На uCrazy 17 лет 23 дня
"Умка и бронивик"
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ АВТОБИОГРАФИЯ, она же пособие для интересующихся Я, по имени Герасимова Аня, родилась 19 апреля 1961 г. в Москве. С пяти до двенадцати лет занималась в хоровой студии "Веснянка" (д/к им. Серафимовича) хоровым пением, сольфеджио и фортепиано (последним - совершенно безуспешно и напрасно). Больше всего на свете хотела "запевать", т. е. солировать, но не получалось - голос был слишком тихий. Параллельно мечтала стать великим писателем и в старших классах даже сочинила два пухлых романа из жизни русской интеллигенции 19 века (романы сохранились, но читать их не советую - наглое и беспомощное подражание Окуджаве и Достоевскому). В 1978 г. закончила с отличием и отвращением английскую спецшколу N 22 и поступила в Литеpатуpный институт им. Гоpького на отделение художественного перевода (поэзии), специализация - литовский язык. Между прочим, опубликована целая куча моих переводов с литовского. Самая ужасная работа - переводить литературоведческие статьи, стихи идут веселее.
Сравнительно интересная работенкой был сборник каунасского битника Гинтараса Патацкаса. Диплом у меня получился опять же с отличием, скорее уже по инерции - академическая жизнь в Литинституте была не больно обременительная. Благодаря или несмотря, а только 1983 г., с годовалым сыном в коляске, поступила я в аспирантуру на кафедpу так называемой "советской литеpатуpы". Чтобы перейти на нее с кафедры перевода, ухитрилась написать реферат "Поэзия О. Мандельштама в переводах на немецкий язык", в дальнейшем же пришлось ловко скрывать от литинститутских боссов чудовищную по тем временам тему диссертации - "Проблема смешного в творчестве обэриутов", по возможности избегая представления на ученый совет готовых кусков этого беспрецедентного труда, весьма халявного и зачастую творившегося в измененном состоянии сознания. Если бы не научный pуководитель М. О. Чудакова, дописать вряд ли дали бы, вообще выгнали бы нафиг. (Один из доблестных преподавателей, узнав тему, одобрительно заметил: "Ага. Обэриуты - интересная народность. А что, у них уже есть литература?"). Дописанная диссертация легла в стол - как раз в 86 году меня окончательно, как тогда казалось, накрыл рок-н-ролл во всех его проявлениях - и только через три года, в январе 89, была защищена на кафедpе советской литеpатуpы МГУ.
Часто спрашивают, когда я начала сочинять песни. Я честно отвечаю, что, наверное, с рождения. Вообще, наверное, виноваты мама с папой, у нас в семье считалось нормальным сочинять песни по случаю и без случая, просто от хорошего настроения, и петь их друзьям и знакомым. Кое-что пробовала кропать еще в школьном возрасте, подражая любимым Высоцкому или Окуджаве, но, услышав западный рок, заткнулась: любая музыка, кроме этой, для меня исчезла, а как сочетать такую музыку с русскими словами, было непонятно. На первые опыты такого рода я решилась в 85 году. С одной стороны, стал поднимать голову пресловутый "русский рок", и многое из того, что пелось со сцены, к моему изумлению, оказалось ниже критики. С другой стороны, "низам", то есть собственно хипповой тусовке, к которой меня всегда тянуло, было практически нечего петь. Это же ненормально! И первую песенку в улично-хипповом жанре я сочинила зимой, по дороге с "Яшки", т. е. тусовки у памятника Свердлову, в очередной раз послушав, как люди пытаются петь самодельные опусы. Она была специально очень простая: "Свобода есть, Свобода есть свобода... " (кстати, перифраз известного лаконичного стишка И. Холина). Уцепилась за эту веревочку и стала в очередной раз выкарабкиваться из цивильной жизни.
