На uCrazy 18 лет 1 месяц
Наемники и мародёры. Банды и их царство свободы
Сегодня мы с Вами вспомним ландскнехтов. Ну, а кто не вспомнит - читайте, смотрите.
Ландскнехты — один из самых узнаваемых образов Ренессанса. Немецкие наёмники за несколько веков успели и покрыть себя славой, и войти в историю в качестве форменных разбойников. Именно ландскнехтам мы обязаны, например, словами "мародёр" (по имени одного из их капитанов) и "банда" (изначально так назывался просто воинский отряд). Однако в XVI веке, когда ландскнехты вышли на пик известности и военных возможностей, они воспринимались совершенно по-другому — как оплот свободы, равенства, как отдельное общество, лишённое жёсткой иерархии средневекового социума, настоящий другой глобус для изгоев и при этом эффективная боевая единица.
Передвижная республика
Сама по себе идея наёмничества стара как мир. Первые в мире военные мемуары, "Анабасис" Ксенофонта, — посвящены именно одиссее наёмного отряда из Древней Греции. Однако корпорация наёмников, появившаяся на излёте Средних веков в Священной Римской империи, стала настоящим общественным феноменом.
В 1477 году в Лотарингии под Нанси состоялась очередная из множества битв Средних веков. На одной стороне находились бургундцы во главе с герцогом Карлом Смелым, на другой — войско Лотарингии, половину которого составляли пешие швейцарские наёмники. Несмотря на мощную рыцарскую конницу и неплохую по своему времени артиллерию, бургундцы оказались наголову разбиты, а сам Карл Смелый убит. Швейцарцы одержали свою самую знаменитую победу на поле брани. Их ополчение совершенно не напоминало феодальное войско.
Набиравшееся из совершенно обычных людей, оно делало ставку не на немногочисленную элитную конницу, а на плотные коробки пехотинцев. Пусть индивидуально каждый не был так хорошо подготовлен, как рыцарь, зато швейцарцы были спаяны железной дисциплиной и были способны действовать в бою как одна рука — даже армиями в несколько тысяч человек. Для Средневековья это был просто недостижимый уровень координации. Вдобавок отряды набирались из земляков, и обычно пикинёр сражался бок о бок с собственными братьями, сыновьями и отцом, как минимум — соседями. Так что боевой дух швейцарцев также был весьма высок. На рубеже XV и XVI веков их авторитет в военном мире был почти непререкаем.
На швейцарцев очень скоро обратили внимание все владыки Европы, и в частности — император Максимилиан. Максимилиан возглавлял Священную Римскую империю. Это титаническое образование в качестве базы имело Германию и Австрию, но включало территорию и части Италии, Нидерландов, Чехии. Вдобавок сама империя была чудовищно неоднородна. Внутри она делилась на несколько сот самостоятельных образований с разной степенью автономии, которые постоянно устраивали междоусобицы.
Структура этого образования была крайне сложной. Понятно, что основную массу этих "государств в государстве" составляли микроскопические владения, но крупные или богатые области вроде, скажем, вольных городов или Баварии, вели уже более-менее самостоятельную политику, причём крупные образования сами делились на более мелкие. Всё это делало труд императора поистине каторжным: рука об руку с великой властью шла великая ответственность.
Империя постоянно воевала и со всеми вокруг, и внутри собственных владений. Поскольку положиться на феодальных владык Максимилиан не мог и не хотел, он решил попытаться создать эффективный аналог швейцарских ополченцев. Интересно, что на начальном этапе в организации первых отрядов ландскнехтов (буквально "слуги страны") приняли участие швейцарские же инструкторы. Они и представить не могли, что тренируют силу, которая их самих и похоронит.
Впервые о ландскнехтах заговорили в 1480-х годах. Профессиональные пехотинцы, вооружённые алебардами, пиками и аркебузами, сражающиеся плотными рядами, в ближайшие столетия оказывались участниками огромного количества европейских войн, от походов на мавров в Африке до столкновений с русским войском Ивана Грозного в Ливонии.
