Капитуляция "Крепости Курляндия". 1945 г.

Из истории 14-й танковой дивизии:

Май 1945 г.
"Уже давно минул месяц, тот срок, который русские прямо-таки с педантичной точностью выдерживали, прежде чем повторить свое наступление, но на фронте все по-прежнему оставалось спокойно.
И хотя наша разведка обнаружила, что Советы подтянули к линии фронта свои артиллерийские и минометные соединения, однако никак не удавалось установить ни направление главного удара, ни время начала наступления.
То тут, то там прощупывание наших позиций разведывательными дозорами, бои местного значения, в которых противник обычно задействовал не больше роты, привычные огневые налеты разной силы и регулярные ночные бомбежки "придорожных ворон" - легких русских самолетов У-2 - в ближнем тылу. И это было все.
Невольно на ум приходили слова пленного советского капитана: "У нас есть время. Мы можем подождать. Все решается не здесь, а в Берлине и на берегах Одера и Эльбы".

И действительно, согласно последним, довольно противоречивым сводкам вермахта, фронт на Одере был прорван. Войска маршала Жукова уже вели бои за Берлин, а с запада, по направлению к Эльбе стремительно наступали американцы и англичане.
Не утихали слухи о том, что такому развитию событий способствовали предательство и саботаж. Нам казалось просто невероятным, что в других районах боевых действий немецкие войска не смогли остановить противника так, как это было сделано в Курляндии.
Лишь немногие офицеры и солдаты 14-й танковой дивизии знали, что Курляндия была единственным участком фронта, который защищали опытные и прекрасно зарекомендовавшие себя в боях на Восточном фронте дивизии, и что почти на всех остальных фронтах боевые части состояли в основном из разношерстных и плохо вооруженных подразделений фолыссштурма, военизированных формирований полиции, гитлерюгенда и "Трудовой повинности", кое-как поддерживаемых от полного развала остатками разгромленных полевых дивизий.

Манжетные ленты "Курляндия".

Заботы о судьбе своих близких как никогда прежде угнетали главным образом тех солдат дивизии, кто был родом из Средней Германии. Понятно, что они постоянно задавались вопросом: "Почему же нас не отправят сражаться в Германию, как другие дивизии, ведь очевидно, что на родине нужен каждый солдат?"
В этом состоянии с трудом подавляемого волнения и нервозности сообщение о смерти Адольфа Гитлера произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Даже на этом фронте, лежавшем в стороне от арены главных событий, со всей очевидностью обнаружилось, что вплоть до последних дней все основные импульсы исходили в конечном счете от него.
Безразлично, вытекали ли они из разумных соображений, или являлись плодом больного воображения человека, решившего в последней, отчаянной попытке противостоять приближающемуся со всех сторон злому року увлечь за собой в бездну весь германский народ.
После крушения центральной власти, с которой войска были связаны по меньшей мере военной присягой, казалось, что хаос и катастрофа неизбежны и являются всего лишь вопросом времени.
И первые меры нового правительства Дёница, о которых вскоре стало известно, по всем прогнозам годились лишь для того, чтобы получить небольшую отсрочку, и были не в состоянии оказать длительного влияния на ход событий.

В Курляндии.

Тем не менее все возлагали надежду на усилия достичь в какой-либо форме взаимопонимания с западными державами и заключить с ними перемирие, но одновременно продолжать оказывать сопротивление натиску большевиков, чтобы таким образом спасти по крайней мере большую часть германского народа.
Прошел слух, что начавшиеся между тем переговоры уже принесли первые успехи и что Курляндская группировка войск будет эвакуирована с помощью британского военно-морского флота. Некоторые даже имели смелость утверждать, что британские войска уже на подходе, чтобы вместе с 16-й и 18-й германскими армиями нанести удар в спину русским.
Однако ничего подобного не произошло. И в то время как в рейхе бои продолжались с прежней ожесточенностью, боевая деятельность на всем Курляндском фронте тоже начала активизироваться, правда пока еще не выходя за рамки боев местного значения.
И только в ночь с 2 на 3 мая 1945 года русская артиллерия еще раз открыла огонь одновременно из тысяч орудий. Но он оказался слишком неприцельным, чтобы считаться артиллерийской подготовкой перед крупномасштабным наступлением, и уже через несколько минут приобрел характер обыкновенного "фейерверка". О действительной причине этой канонады вскоре проревели громкоговорители, направленные на немецкие траншеи: Берлин пал...

Курляндия.