Довольно скоро, а именно в марте 86 года, Аркаша "Гуру" Славоросов, автор многих кликух тогдашней "системы", дал мне пресловутое прозвище - за большой ум, надо думать. Точнее, за один умный поступок, не скажу какой. Меня так часто об этом спрашивают, что пусть это будет мой маленький секрет. В общем-то он, Гуру, и подвиг меня на запись первого "магнитоальбома" и "назвал" не только меня, но и этот альбом, и некоторые песни. То есть я хотела писать "Дневник Дуни Кулаковой", в честь Авдотьи Панаевой (жены и подруги целой кучи знаменитых русских писателей 19 века, если кто не знает; вообще же "Дуня Кулакова" - такой непристойный эвфемизм, поинтересуйтесь в источниках), но думала, что это будет просто дневник, бумажный. Записались в квартире друзей как попало, ничего не умея (по крайней мере я), на диком драйве за два дня. (Подробнее здесь и далее см. виртуальный альбом "Oldies Butt-Goldies"). Первая скрипка, то есть гитара, там Кирилл Медунов, он же Кит, впоследствии играл в недолговечной группе "Диана" (та, которой не дали называться "Менструальная повязка"), а также, сколько я знаю, у Лаэртского на саксофоне. Песни с этого альбома - "Дети цветов", "Стеклянную рыбку", "Автостопный блюз", "Кошку Люську", "Калифорнию" - мы играли потом во всех составах и играем до сих пор. Через несколько дней я попала на базу группы "Выход" в Петергофе, и из этого моментально возник "Опиум для народа" - первая попытка навалять что-то в электричестве, с Колей Фоминым на соло-гитаре и Силей на басу. Ощущения от микрофона и электрогитары самые невероятные, чувствуешь себя прямо Бог знает кем, и сразу захотелось, чтобы так было всегда.
Не тут-то было. Летом я сломала свой знаменитый палец на ноге, и мне загипсовали ногу до колена, благодаря чему я на неделю застряла на даче и от нечего делать добила совсем было заброшенную диссертацию. Потом разрезала гипс ножницами и поехала на Гаую, где был тогда традиционный хипповый лагерь - зарабатывать харизму. Это я шучу, конечно, но в принципе, если бы я была (не дай Бог) журналистом и писала о некоей Умке, так и написала бы. Отчетливо помню момент, когда, выкинув по дороге кеды (с поломанным пальцем не больно-то побегаешь), я дохромала до лагеря, плюхнулась на хвою, тут же попросила гитару и давай орать, пока не сбежались. Я хорошо чувствовала, что происходит нечто важное. Тем же летом совершила большой хипповый подвиг, также сильно сработавший на мою личную мифологию: съездила в одиночку автостопом в Среднюю Азию. Приключений было достаточно, излагать здесь я их не буду, тем более что они довольно стремные. Но съесть меня не съели, и я вернулась в Москву на белом коне. Осенью записала вдвоем с Костей Золотайкиным (Кризом) за пару часов на чьей-то кухне совсем уж игрушечный "альбом" "Господа пункера". Более серьезный опус, получивший название "Эх, пипл!" (надпись на чьем-то самодельном значке, виденная мною в ШРМ, рассаднике хиппизма на задворках Пушки, в ранней юности), был записан там же, где и "Дуня", пополам (по очереди) с замечательным персонажем по кличке Понька - в свое время его песенки, в частности, подбили меня на сочинение собственных.
А весной 87 года мы с Топом и Иркой, у которых я некоторое время жила, записали кассету "Не стой под стрелой". Эта запись мне нравится до сих пор, и жаль, что я тогда так халявно к ней отнеслась, причем под конец совершенно охрипла. Я ведь тогда даже отдаленно не представляла себе, что такое записывать музыку, как правильно петь, чтобы не терять голос, была уверена, что настоящий музыкант может с ходу сыграть все, что угодно, визжала, хрипела и выла. Все эти "альбомы" размножались в количестве четырех-пяти штук на кассетном магнитофоне и раздавались друзьям. Каково же было мое удивление, когда через несколько лет я стала обнаруживать копии копий копий в самых неожиданных местах очень далеко от Москвы (например, город Ревда или город Копенгаген), с совершенно разрушенным, порой неузнаваемым звуком. Вскоре не вполне удачное (как выяснилось) замужество заставило меня прекратить музыкальные занятия. Может быть, и к лучшему, а то пришлось бы участвовать в перестроечном роке. Зато, как только стало можно, я начала путешествовать за границей, выступать на всяких смешных конференциях (до которых, бывало, добиралась автостопом, к восторгу и ужасу коллег), притворилась ведущим специалистом по обэриутам, эксцентричной ученой дамой с загадочным прошлым. Зареклась сочинять песенки и вообще хвататься за гитару - молодость прошла, сколько можно, пора и честь знать. Приходилось утешаться составлением книжек: перестроечные издательства наперебой заказывали обэриутов, и я подготовила штук двенадцать изданий Хаpмса, Введенского, Вагинова и дp. (подготовка текстов, по большей части аpхивных, составление, пpедисловие, комментаpий - это вам не песенки орать), из котоpых осуществилось, дай Бог, два с половиной, остальные канули в бумажных морях погибающих и погибших издательств. Зато было напечатано несколько десятков филологических статей (отчасти с публикациями текстов) в советских и несоветских журналах, специальных и не очень. Иногда я даже преподавала известные мне предметы: в Литинституте один семестр читала спецкурс по обэриутам, потом в Культурологическом Лицее - сначала по обэриутам, потом по битникам. Преподавать я не умею и не люблю, но, видимо, из этих эпизодов родились дикие слухи типа "Умка преподавала в Оксфорде". В 94 году, заскучав, я перевела знаменитый роман Джека Керуака "Бродяги Дхармы" (этот перевод издан, и неоднократно) и стала подумывать: не заняться ли мне битниками? Тут-то, из глубины пятидесятых, от отцов-основателей, и подползли ко мне мои новые времена, и рухнул подточенный строгий режим. Окончательно это случилось в 95 году, не без участия Ковриги и новой знакомой - Оли Арефьевой, которые постоянно подначивали меня чего-нибудь спеть. Теперь сами виноваты...