Специфические черты войска угадывались сразу. Это была самая эгалитарная армия своей эпохи. Ландскнехтом мог стать любой. Однако их статус разительно отличался от, например, крестьянского. Император не стеснялся лично ходить на парадах с пикой на плече в строю ландскнехтов, как бы уравнивая — не себя с ними, а их с собой. Очень быстро выработалась специфическая этика и организация ландскнехтов. Это были наёмники, они сражались за деньги, но с рядом важных оговорок.
Во-первых, нанимались они только к владыкам Священной Римской империи. Поступившие иначе рассматривались как предатели, и в столкновении с "правильными" ландскнехтами судьба их была печальна. Так, поступивший на службу Франции "Чёрный отряд" (обычный перевод "Чёрная банда" не вполне корректен) был полностью вырезан по итогам встречи с бывшими коллегами. Наёмники, разумеется, шли обычно служить тому, кто больше платил, но, поступив на службу, не позволяли себя перекупить, если наниматель исполнял свои обязанности.
Принцип "Ты мне — я тебе" соблюдался жёстко: пока наниматель исправно платил, он мог не опасаться за верность бойцов. Более того, задержки по уважительным причинам вполне принимались во внимание. Как обычно, жизнь накладывала свой отпечаток на отношения, но идеал был именно таков, и ему старались соответствовать. Интересно, что верность слову культивировалась даже по отношению к противнику: как-то раз, вернувшись из плена в Венеции под честное слово год не воевать против венецианцев, наёмники… сдержали его. В общем, ландскнехты сформировали вполне современные представления о деловой этике и корпоративной чести. На принципе "Ты мне — я тебе" строились отношения не только с нанимателем, но и с врагом.
Для множества немецких молодых людей карьера ландскнехта стала великолепным социальным лифтом. Над наёмником не стоял землевладелец. Его мог судить только суд равных. Он подчинялся только собственному полковнику — и обязывался к тому только договором, заключённым по собственной воле. Сам полковник был не господином, а первым среди равных, который может требовать что угодно — но строго в пределах контракта.
Наконец, над ландскнехтом не нависала пирамида феодальной лестницы: дворянин имел лишь минимальные привилегии, главным вопросом оставались личные способности и заслуги. Конечно, в реальности дворянин чаще всего имел изначально лучшую индивидуальную и тактическую подготовку и лучшее снаряжение, и всё же достаточно везучий и настойчивый крестьянин, пообтесавшись, мог занять любую должность, включая полковничью.
Организация отрядов ландскнехтов была достаточно сложной, по сути, такой полк представлял собой не просто боевой отряд, а военный городок. Собственно, солдаты составляли обычно не больше половины хозяйства. Пехота вела с собой семьи, часто с детьми, за войском путешествовали рабочие, прачки, портные, ремесленники, слуги. Солдат, не слишком увлекавшийся выпивкой, доступными женщинами (которых, к слову, было мало — не более нескольких человек на полк) и азартными играми, через какое-то время сколачивал неплохое состояние.
Для управления этим хозяйством на поле боя и вне его требовалась развитая организация. Так что ландскнехты отметились созданием множества специфических должностей, от вполне обычных квартирмейстеров до полкового палача и специального офицера, ответственного за охрану заключённых, причём многие должности были выборными. Отдельно наблюдателей поражали собственные суды ландскнехтов — соревновательные, с прокурором, защитой и присяжными. Собственное законодательство было огромным преимуществом с точки зрения ландскнехтов: в конце концов, над ними не был властен никто, кроме людей, в чьи руки они отдались добровольно.
Оберст — полковник — не только командовал войсками, но и сам себе набирал солдат, распределял деньги, руководил тылами, словом, был одновременно генералом и мэром своего подвижного города. Несмотря на скромное по нынешним меркам звание, полковник регулярно возглавлял отряды до пяти тысяч человек, что в те времена — уже полноценная армия. Хорошо, к слову, оплачиваемая: жалование ландскнехта раза в полтора превышало заработок неплохого рабочего, а опытных бойцов — вдвое против жалования обычного солдата.
В полках неизбежно организовывалось обучение: в противном случае на поле боя баталия пикинёров быстро потеряла бы строй, что было смерти подобно.