В штабе группы армий "Курляндия", разместившемся в доме рыбака в Пелци, не придали особого значения тревожным сообщениям, поступавшим из дивизий, занимавших позиции на передовой.
Там были заняты более важным делом, чтобы еще беспокоиться о праздновании победы пьяными красноармейцами. В штабе все силы и время отнимала подготовка к перевозке армий по морю в Шлезвиг-Гольштейн, которая в самую последнюю минуту должна была стать реальностью.
Здесь каждый час ожидали возвращения генерала Фёрча, который вылетел самолетом во Фленсбург, место пребывания правительства Дёница и Главного командования сухопутных войск, для доклада.
В конце концов он привез принципиальное согласие на то, чтобы при эвакуации войск из Курляндии были задействованы все корабли, находившиеся в тот момент в Балтийском море. Но он тут же оговорился, что пока запасы угля недостаточны и сначала их надо пополнить поставками из Швеции.
Хотя большая часть солдат и раньше не предавалась чрезмерным иллюзиям, но, как выяснилось, вследствие своей пространственной изолированности она находилась под таким сильным влиянием хора пропагандистских голосов, что оказалась в полной растерянности перед лицом катастрофы, размеры которой осознала только теперь.
Особенно суровым и непонятным показалось бойцам требование безоговорочной капитуляции перед всеми союзниками - в том числе и русскими.
Из всего этого они могли сделать только один вывод, а именно что западные державы заявили о своей солидарности с большевистскими методами угнетения народов и искоренения инакомыслия.
Дело в том, что даже нейтральная Швеция окончательно встала на сторону победителей и отказалась поставить уголь германскому Балтийскому флоту.
Поэтому первая реакция на все эти новости во всех подразделениях дивизии была одинаковой: растерянность, горькая обида, ожесточение и безмолвное отчаяние. И только немногие старые фронтовики, несмотря на всеобщую подавленность, продолжали сохранять убежденность в том, что "все как-нибудь образуется".

Всем морским судам, у которых было топливо, было приказано покинуть свои базы и отправиться в порты Либау и Виндау. Там им надлежало взять на борт в первую очередь всех раненых и от каждой дивизии по одной группе военнослужащих, в состав которой входили один офицер и 125 рядовых, главным образом женатых мужчин, имевших малолетних детей.
Затем была предусмотрена - как знак последней признательности за выдающиеся заслуги - отправка резерва группы армий, 14-й танковой дивизии и 11-й пехотной дивизии.
Поскольку согласно принятым на данный момент условиям капитуляции на определенных участках фронта уже с 14.00 должно было наступить перемирие, то с этого момента прекращались любые перемещения войск.
Но, с другой стороны, протяженность отдельных маршрутов составляла более 120 километров, поэтому у подразделений дивизии на подготовку к выступлению оставалось всего лишь несколько часов. Нужно было сжечь всю документацию, прежде всего карты и секретные приказы, и уничтожить тяжелое вооружение и бронетехнику.
С собой разрешалось взять только то, что человек мог унести: вещевой ранец, личное оружие и боеприпасы. Кроме того, поступило распоряжение привести в негодность места расквартирования и не оставлять ничего, что могло пригодиться русским.
С тяжелым сердцем, но соблюдая порядок и дисциплину, бойцы приступили к разрушительной работе. Осталось даже время на то, чтобы разделить оставшееся на складах обмундирование и продукты питания и раздать военные билеты и другие личные документы. И уже в 8.00 первые колонны двинулись по направлению к своим портам погрузки.

Трофейная техника взятая в Курляндии.

Тем не менее уже при вытягивании колонн начались первые непредусмотренные задержки. Перегруженные полевые кухни застревали в болотистой почве, или у них лопались рессоры. Некоторые автомобили, предназначенные для перевозки продовольствия, и бензозаправщики не удалось быстро загрузить на раздаточных пунктах, и они прибыли в свои подразделения с большим опозданием.
Поэтому только небольшой части дивизии посчастливилось своевременно прибыть в место назначения и подняться на борт корабля. Главные силы, точно исполняя полученные приказы, прибыли слишком поздно - особенно в Виндау.
Стоя на берегу, они видели, как отчаливали последние конвои, состоявшие из минных тральщиков, десантных барж, быстроходных торпедных катеров, плавучих баз, одномачтовых спортивных судов и других мелких посудин, и как советские самолеты атаковали их со всех сторон. Однако их надеждам на то, что к вечеру прибудут новые суда, чтобы забрать и их, так и не суждено было сбыться.
В конце концов от 25 до 30 тысяч солдат и офицеров прибыли с этими конвоями, а также на истребителях и транспортных самолетах люфтваффе, в землю Шлезвиг-Гольштейн и там были интернированы англичанами.
Подразделениям 14-й танковой дивизии, которые в общем и целом составляли менее десятой части высадившихся в Германии войск Курляндской группировки, в качестве места расквартирования был указан округ Ольденбург на самой оконечности полуострова Вагрия. После прибытия последних судов там смогли собраться почти в полном составе командование дивизии, артиллерийский полк, 2-й батальон 108-го панцер-гренадерского полка и отряд полевой жандармерии.
Танковый полк, батальон связи и тыловые службы были представлены лишь частично. А от остальных подразделений дивизии явились только более или менее мелкие группы бойцов.
По меньшей мере, для солдат этих подразделений дивизии уже после непродолжительного пребывания в плену должны были распахнуться врата свободы, пусть поначалу даже довольно сомнительной и ненадежной.
Надеждам на скорое возвращение домой прочих, оставшихся в Курляндии бойцов дивизии, среди них большей части обоих гренадерских полков, саперного батальона и подразделений танкового полка, ко всеобщему огорчению, не суждено было сбыться.