С начала 90-х Коврига несколько раз пытался меня зафиксировать, просто так, для истории, мало ли что. Однажды посадил в какой-то квартире один на один с хитрым записывающим устройством "ДАТ", и я - "трепеща и проклиная... но строк печальных не смывая", спела ему туда подряд всю мою заветную тетрадочку песен (тогда их было, наверное, штук под сто), хранившуюся за ненадобностью на глубоком дне одного из ящиков письменного стола. Другой раз решил записать на студии Эли Шмелевой, домашнем "филиале Тропиллы", с... группой "Автоматический Удовлетворитель", приехавшей в Москву делать альбом со своим законным Свином. Получилось, на мой взгляд, отвратительно - это одна из немногих записей, хождение коей по рукам я не приветствую. В третий раз мы пришли к той же Эле с Ковригой и Игорем Вдовченко, более известным как Сталкер - гитарист и басист, он играл с "Ковчегом", с "Трибуналом" Натальи Медведевой, с Леликом Мамоновым, был у него и собственный проект под названием, кажется, "Черная Мама", но как-то заглох под воздействием веществ и обстоятельств. Но у Эли записывался, кажется, "Кооператив Ништяк", и мы со Сталкером отправились в "булгаковский дом", т. е. на сквот к Владу Маугли, и там на двух гитарах, с Маугли на бонгах, зафиксировали много чего подряд. (Влад Бурштейн, замечательный автор и выдающийся рок-н-ролльный гитарист, живет сейчас в Берлине, и это он снял крышесъездный абстрактный фильм, который мы крутили на презентации "Кина из одуванчиков"). Я сразу отнесла кассету Оле Арефьевой, Оля обрадовалась - давно уговаривала меня запеть опять, и эта самоделка тоже где-то бродит.
Весной 95 года, на квартирнике по поводу сорокалетия Майка, устроенном Ковригой у Эли, мы познакомились с Вовкой Кожекиным, и я повелась на его гармошку. Страшно захотелось петь блюзы. Осенью, после феерических путешествий по Восточной Европе и Крыму, началась замечательная жизнь. Для начала Оля пригласила меня на свой бесплатный сейшн в благотворительной столовке для нищих и бездомных, развела на попеть, и все это снял на видео Саша Калагов, он же Питон, важнейшее действующее лицо этой истории. Посмотрела я эту запись и вдруг поняла, что, собственно, людям во мне нравится (объяснить не могу - надо показывать). Брак мой тем временем благополучно сдох, ко всеобщему удовольствию, и у меня поселился бородатый человек по имени Вовка Орский, верный друг и попутчик на протяжении двух следующих лет. По старинке, в дырочку кассетного магнитофона на кухне мы с Кожекиным записали первый домашний альбом "нового времени" - "Новые ворота", а 3 ноября устроили первый "Умкин сейшн", где я пела по очереди, а то и хором с Олей - в сквоте на Остоженке 20, где жили и зависали многие занятные персонажи. Толпа человек в пятьдесят, собравшаяся у метро, показалась мне стадионом. С тех пор сейшена случались довольно часто: в сквотах, в клубе на дебаркадере возле Парка Культуры (один из них, электрический, получил название "Новые ворота-2", наряду с первым был размножен и роздан на десятках плохоньких б/у кассет), а главным образом в ДК инвалидов "Надежда" на Саянской улице, куда нас позвал Шурик Бондаренко, он же Синяевский. Кайф этого места заключался прежде всего в его принципиальной бесплатности: играть тогда платные концерты было бы бессмысленно и, в общем, нечестно - такое продавать нельзя. Но народ валил валом (халява!) и веселье царило неподдельное. Весь этот "ривайвл" сторонился так называемой "московской клубной жизни", репертуаров и менеджмента, и я, окончательно забросив свои филологические бумажки, совершенно не собиралась делать из музыки новую профессию. При этом песни сочинялись чуть ли не каждый день. В декабре 95 подпольно, т. е. под полом тогдашней квартиры барабанщика Миши Соколова, в его домашней студии "Экология звука", за два дня был записан альбом "Я люблю blues"; кроме Миши и меня там играли мой сосед, басист Илья "Кеша" Труханов (автор неплохих песенок, впоследствии гитарист группы "Акустик Бэнд") и перкуссионист Гриша. Сводил и вообще заведовал звуком Миша, все говорил мне: "Что ты кричишь, ты не кричи, ты пой!". Саша Калагов параллельно