Кстати, одежда ландскнехтов, кажущаяся в наше время просто-таки попугайной, имела не только практическое, но и символическое значение. В XVI веке она тоже смотрелась вызывающе, однако её смысл состоял в том, чтобы демонстративно попирать законы того времени, воспрещавшие простолюдинам ношение слишком яркой или дорогой одежды. Плюмажи, безумных размеров рукава, шёлк, серебро, ленты — всё это не имело никакого практического значения, но подчёркивало свободу владельца от общепринятых законов. Так что пёстрые костюмы наёмников демонстрировали не отсутствие вкуса, а целенаправленный вызов иерархии. Особняком стояли артиллеристы: эти не хотели становиться мишенью для вражеских стрелков, поэтому носили обычно простую одежду неброских цветов.
При всех своих преимуществах солдатская жизнь редко кого привлекала по доброй воле. Убивали наёмника довольно быстро, а если его миловали пули и пики, то часто приканчивала болезнь. Однако на смену быстро вставали новые люди. Европа была переполнена лишними людьми: вся земля была уже чьей-то, прокормиться с наследства мог далеко не каждый, в городе имелись свои проблемы: диктат цехов часто исключал для подмастерья возможность открыть собственное дело. Так что солдатчина оказывалась возможностью реализовать себя для отверженных, для тех, кого в иной ситуации назвали бы неудачниками. Теперь даже самый захудалый наёмник задирал нос и полагал себя ничем не хуже любого благородного — и часто имел к тому все основания.
Ландскнехты на поле боя
В самом конце XV века из-за трений императора Максимилиана со Швейцарией соперничество между ландскнехтами и ополченцами из горной страны приобрело характер непримиримой вражды. Проблема имела сразу несколько граней. Нежелание брать деньги от кого-то, кроме нанимателя, привело к тому, что ни те ни другие чаще всего просто не брали пленных, чтобы не было искуса отпустить их за выкуп. К тому же обе стороны находились в одной нише — профессиональная наёмная пехота. Несколько конкретных инцидентов подлили масла в огонь, так что ландскнехты и швейцарцы по-настоящему возненавидели друг друга.
Нанять обычно можно было только кого-то из них, но не всех вместе, а столкновения на поле боя оказывались настолько жестокими, что за ними закрепилось отдельное название — "плохая война", в противовес "хорошей войне" с постоянными переговорами и почётным пленом для проигравших, которые вели, например, кондотьеры в Италии. Здесь же сражение завершалось обычно тем, что всех проигравших, до кого могли дотянуться, кроме разве что высших офицеров, убивали. Зимой 1499 года на Боденском озере швейцарцы одержали верх, избив без всякой жалости бегущих немцев, однако те ждали только повода, чтобы отомстить.
В первых битвах более опытным швейцарцам сопутствовал успех, однако вскоре ландскнехты подтянулись к их уровню и даже превзошли. Как и швейцарцы, они использовали глубокий строй, ощетинившийся пиками. Впереди находились обладатели двуручных мечей. Этот в каком-то смысле символ средневековой войны в реальности был сугубо пехотным оружием и служил не столько даже для ударов по противнику, сколько для отведения или разламывания пик.
Первая шеренга носила красноречивое название "безнадёжной": потери там всегда были высокими. Под прикрытием первого ряда располагались аркебузиры, после залпа уходившие для перезарядки. Ландскнехты активнее, чем подавляющее большинство современных им армий, пользовались огнестрельным оружием, но основным видом боя всё же была рукопашная. В жуткой тесноте стороны пытались достать друг друга пиками и алебардами, а когда те терялись, в ход шли "кошкодёрки" — короткие широкие мечи, специально созданные для боя в свалке. В конечном счёте такая тактика вполне отвечала требованиям места и времени: отряд ландскнехтов был довольно устойчив и в бою против конницы, и против коллег, а артиллерия пока не настолько развилась, чтобы разбивать эти квадраты ядрами и картечью.
