Космические интерьеры и советский рецепт: как они сочетаются

Вопрос обустройства пространства в космическом аппарате возник тогда, когда полёты стали продолжительнее. Для пребывания на орбите более суток, очевидно, не годились крохотные кабинки вроде той, в которой летал Гагарин. Поэтому, по поручению Королева, проектный отдел ОКБ-1 во главе с Константином Петровичем Феоктистовым спроектировал дополнительный, бытовой (затем его станут называть орбитальным) отсек для нового космического корабля «Союз».

Но до, собственно, обустройства или интерьера конструкторская мысль не дошла. В бытовом отсеке конструктора расположили два ящика с приборами, покрасили их в красный и решили, что интерьер отлично состоялся. Королев за такой авангардизм проектировщиков отругал и уточнил задачу: нужно спроектировать бытовой отсек, похожий на Земную комнату, в которой люди смогут комфортно жить в течение некоторого времени.

Феоктистов хотел поручить эту работу художнику, Виктору Дюмину, работавшему с Королевым. Но Виктор Павлович указал конструктору, что эта задача — архитектурная, и в отделе главного архитектора космического предприятия как раз имеется (единственный, что иронично) дипломированный архитектор — Галина Андреевна Балашова. Художник был знаком с ней по работе над памятником Цандеру, учителю Королëва, в Кисловодске.

Константин Петрович позвонил в отдел главного архитектора и попросил Балашову подойти в здание конструкторского бюро. Так в 1963 году и начался космический путь Галины Андреевны.

У нее не было допуска непосредственно в проектный отдел на третьем этаже, так что ТЗ Феоктистов выдал ей на лестнице: геометрия отсека, объем аппаратуры, условия эксплуатации, пожелания Королëва по обустройству.

Проект (рис. 2) Галина Андреевна отрисовала за выходные на кухне.


Королёв утвердил его сразу же. Ещё неделя ушла на то, чтобы под чутким руководством Балашовой создать полноразмерный макет. Когда Королëва пригласили оценить получившуюся модель, пожелание у него было только одно: сделать стилистику чуть современней.

Совершенно невинное замечание, учитывая, насколько солидный комплекс принципиально новых вопросов ставил этот проект.

Например, планировка. В небольшом пространстве необходимо было закомпоновать всю нужную аппаратуру (те два ящика, которыми конструктора изначально обустроили отсек), рабочее место, место для сна и отдыха, санитарный узел, место для скафандров. Задача осложнялась непривычной геометрией — всё это нужно было разместить в (почти) шаре, но так, чтоб пространство напоминало Земное.

Галина Андреевна, как серьёзный советский человек, начала с главного и в первую очередь разместила в отсеке «сервант».

Такое название в космическом сленге закрепилось за шкафом с оборудованием, пультом и отделениями для вещей. Он располагался по одному из бортов отсека и был также рабочим местом: в самом первом проекте «Союза» (pиc. 2, 3) и предварительной версии интерьера «Союза-Т» (самый верхний на риc. 4) это был даже не шкаф, а стол. Рядом с ним на тех же эскизах расположен пуфик — это АСУ, ассенизационно-санитарное устройство, то есть туалет, который при закрытой крышке не палит своё двойное назначение (разве что самую малость на самом первом проекте).



Напротив серванта, по другому борту отсека, разместился диван с, опять же, аппаратурой и местом для скафандров внизу.

Кстати о «внизу-вверху». В невесомости таких категорий, конечно, нет, но чтобы сделать пространство комфортным и похожим на Земное, их пришлось изобразить. Во-первых, непосредственно обьемно-планировочным решением: в отсеке есть плоскость, на которой, как на нормальном полу, и расположены диваны, пуфики, столы — «серванты». Во-вторых, тоновыми отношениями: «пол», сиденья, да и в целом мебель делались темнее, то есть визуально тяжелее, чем «потолок» над ними.

При работе над орбитальным отсеком для лунной программы Галина Андреевна попробовала сделать вариант без «изображения низа» (рис. 5).


Да, сиденья ориентированы одинаково, но под ними нет плоскости «пола» и всё пространство вокруг одинаково светлое. Этот вариант показался несимпатичным самой Балашовой, и в одном из интервью архитектор говорила, что даже довольна, что он не получил развития.