снимал видео, а в январе 96 организовал еще одну запись, на репетиционной базе группы "Ковчег" и, собственно, с ковчеговскими музыкантами - откуда и берет начало наш с ними длительный роман. Это были Миша Трофименко - басист, давнишний институтский приятель Саши, Боря Марков - барабанщик, тогда перкуссионист "Ковчега", и Саша Соков - гитарист, впоследствии покинувший группу. Получилось первое, если не считать "Опиум для народа", "настоящее" электричество, правда, очень сырое, сыгранное с кондачка и спетое без всякого представления о таком инструменте, как микрофон, но некоторые вещи, в частности, "Артур" и "Стеклянная рыбка", почти получились. Вторую часть дописывали на другой базе, в каком-то ДК, причем там нас случайно нашел по голосу тот самый Гриша и сыграл на барабанах вместо отсутствующего Маркова. Запись называлась "Оторвалась и побежала", по названию длиннющей новой песни, которую полагалось играть с постоянным ускорением; строчка эта, взятая из пьесы Хармса "Елизавета Бам", как нельзя лучше отражала мое тогдашнее настроение и состояние. Постепенно собрался более или менее постоянный состав. На гармошке играл любимец публики, неугомонный Кожекин. На басу или гитаре - Сталкер. На клавишах - "наш Манзарек", сосредоточенный и вспыльчивый Паша Пичугин, который как-то встретился мне в переходе и предложил, что поиграет - На гармошке? - У меня есть. - Тогда на басу? - И басист есть. - Тогда на клавишах? - Годится. Он приносил ко мне домой свое полуигрушечное "Casio", и мы часами играли что попало. За барабаны сел Вовка Бурмистров по кличке Бурбон, развеселый длинный дядька, с которым меня познакомил Орский, опять же в переходе, где он - Бурбон - торговал зубной пастой. Не помню, где он играл прежде, а потом - в группах "Джа Дивижн", "Я-га" и, кажется, каких-то еще реггей-проектах. На перкуссии, то есть попросту бубне, играл пашин знакомый Леша Ноздрин, он же Винкль. Приезжал со своей гитарой питерский человек Ваня Жук, с которым мы подружились летом на Rainbow; Ваня-то и предложил, в шутку, будущее название группы - когда я, по анекдоту, в очередной раз сетовала, что такой-то и такой-то нам на прошлом концерте или записи "весь броневичок забздел", и мы его больше катать не будем. На басу время от времени играл Миша Трофименко - похоже, из всех "ковчегов" его сильнее всех зацепила моя телега, тем более что, как выяснилось, многие песни он знал задолго до личного знакомства. Иногда гитару или бас брал сосед Кеша. Таким образом, группа существовала в нескольких вариантах, но весьма приблизительно, - репетировать было негде, не на что и, как я тогда считала, незачем. Нередко на сцену вылезали незнакомые люди со странными инструментами - джем же ведь! - увы, далеко не всегда в кассу. Апофеозом этой темы явился краснощекий юноша с гобоем, он подошел к микрофону и дудел нечто авангардное, пока нелицеприятный Сталкер не согнал его со сцены. К этому времени относится еще несколько самодельных альбомов. Записывал, монтировал и мастерил их Паша Пичугин, они размножались на кассетах кустарным образом и раздавались в неучтенных количествах. "Последний переулок" - летом у Шуры Синяевского в Последнем переулке возле Сретенки. Сама песенка "Последний переулок", она же "Эсхатология 1", была сочинена задолго до этого, так что домашний адрес Шурика стал одним из основных факторов, подвигших меня на эту запись. Паша на клавишах, Шурик на басу, некий Леша на гитаре, Винкль на барабанах (с тех пор мы его за них не пускали), еще несколько друзей стучали и подпевали. Вещь по нынешним временам трудно выносимая: отсутствие каких бы то ни было аранжировок, безжалостно форсированный голос, общая сырость и эсхатологичность, основанная на личных пертурбациях. Блудный муж вернулся домой, сказал, что идти ему некуда, ну, я и ушла (до сих пор так и хожу). В принципе хорошо для рокенрольной биографии и освобождения от привязок, но не слишком удобно, когда у тебя аллергическая астма. Здесь же отмечу, что несколько сезонов подряд играла на Арбате, не для красоты, а с целью поддержать существование; об этом см. соответствующую мою статейку.