Кавалерия же при достаточном уровне безрассудства могла просто повиснуть на пиках. Правда, такой способ войны вёл к довольно высоким людским потерям. Ландскнехт всё же оказывался почти всегда хуже защищён и хуже индивидуально обучен, чем, например, рыцарь. Их сила была в дисциплине и лёгкости, с которой убитые заменялись новыми крестьянскими парнями. Мрачная реальность Ренессанса: алебардьер обычно проживал яркую, но короткую жизнь.
Ярче всего ландскнехты проявили себя в итальянских войнах. В те времена единой Италии не существовало, зато полуостров просто лоснился от богатства. Множество богатых торговых городов, превосходные собственные солдаты — и фатальная слабость каждого из множества государств по отдельности. Теоретически Италия могла претендовать на одно из первых мест в европейской политике; на практике единой Италии или хотя бы основной части городов, герцогств и графств, выступающих единым фронтом, просто никогда не существовало. Рай для наёмника, особенно если учесть, что добыча привлекала бойцов не меньше, чем жалование.
В этой серии походов на первые роли выдвинулся самый знаменитый из капитанов ландскнехтов — Георг фон Фрундсберг. Любопытнейший персонаж, наёмник-идеалист, он воспринимал идеи братства ландскнехтов и их службу империи с почти религиозным пылом. Не забывая себя при удаче, он вкладывал собственные деньги в походы, когда удача ему изменяла.
При этом командир наёмников никогда не забывал, что он — первый среди равных. Доходило до того, что, уже давно будучи настоящим генералом ландскнехтов, Фрундсберг стоял в первых рядах и махал алебардой, как рядовой. Для современного человека может показаться странным такое сочетание: патриотизм, наёмничество, воинская доблесть, готовность к расчётливому грабежу — и всё это одновременно. Однако XVI век рождал именно таких героев — в них причудливым образом смешивались качества, которые вызвали бы в наших современниках противоположные чувства. Он провёл своих людей через множество кампаний на Апеннинах.
Италию делили между собой Франция и Священная Римская империя, при этом свои внутренние проблемы решали сами итальянские города. Крупнейшим успехом ландскнехтов в этой серии боен и смут стала битва при Павии в 1525 году. С одной стороны, это сражение не стало переломным для войн за Италию между Священной империей и Францией, но, с другой, именно ландскнехты сумели расправиться с принципиальным врагом — швейцарцами, и заодно — с лучшими воинами уходящей эпохи — французскими жандармами.
В XVI веке жандарм — это не комический персонаж Луи де Фюнеса, а элитный тяжеловооружённый всадник. Доспехи к этому столетию вышли на пик технологического совершенства, как и традиция разведения специальных рыцарских коней. Да, их таранный удар был не самым изящным тактическим приёмом, но атака на широком фронте наносила тяжелейший урон даже ощетинившейся пиками дисциплинированной пехоте. Удар конём с разгона сам по себе причинял большой урон: конь с рыцарем на нём весил как небольшой автомобиль и производил такой же эффект, как водитель, въехавший в остановку автобуса. После чего на пехотинцев сыпались удары с высоты специально выведенного и откормленного жеребца.
Выставленные копья не всегда помогали: коня защищали специальные доспехи, а из-за особенностей анатомии животного пика могла просто сломаться. Но даже убитый или умирающий, жеребец по инерции мог пробить строй с понятными последствиями. Знаменитые истории разгрома рыцарей кем-то другим остались в памяти именно как нетипичные случаи. Собственно, аркебузы первоначально представляли собой не что иное, как "противотанковые ружья", но и они далеко не всегда помогали. Однако эпоха постепенно менялась.
При Павии жандармы во главе с королём Франциском начали битву с того, что разметали имперскую кавалерию, просто раздавив её с наскока. Однако затем этот каток неожиданно встал. Ландскнехты не были так глупы, чтобы драться в чистом поле. На рыцарей обрушился град свинца с флангов — из кустарника, из-за мелких болот, оврагов. Тяжёлые кони и доспехи на сей раз не позволяли добраться до противника или хотя бы покинуть поле боя. Огонь восьми тысяч ружей за считаные часы покончил с элитой французского рыцарства. Самого Франциска пытались дорезать, но доспехи спасли владельца, а заряжённой аркебузы ни у кого рядом не случилось. Многим его друзьям так не повезло: сбитых с коня рыцарей достреливали, прижимая аркебузы к слабо защищённому паху. Короля же сумели отобрать у солдат командиры имперской армии. При этом десятки ударов алебард и двуручников позволили только нанести монарху пару лёгких ранений рук.
