Вопросы от иностранцев на Мамаевом кургане

«Как-то у самых ног Родины-матери пожилой немец долго смотрел вниз, что-то искал глазами, а потом сказал: «Я здесь ногу потерял». Оказалось, что он участвовал в Сталинградской битве», - рассказывает Надежда Ложечкина. По ее словам, в 70 - 80-е годы немцы были особенно вежливыми и часто спрашивали про то, где находятся останки их солдат. «Тела немцев через несколько лет после битвы опознавали по бляшкам ремней, кортикам, наградам, ведь армия Паулюса вся была награждена. Немцев хоронили в их же окопах, засыпали каустической содой и поджигали, чтобы не было инфекции», - говорит гид и добавляет: «Мой отец, участник Сталинградской битвы, подполковник КГБ, рассказывал, что во время работ по перезахоронению в городе говорили: «Одно ведро – один человек». Останки солдат, когда их переносили с одного места на другое, умещались в ведре». Точно также поступали не только в СССР. Старшее поколение воспринимает эту информацию молча, а вот молодое говорит о том, что это варварский метод.





Сейчас немцы интересуются тем, где покоятся тела их «героев» и почему здесь нет памятников их воинам. Надежда Ложечкина говорит: «Еще Вучетичу (скульптору) здорово надоели немецкие запросы поставить памятник. Есть сведения якобы Брежневу предложили построить от границ Волгограда и до Бреста автобан бесплатно за памятник немецкому солдату на Мамаевом кургане. Он отказался». Когда один турист из Германии спросил, почему в зале славы на священной для нашего народа земле звучит композиция «Грезы» немецкого Роберта Шумана, экскурсовод сказала: «Я объяснила, что мы не смешиваем немцев и фашистов. На самом деле много мелодий рассматривали для Зала воинской славы, но из-за особой формы помещения большинство не звучало. А Шуман подошел идеально».





На одной экскурсии один немец тихо сказал другому «Фрау несет пропаганду», но это услышала Надежда Ложечкина. «Я это услышала, – вспоминает гид. – Была зима, а я люблю немцев водить на экскурсии зимой. Думаю, сейчас я вам покажу пропаганду. Руководство дало мне на экскурсию 20 минут, так как немцы были легко одеты. Но вместо этого я медленно-медленно, по всему кургану водила их полтора часа. Когда они пытались бежать, я говорю: «А куда вы бежите, вы не хотите отдать дань памяти погибшим солдатам?» Их потом долго отпаивали водкой».





Тяжелее всего вести экскурсии для американцев. «Вот, например, скажешь немцам – не разбегайтесь, они будут идти за тобой. А американцы тут же откроют рот и разбегутся, – говорит Надежда Ложечкина. – Они раскованны до предела». В 70-е один американец сказал: «Вы ставите памятник за несколько миллиардов, а у вас есть нечего, у вас в магазинах нет еды, ничего нельзя купить». «Я предложила ему задать это вопрос группе русских, которые стояли тут же у подножия Родины-матери, – вспоминает тот эпизод гид. – Женщина лет 45 как услышала, руки в боки уперла и говорит ему: «Ах ты мурло американское!» Я стою и думаю, как перевести «мурло». Сказала туристу: «Она сердится на вас и называет аmerican idiot». Тут же мужчины русские, стоявшие рядом, говорят: «А давайте мы ему навтыкаем. Он сразу все поймет». Обошлось без драки, а американцу я посоветовала больше не задавать этот вопрос, иначе побьют где-нибудь».





Как-то внучка одной графини, являющейся дальней родственницей графа Витте, поинтересовалась, что кричит «Родина мать» и не матерные ли это слова. «Бабушка этой девушки тут же покрылась пятнами, – рассказывает Надежда Ложечкина. – Как выяснилось, внучка пишет диссертацию о русском мате и хочет услышать примеры. Она говорила, что «в Ленинграде один кагэбэшник в погонах рассказал ей несколько матерных слов». И показывает мне записную книжку, а там: елки-палки, шульки-мульки, трали-вали, железно, чувак. Спрашивает: «Это крепкие слова?» Я говорю: «Очень. А еще запиши самое крепкое слово: Ёшкин кот».





В 2000-х туристов интересовал вопрос, почему русские такие агрессивные. «Особенно часто этот вопрос задавали после 2008 года, – поясняет гид. – Мол, женщина машет мечом и угрожает всему миру, женщина не должна держать в руках меч. А я отвечаю: «Вы в Польше были? Это агрессивная страна». Нет, говорят, демократичная. А символ Варшавы – женщина с саблей. Молчат в ответ». Порой вопросы могут быть глупыми, например, «Это Шварценеггер или Сталлоне?» или «Какого размера лифчик у Родины-матери». «Хам, – все еще возмущается гид. – Я ему ответила, что не больше, чем у Статуи свободы. Но и среди наших тоже такие персонажи бывают. Несколько лет назад приезжал большой чиновник. Я проводила экскурсию для его жены и дочери. И девица лет 16, москвичка, спрашивает: «Ну и где у этой бабы мяч? У нас так и говорят – женщина с мячом». Молодое поколение не всегда чтит память героев и потому как-то один русский парень заявил, что не погибал бы «ради куска тряпки», другой сказал: «Тоже мне победители… С голым задом победители». «Я спрашиваю у него, а что же тебе не нравится, – пересказывает беседу гид. – А он говорит: «У нас дорог нет, ничего нет, живем плохо, деревни вымирают. А как прекрасно живут немцы. Надо было сдаться. И мы были бы встроены в Европу». Один американец и вовсе заявил, что русские - это недочеловек, которые жертвуют своей жизнью, потому что у них якобы нет инстинкта самосохранения.


А как-то один американец заявил, что переименование города - это отход от культа личности. «А ведь за границей никто не знает Волгоград, хотя и Сталинград тоже мало кто знает, в основном люди в возрасте, – рассказывает экскурсовод. – Как-то в самолете я познакомилась с французской стюардессой. Когда она узнала, что я из Сталинграда, начала расспрашивать, что и как. Я рассказала, она воодушевилась, сказала, что обязательно приедет с сыном в наш город, чтобы он все это увидел. Мне духу не хватило сказать, что нет такого города Сталинград». Чуть более года назад китайцы задали вопрос «Вы нам про Сталинград рассказываете, а у нас в командировочном удостоверении написано Волгоград. Это другой город?». «Когда я им объяснила, что название поменяли, – говорит Надежда Михайловна, – они сказали: «Вы так вольно обращаетесь со своей историей». Особое впечатление на туристов всегда производит скульптура «Скорбящая мать». «Помню, как одна пожилая американка заплакала здесь. Оказывается, у нее сын погиб во Вьетнаме, – рассказывает Надежда Ложечкина. – Чаще всего у «Скорбящей матери» все молчат, но один турист из ГДР сказал: «Как же вы русские должны нас немцев ненавидеть». Я ответила ему, что это не так».