Как менялось отношение к самому "бездарному" русскому военачальнику
Автор: Саша Лагутина.
Ни одного русского военачальника 1812 года не крыли матами столь же яростно, как Барклая-де-Толли. Багратион называл его трусом, Ермолов – отмороженным. Князь Константин Романов орал Барклаю в лицо, что тот немец и вообще изменник, а атаман Платов после Смоленского сражения так же в лицо сказал, что носить русский мундир ему теперь зашкварно. Даже обычные солдаты отказывались кричать главнокомандующему «ура».
Повод так злиться на Михаила Богдановича (по факту Михаэля Андреаса) был, и весомый: Барклай не хотел воевать с Наполеоном и вместо этого только и делал, что отступал. Солдаты сжигали помещичьи имения, вместо того, чтобы держать их до последней капли крови, отчего примерно все дворяне от Немана до Москвы тоже поносили «немца» последними словами.
Барклай, правда, был шотландец, но вот стратегию ему придумал действительно немец Карл Фуль, которого армейские шутники ловко окрестили «Пфулем» и «Тьфулем». Фуль не верил, что русская армия сумеет разбить Наполеона у границ. И предлагал дать французам захватить запад страны, после чего перерезать снабжение и позволить «Великой армии» разложиться самостоятельно. Хитрый план Фуля по ходу войны сильно поменялся, но общая концепция осталась прежней: избегать генеральных сражений и отходить на восток. Патриоты империи множество раз отступали из мест, где гарантированно могли дать французам дрозда, и поэтому жутко сердились.
Главнокомандующий жил не в вакууме, и большинство отзывов о его командном стиле слышал. Отчего после передачи руководства армией Кутузову шотландец поехал делать почётный роскомнадзор на Бородинском поле, но и здесь не преуспел. Зато Багратион, главный критик Барклая, таки сумел погибнуть героем – и, по легенде, перед смертью попросил у Барклая прощения (непонятно, за что).
Русская армия при Бородино не добилась победы над «Великой армией», которая после перехода через Неман уменьшилась в три-четыре раза. И новый главнокомандующий Кутузов решил оставить французам Москву. По привычке обвинили в этом Барклая. Пока шотландец ехал в коляске через старую столицу, даже обычные солдаты кричали «смотрите, вот едет изменщик!». В славных победах, которые начались вскоре после этого, Михаил Богданович особо не участвовал, и шум ненависти на генерала поутих.
А уже в Заграничном походе Барклай возглавил сразу две армии: русскую и прусскую. Несколько уверенных побед над тем сбродом, который Наполеон сумел надёргать со своей империи, изменили всё. Ермолов резко вспомнил, что Михаил Богданович крайне образованный и талантливый человек, просто тихий очень в сравнении с грузином Багратионом. А генерал Левенштерн вообще заявил, что на Барклая злились без особой причины. Уже через двадцать лет Пушкин оформил мнение о генерале, которое осталось мейнстримом до сих пор.
Барклай, правда, был шотландец, но вот стратегию ему придумал действительно немец Карл Фуль, которого армейские шутники ловко окрестили «Пфулем» и «Тьфулем». Фуль не верил, что русская армия сумеет разбить Наполеона у границ. И предлагал дать французам захватить запад страны, после чего перерезать снабжение и позволить «Великой армии» разложиться самостоятельно. Хитрый план Фуля по ходу войны сильно поменялся, но общая концепция осталась прежней: избегать генеральных сражений и отходить на восток. Патриоты империи множество раз отступали из мест, где гарантированно могли дать французам дрозда, и поэтому жутко сердились.
Главнокомандующий жил не в вакууме, и большинство отзывов о его командном стиле слышал. Отчего после передачи руководства армией Кутузову шотландец поехал делать почётный роскомнадзор на Бородинском поле, но и здесь не преуспел. Зато Багратион, главный критик Барклая, таки сумел погибнуть героем – и, по легенде, перед смертью попросил у Барклая прощения (непонятно, за что).
Русская армия при Бородино не добилась победы над «Великой армией», которая после перехода через Неман уменьшилась в три-четыре раза. И новый главнокомандующий Кутузов решил оставить французам Москву. По привычке обвинили в этом Барклая. Пока шотландец ехал в коляске через старую столицу, даже обычные солдаты кричали «смотрите, вот едет изменщик!». В славных победах, которые начались вскоре после этого, Михаил Богданович особо не участвовал, и шум ненависти на генерала поутих.
А уже в Заграничном походе Барклай возглавил сразу две армии: русскую и прусскую. Несколько уверенных побед над тем сбродом, который Наполеон сумел надёргать со своей империи, изменили всё. Ермолов резко вспомнил, что Михаил Богданович крайне образованный и талантливый человек, просто тихий очень в сравнении с грузином Багратионом. А генерал Левенштерн вообще заявил, что на Барклая злились без особой причины. Уже через двадцать лет Пушкин оформил мнение о генерале, которое осталось мейнстримом до сих пор.
О вождь несчастливый! суров был жребий твой:
Всё в жертву ты принёс земле тебе чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчанье шел один ты с мыслию великой,
И, в имени твоём звук чуждый невзлюбя,
Своими криками преследуя тебя,
Народ, таинственно спасаемый тобою,
Ругался над твоей священной сединою.
И тот, чей острый ум тебя и постигал,
В угоду им тебя лукаво порицал…
И долго, укреплён могущим убежденьем,
Ты был неколебим пред общим заблужденьем;
И на полупути был должен наконец
Безмолвно уступить и лавровый венец,
И власть, и замысел, обдуманный глубоко, —
И в полковых рядах сокрыться одиноко.
Там, устарелый вождь! как ратник молодой,
Свинца весёлый свист заслышавший впервой,
Бросался ты в огонь, ища желанной смерти, —
Вотще!
Всё в жертву ты принёс земле тебе чужой.
Непроницаемый для взгляда черни дикой,
В молчанье шел один ты с мыслию великой,
И, в имени твоём звук чуждый невзлюбя,
Своими криками преследуя тебя,
Народ, таинственно спасаемый тобою,
Ругался над твоей священной сединою.
И тот, чей острый ум тебя и постигал,
В угоду им тебя лукаво порицал…
И долго, укреплён могущим убежденьем,
Ты был неколебим пред общим заблужденьем;
И на полупути был должен наконец
Безмолвно уступить и лавровый венец,
И власть, и замысел, обдуманный глубоко, —
И в полковых рядах сокрыться одиноко.
Там, устарелый вождь! как ратник молодой,
Свинца весёлый свист заслышавший впервой,
Бросался ты в огонь, ища желанной смерти, —
Вотще!
Комментарии2