Такой же печальной оказалась судьба швейцарцев. Бывшую лучшую наёмную пехоту Европы проредили огнём аркебуз, затем одолели в рукопашной, прижали к сравнительно небольшой (около ста метров в ширину), но бурной и холодной реке и сбросили в воду: старинная вражда ландскнехтов и швейцарцев увенчалась полным разгромом и резнёй. За день погибло сразу шесть тысяч швейцарцев, и больше никто не мог оспаривать у ландскнехтов титула лучших бойцов. Конечно, на этом история швейцарского наёмничества не закончилась, но победитель в гонке определился окончательно. Последнее сражение ландскнехтов со швейцарцами состоялось только в 1590 году, причём швейцарцы его выиграли. Однако в качестве самого яркого столкновения этого "чемпионата" в истории всё равно осталась Павия.
Всего через два года после знаменитой победы ландскнехты взяли штурмом мечту любого солдата-разбойника — Рим. Однако именно в этих походах подорвалось здоровье Фрундсберга: старый полководец пытался унять солдат, устроивших бунт из-за отсутствия жалования. По этому случаю с ним случился инсульт. Лечил Фрундсберга один из лучших врачей своего времени: он прижигал ландскнехту виски расплавленным золотом и купал в ванне, наполненной оливковым маслом, в котором предварительно была сварена лиса. Как ни странно, после такого интенсивного лечения великий ландскнехт всё же умер. Рим брали уже без него. В итоге богатствами Вечного города насладилось менее половины солдат, вышедших в поход, зато уж уцелевшие вознаградили себя по полной программе.
Впоследствии наёмники оказывались повсюду, где воевала Священная Римская империя, и эпизодически — за пределами привычного ареала. Однако военное дело не стояло на месте. Постепенно государства обзаводились постоянными армиями, а рынок наёмных солдат тоже не был бесконечен. Уже в 1570 году рейхстаг серьёзно урезал привилегии ландскнехтов, фактически закончив их золотой век. Дальнейшие события, вроде массового участия наёмников в Тридцатилетней войне, относятся уже, по сути, к другому институту под той же вывеской. И всё же "слуги страны" сыграли свою роль в европейской истории — как войско, само по себе способное опрокинуть принятую иерархию. Общественный прогресс иной раз принимает довольно необычные формы.
Сама по себе идея наёмничества стара как мир. Первые в мире военные мемуары, "Анабасис" Ксенофонта, — посвящены именно одиссее наёмного отряда из Древней Греции. Однако корпорация наёмников, появившаяся на излёте Средних веков в Священной Римской империи, стала настоящим общественным феноменом.
В 1477 году в Лотарингии под Нанси состоялась очередная из множества битв Средних веков. На одной стороне находились бургундцы во главе с герцогом Карлом Смелым, на другой — войско Лотарингии, половину которого составляли пешие швейцарские наёмники. Несмотря на мощную рыцарскую конницу и неплохую по своему времени артиллерию, бургундцы оказались наголову разбиты, а сам Карл Смелый убит. Швейцарцы одержали свою самую знаменитую победу на поле брани. Их ополчение совершенно не напоминало феодальное войско.
Набиравшееся из совершенно обычных людей, оно делало ставку не на немногочисленную элитную конницу, а на плотные коробки пехотинцев. Пусть индивидуально каждый не был так хорошо подготовлен, как рыцарь, зато швейцарцы были спаяны железной дисциплиной и были способны действовать в бою как одна рука — даже армиями в несколько тысяч человек. Для Средневековья это был просто недостижимый уровень координации. Вдобавок отряды набирались из земляков, и обычно пикинёр сражался бок о бок с собственными братьями, сыновьями и отцом, как минимум — соседями. Так что боевой дух швейцарцев также был весьма высок. На рубеже XV и XVI веков их авторитет в военном мире был почти непререкаем.