Но с визуальной тяжестью тоже были свои нюансы. Если с цветовым решением первого проекта «Союза» никаких вопросов не возникло, то при проектировании орбитального отсека «Союза-Т» Галина Андреевна сначала предложила сделать пол и сидение дивана насыщенного красного цвета (на pиc. 4 посередине). Но при съемке на камеру эти поверхности отображались чёрными, так что окончательный вариант интерьера «Союза-Т» (на pиc. 4 снизу) сделали зелёным — этот цвет не изменял своей темноты при съемке.

Помимо того, что в объеме отсека нужно было комфортно разместить и грамотно покрасить всё необходимое, надо было придумать, как закреплять в правильном положении отдельные, ни к чему не примонтированные, предметы и, конечно, космонавтов. Вопрос решился с помощью ворсовой молнии aka «липучки»: те поверхности, к которым предполагалось что-то крепить, были ворсовыми — т.е. мягенькой частью липучки, а то, что предполагалось крепить, имело крючковую, т.е. колючую и жёсткую часть липучки.

Такое крепление очень надежное, но на практике выяснилось, что оно удобно не во всех случаях. Когда космонавты, посидев на диванчике, «вставали», они улетали с дивана без штанов. Резинка на штанах держала штаны на космонавте совсем не так сильно, как липучка держала штаны на диване.

В итоге космонавтов стали фиксировать с помощью ремней. На pиc. 6 можно посмотреть, как зафиксированы космонавты за откидным столом, разработанным специально для встречи гостей, в орбитальном отсеке «Союза-19» программы «Аполлон — Союз».


В этой программе Галина Андреевна отметилась не только разработкой жилого отсека. Для авиационно-космической выставки в Ле Бурже во Франции она нарисовала эмблему программы — красно-синий значок, pиc. 7.


На Балашову оформили авторский паспорт — редкий случай, когда её работу подписали её именем. Эмблема оказалась очень удачной и очень понравилась американцам — когда прошла выставка в Ле Бурже, в Америке стали делать значки с эмблемой, печатали её на фантиках конфет, почтовых марках, делали с ней посуду. Об эмблеме писали за рубежом, сообщали, что её утвердили и в НАСА, и в Академии Наук, но, увы, имя Галины Балашовой при этом никогда не упоминалось.

На предполетных фотографиях и наши Леонов и Кубасов, и американцы Бранд, Слейтон и Стаффорд запечатлены в костюмах с эмблемами Балашовой. Но в космос эти эмблемы не отправились.

Один помощник по хозяйственной части программы, не зная, кто автор эмблемы, сообщил начальству, что будет нехорошо, если советские космонавты отправятся в космос с американской эмблемой на груди. Начальство, которое и поручало Галине разработать эмблему, с этим почему-то согласилось и поручило бдительному гражданину эмблему заменить. Наши космонавты отправлялись в полёт чуть раньше американцев, а те, увидев, что мы изменили эмблему, тоже сменили на своих костюмах балашовский значок. Красивого единообразия не вышло.

Тем не менее, приёмом в Советском орбитальном отсеке американцы остались довольны. Леонов вспоминал, что от красоты и уюта интерьера «Союза-19» гости были в восторге.

Возможно, при взгляде на конечный результат космические интерьеры Галины Балашовой могут показаться обманчиво простыми. Диван, стена с приборами, ремень для пристегивания. Можно покрасить немножко по-разному, вот как на pиc. 3 — это два чуть осовремененных по просьбе Королëва варианта самого первого проекта Балашовой для «Союза».

Но эти простые решения стали во многом основой космического дизайна.

Галина Андреевна Балашова работала над «Союзами», лунным орбитальным отсеком, орбитальными станциями «Салют» и «Мир», советским челноком «Буран». Более 200 её эскизов сейчас хранятся в московском музее космонавтики, а про её космический вклад в освоение космоса издана большая отлично иллюстрированная книга на трёх языках.

Так что, хотя жизнь и карьеру Галины Андреевны не назовешь безоблачной, то, что ей не мешали делать интересную ей работу — действительно замечательно.