Осень 96: "Как вставит", пополам с Санычем Волгиным, мы познакомились с ним летом в Крыму и зазвали покорять Москву. Частично - концерт в "Надежде". Много драйва и нехарактерный сольный номер Кожекина "Наташка". Позже: "Вся любовь". Параллельно мы решились на первый официальный релиз для издания на ковригином независимом лейбле "Отделение Выход", так что эта запись, в принципе довольно кайфовая, была отчасти дублирована и потонула в нем, хотя некоторые номера были сыграны не хуже, а то и лучше, чем на кассете "Дожили, мама". "Бим или Бом" - лето 97: я, Паша, Миша, отчасти Кожекин и Жук. Много новых песен. Разошелся в очень ограниченном количестве, не до того было, но, как и "Не стой под стрелой", симпатичен мне до сих пор. Саня Буртин сказал про него: "изящно и свирепо", красиво сказал, не смею спорить. "Дожили, мама", которую по сооображениям качества неловко издавать на компакте, была записана зимой 97 за три дня на студии "Лужники - ВидеоАРТ", в оставшееся от "Ковчега" студийное время. Состав: Паша, Кеша, Кожекин, Жук, Бурбон; Миша сидел за пультом и одновременно играл на басу. Работа в настоящей студии, пусть без репетиций, без наложений и почти без дублей, навела меня на умные мысли об уступках истэблишменту. Лучше бы о качестве думала, честное слово. Помню, как мы бродили с Жуком вокруг студии, и я уговаривала его ничего не переписывать, а он парился, что плохо получилось. Кассеты появились только осенью, я выцыганила у Ковриги целый ящик и со свистом раздала в "Надежде", на одном из последних концертов - прикрылась для нас эта лавочка, да и вряд ли бы вместила в дальнейшем нарастающую публику. Вскоре после этого мы с Орским отправились в последний из наших длиннющих автостопов - на Урал с немыслимым крюком через Крым и Ростов. В рюкзаке моем, на дне, лежала бумажка с адресом и телефоном Бори Канунникова. Он подошел к нам еще осенью 95 после безумного бесплатного сейшена в маленьком клубе на Новослободской и спросил: "Гитарист нужен?" - "Нужен. " - "Когда репетировать?" - "А мы не репетируем, но ты звони. " Тогда из этого ничего не вышло, Боря вернулся в свой Севастополь и жил там без особых перспектив, пока мы не упали ему на голову. После пары джемов в Севастополе я развернула перед ним радужную картину светлого будущего в Москве с прекрасной группой "Броневичок", в которой, надо сказать, наметились к тому моменту трещины. Кожекину хотелось играть традиционный блюз; Паше - более современную музыку, и вообще он предпочел бы клавишам бас; ритм-секция не срасталась, и вообще мне казалось, что меня перестали понимать. Не удивительно, что, как только Боря приехал в Москву, я ринулась записывать с ним на двух гитарах те песни, которые не получались с "Броневичком". Из этого вышло два сольника: "Каменныецветочки" (осень 97) и "Низкий старт" (весна 98); первый довольно беспомощный, второй, как мне кажется, удачнее. Оба они были записаны на маленькой студии MYM (Make Your Music) в помещении Московского Электротехнического техникума Яном Сурвилло, который покорил наши сердца тем, что всегда понимал, что нам нужно. Я пыталась затащить к нему разваливающийся "Броневичок", но из этого ничего не вышло - может, и к лучшему. "Старт" и "Цветочки" не продавались, но во множестве раздавались, не только на кассетах, на самонарезных компактах - наконец-то в мои черствые мозги внедрилось представление о современных технологиях, чему в немалой степени способствовали друзья-компьютерщики. Вы спросите, откуда брались на все это деньги? Честно говоря, я в основном клянчила их у сочувствующих и до сих пор, бывает, клянчу: музыкой много не заработаешь, а если зарабатывать на стороне, на музыку времени не остается. Так что мы до сих пор держимся на плаву за счет добровольных взносчиков, назовем из меценатами, честь им и