На uCrazy 18 лет 1 месяц
Что имел в виду Чехов, говоря «выдавливать из себя по капле раба»
Чехова у нас представляют "типичным интеллигентом" – хрупким, болезненным, с мягкими движениями и тихим голосом. Актёр Юрий Яковлев, много игравший Чехова, рассказывал: многие, мол, считали его высокомерным, – что вы, нет!.. Просто он задирал голову, чтобы лучше видеть собеседника сквозь стёкла пенсне...
Юрий Яковлев в роли А.П. Чехова
Не только из-за пенсне. Смотреть на собеседников сверху вниз ему приходилось из-за превосходства в росте: сто восемьдесят с гаком, для XIX века неплохо. И голос у него был не «тихий, интеллигентный». Голос у него был низкий баритон. «Звучный», «грудной» – по свидетельствам современников.
Образ Чехова как этакого тщедушного интеллигента происходит от его фотографий последних лет жизни, когда он был очень болен. Отчего-то именно они выбраны для официальной чеховской иконографии – программок, афиш, музейных и театральных билетов, портретов в школьных кабинетах литературы.
До того Чехов на фотографиях совсем другой. И лицо его – нормальное здоровое пухлое лицо с чуть раскосыми, «степными» глазами – исконное лицо доброго русского лавочника, каковым Чехов и был – сын лавочника, внук крепостного.
Актриса Клеопатра Каратыгина с тихим ужасом вспоминала: когда их знакомили, в руках у Антон Палыча был бумажный «фунтик» (по-нынешнему, кулёк) с семечками и он их грыз!.. Мало того, ещё и ей предложил: «Не угодно ли?» («Семки будешь?»)
Лавочник – это не просто сословие. Это картина мира, философия. Лавочник не увлекается «идеями» и «проектами», если только не видит в них практической выгоды. Недоверчив (потому как жулик – и все вокруг жулики), обо всём стремится составить собственное мнение (вместо чтобы примыкать к общему). Исследователи жизни Чехова отмечают в нём эту черту (да и сам он много раз писал): не примыкать к общему мнению или настроению, обо всём составлять своё собственное. А коли собственного нет, то и никакого не нужно иметь. Это редкий дар – честно не иметь мнения. Но лавочник твёрд характером и упрям, – необходимость торговаться с людьми закаляет.
Никогда ни с кем не споривший по мелочам, ни на кого не обижавшийся и мнения своего обнаружить не стремившийся, Чехов был очень твёрд в принципиальных для него вопросах. Был личностью не демонстративной, мало говорил – больше слушал, был весьма внимателен к чужому мнению, но весьма мало от него зависел.
Знаменитое чеховское «выдавливать по капле раба» измусоленное цитированием до потери смысла, вовсе не означало «освобождать в себе место для господина», как кажется нашей интеллигенции – «нижнему господскому слою». Полностью фраза «про каплю» выглядела так:
«Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сечённый, ходивший по урокам без галош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший и Богу и людям без всякой надобности только из сознания своего ничтожества, - напишите, как этот молодой человек по каплям выдавливает из себя раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течёт уже не рабская кровь, а настоящая человеческая…»
Изложена сия краткая и взволнованная автобиография в письме к богатому издателю Суворину в ответ на попытки последнего «подкормить» вечно нуждающегося Чехова – скажем, женить с хорошим приданым на одной из своих дочек.
В денежном вопросе Чехов был так же щепетилен, как и в матримониальном, потому что был слишком привычен к нужде. Отец его опустился до того, что продавал в своей лавочке высушенный спитой чай и, когда разорился окончательно, тяжесть устройства «дел» (продажи дома за долги) легла на шестнадцатилетнего Антона. Это были унижения, это была «травма». Потом Антон, двадцатилетний студент, взваливает на себя обязанность содержать семью из восьми ртов и тащит этот груз всю оставшуюся жизнь. Чехов был до абсурдности щепетилен в денежных вопросах: утешал и успокаивал задолжавших ему издателей, отказывался от платы за врачебную помощь. Так у крестьян принято, как бы голоден ты ни был, отказываться от угощения, а раз уж всё равно начал есть, после каждого хлебка класть на стол ложку и бубнить: «Спаси Бог, сыт». Правила приличия такие.
Гимназист, ходящий по урокам (то есть зарабатывающий уроками) без галош и столующийся по чужим домам, – это и был «раб», которого приходилось «выдавливать». Его личная драма, личный стыд. Если бы он ощущал себя так, как видим его мы (великий писатель, эталон интеллигентности), он непременно высказался бы по-другому. «Выдавливать из себя интеллигента», чтобы «в одно прекрасное утро ощутить, что в жилах твоих течёт не интеллигентская, а настоящая человеческая кровь», – вот задача для того, кто чувствует себя интеллигентом. «Выдавливать раба» – задача для раба. Чем ты являешься, то и выдавливай – в этом смысл работы над собой. В этом Чехов и смысл его «капли».
