Странные увлечения великих художников

Пабло Пикассо был поклонником оружия и сам любил пострелять, да не просто пострелять, а навести настоящий ужас на окружающих. Он частенько палил в воздух, возвращаясь под утро домой из кафе и ресторанов. Художник иногда угрожал револьвером в своей мастерской покупателям картин, когда торговался с ними по поводу цены. В порыве аффекта он мог даже стрельнуть в прохожего на улице.




К счастью, он всегда использовал холостые патроны, но, тем не менее, подобное поведение многих пугало и возмущало. Однажды за такую стрельбу художника даже арестовала полиция.




Леонардо да Винчи очень любил играть словами и создавать зашифрованные тексты. Например, часто он писал справа налево, и прочесть его послание можно было только, поднеся его к зеркалу. Примерно так же, по мнению некоторых исследователей, он кодировал и свои известные картины, оставляя на них скрытые послания зрителям. Ключом к разгадке мог быть взгляд изображенного на полотне человека, руки, ноги либо определенный предмет. Какую-то картину, согласно этой теории, нужно перевернуть, а какую-то – поднести к зеркалу определенной частью. Самой зашифрованной картиной считается его «Джоконда».

Леонардо был амбидекстром, то есть хорошо владел как правой, так и левой рукой, поэтому иногда он мог писать двумя руками одновременно.




А еще Леонардо очень любил играть на лире, и это у него получалось великолепно. Некоторые современники считали его главным образом хорошим музыкантом, и только потом – художником и ученым.




Матисс был человеком весьма своеобразным и страдал разными фобиями. Больше всего он боялся, что когда-нибудь останется нищим и никому не нужным – например, если вдруг ослепнет и не сможет писать картины. Поэтому на всякий случай художник научился играть на скрипке.



Однажды во время застолья в одной из забегаловок он даже отобрал у бродячего скрипача инструмент и принялся вдохновленно играть сам. Впрочем, это искусство давалось ему гораздо хуже, чем мастерство художника. Видимо, догадываясь об этом, Матисс даже в глубине души стеснялся своей игры и опасался, что ее услышат журналисты и начнут его высмеивать.







Будучи в солидном возрасте, именитый художник Николай Ге неожиданно бросил городскую жизнь и уехал на хутор в Черниговскую губернию, где занялся простыми деревенским хозяйством. Он выращивал овощи, солил грибы, а еще неожиданно увлекся… изготовлением русских печей.





Как вспоминал друг и коллега художника Григорий Мясоедов, однажды он приехал в гости к Ге на хутор Ивановское и застал хозяина перемазанным глиной и исцарапанным. Тот объяснил ему, что решил стать последователем Толстого и заняться простым физическим трудом. Он, мол, уже переложил все печи жителям Ясной Поляны, а теперь возводит печь своим соседям.




Кстати, заказчики щедро одаривали «печника» продуктами, и он с благодарностью их принимал, замечая, что дополнительный хлеб никогда не бывает лишним.




Илья Репин, как и его супруга, был вегетарианцем. В своем имении «Пенаты» он ввел правило есть только скромную и полезную растительную пищу и требовал того же от близких. Зная такие правила художника, гости, которые приезжали к нему, привозили мясные продукты с собой и ели их только тайком – когда не видит хозяин. Спал Репин всегда на свежем воздухе, на балконе – даже в сильные морозы.

Была у него и еще одна причуда. В доме художника все, даже гости, должны были обслуживать себя сами. В гостиной у него стоял круглый стол, центральная часть которого поворачивалась вокруг своей оси – таким образом во время трапезы каждый мог сам накладывать себе любое угощение, не прибегая к помощи других – достаточно было лишь повернуть круг.






Если кто-то нарушал правило, Репин назначал ему «наказание»: в углу комнаты стояла трибуна, с которой «проштрафившийся» обязан был произнести речь. Если художник замечал отступление от правил за самим собой, то также шел к трибуне. Эту забавную игру он очень любил.






Как известно, у Михаила Врубеля была навязчивая привычка портить свои картины и переделывать их. Например, когда у художника один раз возникло спонтанное желание написать понравившуюся ему даму, он, не раздумывая, взялся за кисть и начал рисовать ее поверх уже готового портрета одного купца, который до этого долго ему позировал.



А вот настоящим хобби Врубеля было полиглотство. Художник говорил на восьми языках и при любой возможности старался практиковаться. Не важно, кто был перед ним – англоязычный метрдотель ресторана, гувернер на даче купца Саввы Мамонтова или случайный прохожий иностранец. Врубель мог упражняться в разговорах часами, а потом с восторгом рассказывать окружающим, что узнал от собеседников.