хвала. Ранней весной 98 года Ковриге все же удалось развести меня на запись компакта. Его так и назвали: "Компакт". Воплощение давней мечты Олега, альбом претерпел немало встрясок на пути к выпуску и слегка отклонился от первоначально задуманного варианта. Увы, идея записаться очень быстро и безо всяких студийных штучек, как на сейшене, осуществилась лишь частично, особенно при полусессионном составе (экс-"Звуки Му" Казанцев и Карлыч - шикарная ритм-секция, но не совсем моя), и фактически вся тяжесть "вытягивания" пластинки легла на плечи опытного звукорежиссера О. Клишина и его помощника П. Сверчкова (студия MMS). Сводить альбом пришлось дважды, и именно тогда (поздновато!) я наконец начала понимать, что такое звук и как с ним работать, и вообще - что я уже давно не филолог, играющий в музыку, что музыка теперь моя профессия, и надо потихонечку учиться этому соответствовать. "Компакт" - типичный "блин комом", слушать его мне неприятно, хотя некоторым почему-то нравится. Начали много ездить, сначала малыми составами, часто по собственной инициативе, кустарным образом, потом все вместе и посолиднее. Питер, Рига, Минск, Свердловск, Тюмень, Киев, Харьков, Ростов, Днепропетровск, Севастополь, Рязань, Воронеж, Астрахань... - я посчитала: на сегодняшний день около сорока разных городов. Вход, как и Москве, устраивается самый дешевый, плюс море халявы, поэтому мы не самый лакомый кусок для промоутеров. Расписание же весьма напряженное: за неделю в Ростове - пять сейшенов, за неделю в Харькове - семь. За три недели в Израиле - десять... Играли даже в Берлине, Париже и позже в Лондоне - вдвоем с Борей, приблизительно на тех же условиях и с тем же успехом. Концертные записи иногда издаются нами (Live in Форпост `98, Live in Факел `99, ФорпостДва 15 мая 99, Концерт в СПб Зоопарке `00, Концерт в к/т "Улан-Батор" `01), иногда циркулируют на местах помимо нас, а мы и рады. В начале 99 года "Отделение Выход" выпустило студийный альбом "Командовать парадом". В записи участвовали два разных состава - московский (Пичугин, Трофименко, Марков) и питерский (Ваня Жук, Володя "Волос" Герасименко, Фёдор Машенджинов - тогдашний состав группы В. Голованова "Ключ"), на гитаре везде Канунников, на гармошке Кожекин. Было желание как-то реабилитироваться за "Компакт", который никого из нас не устраивал, и это вроде бы удалось. Получился своего рода сборник хитов, довольно бодрый и почти отражающий концертное веселье, только записанный и сыгранный почище. Обложку рисовал наш приятель московский художник Мишель Банников. Некоторое время группа выступала то в электрическом варианте (с Мишей Трофименко и Борей Марковым, иногда на перкуссии подключался третий музыкант "Ковчега" Сева Королюк), то в полуакустическом (Боря, Кожекин, Паша - бас, J. Андрей Манухин - перкуссия). С сентября 99 Пичугин и Кожекин в "Броневичке" больше не играют. Несмотря на некоторые временные напряги, можно сказать, что мы расстались друзьями. Вначале Вовка организовал новый проект с Ф. Чистяковым, при участии Жука и Паши, и еще Паша играл на басу в группе "Рада и Терновник". Теперь у Вовки с Жуком самостоятельный проект "Станция Мир", а Паша - бас в группе "Passatiges". Ритм-секцией "Броневичка" стали Трофименко и Марков, а на гармошке начал играть Игорь Ойстрах. Таким составом, только без гармошки, был записан летом 99 и выпущен осенью 99 (самопал) и зимой 00 (на "Выходе") "Ход кротом" - наверное, первый удавшийся концептуальный альбом. Напор и где-то даже наскок, характерный для предыдущих релизов "Броневичка", сменился неторопливой мягкостью, продуманностью аранжировок (не будем показывать пальцами, но виноват в этом Боря К.) и единством композиции. Обложку к этому альбому рисовал севастопольский художник Рома Фурман, с тех пор бессменный оформитель "Броневичка". Приблизительно тогда же вышел на двух кассетах концертник "Умка без Б. ", зафиксировавший нон-стоп сольный концерт в клубе "Форпост", где я одна-одинешенька пою подряд редкие, забытые и несуществующие вещи, которые с бэндом обычно не бывают. Осень 2000 г. - "Кино из одуванчиков". Основа записана вчетвером (я, Боря К., Миша, Боря М.) на 8-канальную мини-дисковую портостудию, живьем на репетиционной базе "Ковчега" в подвале одного большого московского "ящика", потом добавлены некоторые гитарные и клавишные партии. Вскоре после записи подвал затопило, и музыкантам пришлось срочно эвакуироваться. Как и для "Хода кротом", приезжал из Питера Ваня Жук со своим "Роландом" под "Хаммонд", часть работы делалась на домашней студии А. Денисова (он же КотМатроскин), сводил Ян Сурвилло. В процессе подготовки альбом казался нам чересчур эклектичным, но в результате все выстроилось в драматургически связное и местами смешное "кино" с завязкой, кульминацией и развязкой. 21 октября "Броневичок" забабахал грандиозную презентацию "Одуванчиков" в кинотеатре "Улан-Батор": собрали деньги с благодетелей, оплатили все заранее, билетерш и охрану устранили и устроили бесплатный вход с раздачей слонов. Получился целый праздник, причем полторы тысячи человек, никем не надзираемые, умудрились ни разу не подраться. Затем "Броневичок" и "Ковчег" поехали на настоящие "электрические" гастроли в Израиль, где немеряно оттянулись на радость местной публике. Если начало и конец "Кина из одуванчиков", со своим отъехавшим звучанием, продолжали предыдущую пластинку, то блок более жестких вещей в середине как бы предварял следующий альбом, записанный на очередной базе (общей для "Ковчега" и "Броневичка"), она же студия "Барракуда рекордз", Олегом Буробиным. Писали на 8-канальный ADAT, практически все вживую, за исключением нескольких гитарных партий, а сводил Ян у себя на MYM. Клавиш здесь нет, и звук получился более четкий и лаконичный, чем бывало. Все получилось очень быстро - некоторые песни записывались тепленькими, прямо в день своего рождения. Альбом называется "Вельтшмерц", что по-немецки означает "мировая скорбь": этот термин я позаимствовала у немецких романтиков, которыми когда-то интересовалась. Хотелось, чтобы название было одним непонятным словом, желательно режущим слух, и вдруг из глубин подсознания всплыл Weltshmerz. Оказалось весьма созвучно как внешним обстоятельствам, так и моему внутреннему состоянию. "Мировая скорбь" выплеснулась наружу, стало легче жить. А тут, глядишь, и новый год, он же век, и так далее. Тогда же была обнародована запись домашнего концерта у А. Денисова 28 июня `00. Денисов его записал, а Сурвилло свел. Этот диск акустический (две гитары, бас, гармошка и бонги) и тиражится вручную по мере надобности. Обложку рисовал Боря К. Весной 01 мы составили и выпустили "Бе-е-е-ест!". Несмотря на выразительную картинку Фурмана, изображающую козла с капустой, особого обогащения это нам не принесло, хотя основная цель была достигнута: фирма "Мистерия звука" занялась дистрибьюцией (слово-то какое!) сборника, и теперь его можно купить по сходной цене хоть в Париже, хоть за Уралом. Осенью 01 г. вышло сразу три альбома: Умка "Лондон" - в принципе обычный квартирник в две гитары, только сыгранный аж в Лондоне у Севы Новгородцева на Би-би-си 12 мая 01. Концерт в к/т "Улан-Батор" (двойник) - не лихая презентация "Кина", а более аккуратно сыгранный сейшн 10 февраля. Рекомендуется слушать в наушниках, как я его у Яна и сводила. Кроме известных уже лиц, участвуют Мила Кикина (голос, скрипка) и Маша Рабинович (скрипка). Осенью 2001 года вышел альбом "Заначка" - изданный самостоятельно (на меценатские средства) и выпеченный по виниловым рецептам: 35 минут, две "стороны": зимняя и летняя, записанные соответственно на