Битва при Нанси, снято очевидцем на алебарду XV в.
На швейцарцев очень скоро обратили внимание все владыки Европы, и в частности — император Максимилиан. Максимилиан возглавлял Священную Римскую империю. Это титаническое образование в качестве базы имело Германию и Австрию, но включало территорию и части Италии, Нидерландов, Чехии. Вдобавок сама империя была чудовищно неоднородна. Внутри она делилась на несколько сот самостоятельных образований с разной степенью автономии, которые постоянно устраивали междоусобицы.
Максимилиан I (император Священной Римской империи)
Структура этого образования была крайне сложной. Понятно, что основную массу этих "государств в государстве" составляли микроскопические владения, но крупные или богатые области вроде, скажем, вольных городов или Баварии, вели уже более-менее самостоятельную политику, причём крупные образования сами делились на более мелкие. Всё это делало труд императора поистине каторжным: рука об руку с великой властью шла великая ответственность.
Вот Вам немножко только немецких вольных городов
Империя постоянно воевала и со всеми вокруг, и внутри собственных владений. Поскольку положиться на феодальных владык Максимилиан не мог и не хотел, он решил попытаться создать эффективный аналог швейцарских ополченцев. Интересно, что на начальном этапе в организации первых отрядов ландскнехтов (буквально "слуги страны") приняли участие швейцарские же инструкторы. Они и представить не могли, что тренируют силу, которая их самих и похоронит.
Древнее фото как бе говорит нам: в походном положении командир должен был по Уставу свернуть украинской колбаской свои 45 см
Впервые о ландскнехтах заговорили в 1480-х годах. Профессиональные пехотинцы, вооружённые алебардами, пиками и аркебузами, сражающиеся плотными рядами, в ближайшие столетия оказывались участниками огромного количества европейских войн, от походов на мавров в Африке до столкновений с русским войском Ивана Грозного в Ливонии.
Историческая фотокарточка из библиотеки Ивана Грозного: Иван Васильевич смотрит на ливонских ландскнехтов, аки на фекалии
Специфические черты войска угадывались сразу. Это была самая эгалитарная армия своей эпохи. Ландскнехтом мог стать любой. Однако их статус разительно отличался от, например, крестьянского. Император не стеснялся лично ходить на парадах с пикой на плече в строю ландскнехтов, как бы уравнивая — не себя с ними, а их с собой. Очень быстро выработалась специфическая этика и организация ландскнехтов. Это были наёмники, они сражались за деньги, но с рядом важных оговорок.
Старая фотка-загадка из газетенки XV века: Найди 7 императоров в строю
Во-первых, нанимались они только к владыкам Священной Римской империи. Поступившие иначе рассматривались как предатели, и в столкновении с "правильными" ландскнехтами судьба их была печальна. Так, поступивший на службу Франции "Чёрный отряд" (обычный перевод "Чёрная банда" не вполне корректен) был полностью вырезан по итогам встречи с бывшими коллегами. Наёмники, разумеется, шли обычно служить тому, кто больше платил, но, поступив на службу, не позволяли себя перекупить, если наниматель исполнял свои обязанности.
Принцип "Ты мне — я тебе" соблюдался жёстко: пока наниматель исправно платил, он мог не опасаться за верность бойцов. Более того, задержки по уважительным причинам вполне принимались во внимание. Как обычно, жизнь накладывала свой отпечаток на отношения, но идеал был именно таков, и ему старались соответствовать. Интересно, что верность слову культивировалась даже по отношению к противнику: как-то раз, вернувшись из плена в Венеции под честное слово год не воевать против венецианцев, наёмники… сдержали его. В общем, ландскнехты сформировали вполне современные представления о деловой этике и корпоративной чести. На принципе "Ты мне — я тебе" строились отношения не только с нанимателем, но и с врагом.
