая и стрелять не будет. «Не будет?» — переспросил я, достал модель, которую предусмотрительно захватил с собой, и стрельнул в потолок. За диплом я, кстати, «отлично» получил.

Плохо сделанная вещь у меня всегда вызывала протест.

Я разрабатывал шпионский пистолет по заказу спецслужб. Для него изобрел специальный патрон, который во время выстрела не производит ни шума, ни пламени, ни дыма. Во время испытания пистолета в мастерской мы выстрелили в стену, и только потом поняли, что на обратной стороне висит портрет Сталина. В пятидесятые годы подобные акции не поощрялись. Побежали смотреть, но пуля прошла в нескольких сантиметрах от портрета — обошлось.

Я к оружию отношусь как к ребенку. Его выходить надо.

Надо стараться по всем вопросам иметь собственную осмысленную точку зрения. Это позволяет понимать и уважать чужие взгляды.

Думать и размышлять — это не одно и то же.

Не люблю политику и не разбираюсь в ней. Как-то в Тулу приезжал Черномырдин. И наши оружейники решили подарить ему «Кобальт» (пистолет, разработанный Стечкиным совместно с конструктором Авраамовым). Мне поручили вручить его гостю. За день до этого я зашел к брату и между делом спросил, кто же такой Черномырдин. Это был единственный раз, когда я встречался с политическими деятелями.

АПС (автоматический пистолет Стечкина) — это как первая любовь. Я потом удивлялся, откуда я брал тогда силы и умения. Фидель Кастро держал его под подушкой, Руцкой считал его наиболее подходящим оружием. А где и кто еще использовал его, я уже не знаю.

Должны же наконец сложиться нормальные отношения между человеком и государством.

Компьютерами я не пользуюсь. Машина идей не создает. Она — как мясорубка: что в нее запихнешь, то из нее и выйдет.

В полной мере не могу сказать, что я верующий, но считаю, что есть силы, которые можно назвать божественными и которым подчиняется все живое. Но пока человечество не способно их постичь, необходимы совершенные знания.

Мои родители не отличались большой религиозностью. Лишь перед сном мама крестила нас и пускала под подушку ангелов.

Я тут записал себе десять кассет блатных песен — тех, которые помнил из дет­ства. «Наша гавань» — моя любимая.

Когда мы жили в Алексине, я мастерил поджигные пистолеты — поджигалки. Поджигалка — это не игрушка, а настоящее оружие, из которого можно убить. Бралась металлическая трубка, один конец заглушался, через другой забивался заряд. Выстругивалась рукоятка, к которой крепилась трубка. У заглушенного конца пропиливалась небольшая щель. К ней прикладывали головку спички и чиркали спичечной коробкой. Гремел выстрел. Я решил усовершенствовать это оружие и использовал вместо спички бумажный пистон для пугача. Пистон разбивался специальной скобой на пружине. Скоба оттягивалась, потом отпускалась и била по пистону. Свое изделие я решил испытать, но заглушку вырвало. Хорошо, что не попала в глаз, а лишь слегка рассекла ухо.

Ведь и молотком можно гвозди забивать, а можно и голову проломить.

Не грози тем, что не сделаешь.

Некрасивое оружие не стреляет.