базе зимой и у Яна летом. Как и "Ход кротом", его надо слушать подряд, самое интересное спрятано в паузах. На этом альбоме впервые появляется ритм-гитарист Денис Дудоладов, - они с Борей К. играли вместе еще много лет назад в Севастополе. Последний диск, появившийся осенью 2002, называется "Рай для инвалидов", по одноименной песне - единственной новой на всем альбоме. Остальное - в основном старье, давно требовавшее приличной перезаписи. Вопреки ожиданиям, инвалиды (рок-н-ролла и протчего) не стали вздыхать по старым пиленым кассетам и даже, наверное, обрадовались. Тысячный тираж, с видеодобавкой и кучей старых фотографий, мы издали самостоятельно и очень быстро продали и раздарили в многочисленных гастролях по Украине, Сибири и так далее, упрощенный же вариант по небывало серьезному с виду контракту издает и продает фирма BirdsFabric. К сожалению, далеко не все клубы могут обеспечить то, чего хотелось бы "Броневичку": вкратце - чтобы всем было хорошо, а в частности желательна низкая входная цена, отсутствующая или незаметная охрана, возможность попасть внутрь для тех друзей, у которых (пока что) нет денег. В Москве лучше всего соответствует этим требованиям клуб "Форпост", но, к сожалению, он уже не может вместить всех желающих. "Заначку"мы представляли в клубе "Свалка" и после этого стали играть там регулярно, но вот в январе 2003 "Свалка" закрылась - надо искать новые площадки, крупные и одновременно демократичные. Порой, с "Броневичком" и без, я появляюсь на радио и ТВ, в газетах и журналах, но это скорее забавно, чем полезно. Неизвестные благодетели, они же пираты, выпустили наш мп3-диск - вот это полезная вещь, с помощью которой о нас узнали в самых неожиданных местах.
С 99 г. функционирует сайт www. umka. ru - долго я от этого отмахивалась и открещивалась, а выходит, напрасно. Осенью 2000 года впервые в жизни появилось издание c мой персоной на обложке - пилотный номер журнала "Неформат" с большим интервью. Вообще в последнее время пресса довольно обильная, но как правило, довольно бестолковая (см. в соответствующем разделе сайта): как и прежде, преобладают вопросы типа "за что тебя называют Умкой" и "как ты относишься к неформальным молодежным движениям". Некоторую популярность снискало высказывание Бори К. : мы никакой не андерграунд, играем нормальную музыку, именно такая музыка должна быть популярной. Ну что ж, в принципе я как директор группы с этим согласна. ТИПА ПРЕСС-РЕЛИЗА Самые ранние из исполняемых сегодня песен Умки (Ани Герасимовой) относятся к 86-87 гг., но только с середины 90-х она выступает с группой, которая с 97 г. называется "Броневичок". Первое время состав менялся, пока не устаканился в современном виде: Умка - голос, иногда гитара Боря Канунников - лидер-гитара Денис Дудоладов - ритм-гитара Миша Трофименко - бас Боря Марков - барабаны Игорь Ойстрах - гармошка Паша Фрейчко - клавиши Маша Рабинович - скрипка Умка и "Броневичок" много выступают на клубной и концертной сцене Москвы и других городов, неоднократно участвовали в различных фестивалях. По стилю и саунду группа тяготеет к американскому и британскому гитарному року 60-х - 70-х гг., активно экспериментируя с его наследием: от жесткого ритм-энд-блюза до безразмерной психоделии. Среди приоритетов - Grateful Dead, Kinks, Velvet Underground, ранний Pink Floyd. Полная дискография Умки, включая самоделки и бутлеги, перевалила за три десятка, "официальных" релизов (изданных в основном на "Отделении Выход") - около половины от общего количества. Репертуар полностью состоит из оригинального русскоязычного материала (слова - Умка, музыка - Умка и "Броневичок").
Автор: Умка
2 клипа:
"Стрекоза и муравей"
Пропади ты сука
Пожалуйста оцените статью и поделитесь своим мнением в комментариях — это очень важно для нас!
Комментарии10