А об интеллигенции Чехов писал следующее: «Вялая, апатичная, холодная, лениво философствующая брюзжит и охотно отрицает всё, так как для ленивого мозга легче отрицать, чем утверждать. Вялая душа, вялые мышцы, отсутствие движения, неустойчивость в мыслях».
Нет, он не для того выдавливал из себя лавочника, чтобы становиться интеллигентом.
Образ Чехова как этакого тщедушного интеллигента происходит от его фотографий последних лет жизни, когда он был очень болен. Отчего-то именно они выбраны для официальной чеховской иконографии – программок, афиш, музейных и театральных билетов, портретов в школьных кабинетах литературы.
До того Чехов на фотографиях совсем другой. И лицо его – нормальное здоровое пухлое лицо с чуть раскосыми, «степными» глазами – исконное лицо доброго русского лавочника, каковым Чехов и был – сын лавочника, внук крепостного.
Актриса Клеопатра Каратыгина с тихим ужасом вспоминала: когда их знакомили, в руках у Антон Палыча был бумажный «фунтик» (по-нынешнему, кулёк) с семечками и он их грыз!.. Мало того, ещё и ей предложил: «Не угодно ли?» («Семки будешь?»)
Лавочник – это не просто сословие. Это картина мира, философия. Лавочник не увлекается «идеями» и «проектами», если только не видит в них практической выгоды. Недоверчив (потому как жулик – и все вокруг жулики), обо всём стремится составить собственное мнение (вместо чтобы примыкать к общему). Исследователи жизни Чехова отмечают в нём эту черту (да и сам он много раз писал): не примыкать к общему мнению или настроению, обо всём составлять своё собственное. А коли собственного нет, то и никакого не нужно иметь. Это редкий дар – честно не иметь мнения. Но лавочник твёрд характером и упрям, – необходимость торговаться с людьми закаляет.
Никогда ни с кем не споривший по мелочам, ни на кого не обижавшийся и мнения своего обнаружить не стремившийся, Чехов был очень твёрд в принципиальных для него вопросах. Был личностью не демонстративной, мало говорил – больше слушал, был весьма внимателен к чужому мнению, но весьма мало от него зависел.
Знаменитое чеховское «выдавливать по капле раба» измусоленное цитированием до потери смысла, вовсе не означало «освобождать в себе место для господина», как кажется нашей интеллигенции – «нижнему господскому слою». Полностью фраза «про каплю» выглядела так:
«Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сечённый, ходивший по урокам без галош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший и Богу и людям без всякой надобности только из сознания своего ничтожества, - напишите, как этот молодой человек по каплям выдавливает из себя раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течёт уже не рабская кровь, а настоящая человеческая…»
Изложена сия краткая и взволнованная автобиография в письме к богатому издателю Суворину в ответ на попытки последнего «подкормить» вечно нуждающегося Чехова – скажем, женить с хорошим приданым на одной из своих дочек.
Чехов и Алексей Сергеевич Суворин (крайний справа)
В денежном вопросе Чехов был так же щепетилен, как и в матримониальном, потому что был слишком привычен к нужде. Отец его опустился до того, что продавал в своей лавочке высушенный спитой чай и, когда разорился окончательно, тяжесть устройства «дел» (продажи дома за долги) легла на шестнадцатилетнего Антона. Это были унижения, это была «травма». Потом Антон, двадцатилетний студент, взваливает на себя обязанность содержать семью из восьми ртов и тащит этот груз всю оставшуюся жизнь. Чехов был до абсурдности щепетилен в денежных вопросах: утешал и успокаивал задолжавших ему издателей, отказывался от платы за врачебную помощь. Так у крестьян принято, как бы голоден ты ни был, отказываться от угощения, а раз уж всё равно начал есть, после каждого хлебка класть на стол ложку и бубнить: «Спаси Бог, сыт». Правила приличия такие.
Чехов – гимназист
Гимназист, ходящий по урокам (то есть зарабатывающий уроками) без галош и столующийся по чужим домам, – это и был «раб», которого приходилось «выдавливать». Его личная драма, личный стыд. Если бы он ощущал себя так, как видим его мы (великий писатель, эталон интеллигентности), он непременно высказался бы по-другому. «Выдавливать из себя интеллигента», чтобы «в одно прекрасное утро ощутить, что в жилах твоих течёт не интеллигентская, а настоящая человеческая кровь», – вот задача для того, кто чувствует себя интеллигентом. «Выдавливать раба» – задача для раба. Чем ты являешься, то и выдавливай – в этом смысл работы над собой. В этом Чехов и смысл его «капли».
А об интеллигенции Чехов писал следующее: «Вялая, апатичная, холодная, лениво философствующая брюзжит и охотно отрицает всё, так как для ленивого мозга легче отрицать, чем утверждать. Вялая душа, вялые мышцы, отсутствие движения, неустойчивость в мыслях».
Нет, он не для того выдавливал из себя лавочника, чтобы становиться интеллигентом.
Комментариев пока нет