Современные ландкнехты свято чтят древние традиции "Ты мне — я тебе", из современных веяний - только добавили баб
Для множества немецких молодых людей карьера ландскнехта стала великолепным социальным лифтом. Над наёмником не стоял землевладелец. Его мог судить только суд равных. Он подчинялся только собственному полковнику — и обязывался к тому только договором, заключённым по собственной воле. Сам полковник был не господином, а первым среди равных, который может требовать что угодно — но строго в пределах контракта.
Наконец, над ландскнехтом не нависала пирамида феодальной лестницы: дворянин имел лишь минимальные привилегии, главным вопросом оставались личные способности и заслуги. Конечно, в реальности дворянин чаще всего имел изначально лучшую индивидуальную и тактическую подготовку и лучшее снаряжение, и всё же достаточно везучий и настойчивый крестьянин, пообтесавшись, мог занять любую должность, включая полковничью.
Кто не знал, полковник - три крупных звезды. Кстати, ювелирные сети продают золотые звездочки. И таможенники, и все-все-все - довольны!
Организация отрядов ландскнехтов была достаточно сложной, по сути, такой полк представлял собой не просто боевой отряд, а военный городок. Собственно, солдаты составляли обычно не больше половины хозяйства. Пехота вела с собой семьи, часто с детьми, за войском путешествовали рабочие, прачки, портные, ремесленники, слуги. Солдат, не слишком увлекавшийся выпивкой, доступными женщинами (которых, к слову, было мало — не более нескольких человек на полк) и азартными играми, через какое-то время сколачивал неплохое состояние.
Для управления этим хозяйством на поле боя и вне его требовалась развитая организация. Так что ландскнехты отметились созданием множества специфических должностей, от вполне обычных квартирмейстеров до полкового палача и специального офицера, ответственного за охрану заключённых, причём многие должности были выборными. Отдельно наблюдателей поражали собственные суды ландскнехтов — соревновательные, с прокурором, защитой и присяжными. Собственное законодательство было огромным преимуществом с точки зрения ландскнехтов: в конце концов, над ними не был властен никто, кроме людей, в чьи руки они отдались добровольно.
Оберст — полковник — не только командовал войсками, но и сам себе набирал солдат, распределял деньги, руководил тылами, словом, был одновременно генералом и мэром своего подвижного города. Несмотря на скромное по нынешним меркам звание, полковник регулярно возглавлял отряды до пяти тысяч человек, что в те времена — уже полноценная армия. Хорошо, к слову, оплачиваемая: жалование ландскнехта раза в полтора превышало заработок неплохого рабочего, а опытных бойцов — вдвое против жалования обычного солдата.
В полках неизбежно организовывалось обучение: в противном случае на поле боя баталия пикинёров быстро потеряла бы строй, что было смерти подобно.
Таким скворцам не место в ландскнехтах
Кстати, одежда ландскнехтов, кажущаяся в наше время просто-таки попугайной, имела не только практическое, но и символическое значение. В XVI веке она тоже смотрелась вызывающе, однако её смысл состоял в том, чтобы демонстративно попирать законы того времени, воспрещавшие простолюдинам ношение слишком яркой или дорогой одежды. Плюмажи, безумных размеров рукава, шёлк, серебро, ленты — всё это не имело никакого практического значения, но подчёркивало свободу владельца от общепринятых законов. Так что пёстрые костюмы наёмников демонстрировали не отсутствие вкуса, а целенаправленный вызов иерархии. Особняком стояли артиллеристы: эти не хотели становиться мишенью для вражеских стрелков, поэтому носили обычно простую одежду неброских цветов.
При всех своих преимуществах солдатская жизнь редко кого привлекала по доброй воле. Убивали наёмника довольно быстро, а если его миловали пули и пики, то часто приканчивала болезнь. Однако на смену быстро вставали новые люди. Европа была переполнена лишними людьми: вся земля была уже чьей-то, прокормиться с наследства мог далеко не каждый, в городе имелись свои проблемы: диктат цехов часто исключал для подмастерья возможность открыть собственное дело. Так что солдатчина оказывалась возможностью реализовать себя для отверженных, для тех, кого в иной ситуации назвали бы неудачниками. Теперь даже самый захудалый наёмник задирал нос и полагал себя ничем не хуже любого благородного — и часто имел к тому все основания.