Трофейная техника взятая в Курляндии.

Таким же разным было для них как время пленения, так и первоначальное обращение с ними победителей. Небольшие отряды были взяты в плен 8 или 9 мая по пути в Либау или на окраине города, где их разоружили, ограбили, избили прикладами и доставили в ближайший лагерь, который чаще всего представлял собой обычный луг обнесенный колючей проволокой.
Более крупные подразделения в основном численностью до батальона, находившиеся в районе Виндау, оставались совершенно не затронутыми репрессиями со стороны русских вплоть до 11 мая.
Даже после прибытия советских команд по приемке боевой техники и оружия под командованием генерала их положение не ухудшилось. Наоборот, им разрешили сохранить свои автомобили, кроме того, они получили указание взять со складов запас горючего, достаточный сначала на 150 километров пути, а потом даже на 500 (!), и продукты питания на две недели.
Помимо того, им разрешили взять со склада недостающие предметы обмундирования или поменять старое, изношенное обмундирование на новое.
Неудивительно, что предпринятые еще в ночь на 9 мая попытки к бегству с помощью рыболовных катеров и других небольших морских судов, прерванные из-за высокой волны, больше не повторялись.
Понятно, что при таком развитии событий все поверили заверениям русской стороны в том, что предстоит всего лишь регистрация "интернированных" в сборных лагерях и что после этого уже ничто не будет мешать их скорому возвращению на родину.

Разумеется, и до этих групп немецких солдат доходили слухи о грабежах и убийствах. Но они были склонны рассматривать такие случаи как превышение власти отдельными пьяными советскими солдатами или как акты мести со стороны красных партизан.
Они еще больше укрепились в этом убеждении, когда во время марша на юг неоднократно наблюдали, как офицеры сопровождения недолго думая расстреливали тех красноармейцев, которые пытались грабить нагруженные продовольствием автомобили.
И первые впечатления, полученные ими в сборных лагерях, были не всегда негативными, так как часто встречались советские офицеры, которые были не лишены известной доли объективности и даже благородства.
Например, в Вайнёде, где дислоцировалось советское моторизованное гвардейское соединение, между немецкими и русскими солдатами часто завязывался непринужденный разговор, в ходе которого противник очень высоко отзывался о достижениях 108-го панцер-гренадерского полка.
"Вы из 108-го? Хорошие старые знакомые! - звучало при этом на ломаном немецком. - Всегда отвечали контратакой на нашу атаку! Вы знаете, кто такой Стаханов?
Мы говорили о вас: "Контратака стахановцев!" Вот только одного мы никак не можем понять. У вас всегда были такие большие потери. Но тем не менее вы держались. А ночью снова шли в контратаку. Как такое было возможно?"
Несколько дней спустя перед примерно тысячью немецких солдат выступил с речью один из красных главнокомандующих генерал Масленников. В своем выступлении он тоже отметил отвагу и стойкость, с которой 108-й панцер-гренадерский полк держал оборону на своем участке фронта, и заверил, что с немецкими солдатами будут обращаться уважительно.

Уже в мае началась общая отправка военнопленных на восток. Из местечка Шлок под Ригой офицеров распределили по лагерям в районе Боровичи-Новгород-Ленинград, в Мордовии и в районе реки Печоры.
Часть рядовых осталась в Прибалтике, в Риге, Митау и Плескау (Пскове). Других отправили пешим маршем в лагеря, разбросанные по Валдайской возвышенности."

Горжет и каска фельджандарма 11-й пехотной дивизии найденная в Курляндии.

Источник.