Все, абсолютно все как бе говорит нам: это - лендскнехты
Ландскнехты на поле боя
В самом конце XV века из-за трений императора Максимилиана со Швейцарией соперничество между ландскнехтами и ополченцами из горной страны приобрело характер непримиримой вражды. Проблема имела сразу несколько граней. Нежелание брать деньги от кого-то, кроме нанимателя, привело к тому, что ни те ни другие чаще всего просто не брали пленных, чтобы не было искуса отпустить их за выкуп. К тому же обе стороны находились в одной нише — профессиональная наёмная пехота. Несколько конкретных инцидентов подлили масла в огонь, так что ландскнехты и швейцарцы по-настоящему возненавидели друг друга.
Нанять обычно можно было только кого-то из них, но не всех вместе, а столкновения на поле боя оказывались настолько жестокими, что за ними закрепилось отдельное название — "плохая война", в противовес "хорошей войне" с постоянными переговорами и почётным пленом для проигравших, которые вели, например, кондотьеры в Италии. Здесь же сражение завершалось обычно тем, что всех проигравших, до кого могли дотянуться, кроме разве что высших офицеров, убивали. Зимой 1499 года на Боденском озере швейцарцы одержали верх, избив без всякой жалости бегущих немцев, однако те ждали только повода, чтобы отомстить.
В первых битвах более опытным швейцарцам сопутствовал успех, однако вскоре ландскнехты подтянулись к их уровню и даже превзошли. Как и швейцарцы, они использовали глубокий строй, ощетинившийся пиками. Впереди находились обладатели двуручных мечей. Этот в каком-то смысле символ средневековой войны в реальности был сугубо пехотным оружием и служил не столько даже для ударов по противнику, сколько для отведения или разламывания пик.
Первая шеренга носила красноречивое название "безнадёжной": потери там всегда были высокими. Под прикрытием первого ряда располагались аркебузиры, после залпа уходившие для перезарядки. Ландскнехты активнее, чем подавляющее большинство современных им армий, пользовались огнестрельным оружием, но основным видом боя всё же была рукопашная. В жуткой тесноте стороны пытались достать друг друга пиками и алебардами, а когда те терялись, в ход шли "кошкодёрки" — короткие широкие мечи, специально созданные для боя в свалке. В конечном счёте такая тактика вполне отвечала требованиям места и времени: отряд ландскнехтов был довольно устойчив и в бою против конницы, и против коллег, а артиллерия пока не настолько развилась, чтобы разбивать эти квадраты ядрами и картечью.
Кавалерия же при достаточном уровне безрассудства могла просто повиснуть на пиках. Правда, такой способ войны вёл к довольно высоким людским потерям. Ландскнехт всё же оказывался почти всегда хуже защищён и хуже индивидуально обучен, чем, например, рыцарь. Их сила была в дисциплине и лёгкости, с которой убитые заменялись новыми крестьянскими парнями. Мрачная реальность Ренессанса: алебардьер обычно проживал яркую, но короткую жизнь.
Ярче всего ландскнехты проявили себя в итальянских войнах. В те времена единой Италии не существовало, зато полуостров просто лоснился от богатства. Множество богатых торговых городов, превосходные собственные солдаты — и фатальная слабость каждого из множества государств по отдельности. Теоретически Италия могла претендовать на одно из первых мест в европейской политике; на практике единой Италии или хотя бы основной части городов, герцогств и графств, выступающих единым фронтом, просто никогда не существовало. Рай для наёмника, особенно если учесть, что добыча привлекала бойцов не меньше, чем жалование.
В этой серии походов на первые роли выдвинулся самый знаменитый из капитанов ландскнехтов — Георг фон Фрундсберг. Любопытнейший персонаж, наёмник-идеалист, он воспринимал идеи братства ландскнехтов и их службу империи с почти религиозным пылом. Не забывая себя при удаче, он вкладывал собственные деньги в походы, когда удача ему изменяла.
При этом командир наёмников никогда не забывал, что он — первый среди равных. Доходило до того, что, уже давно будучи настоящим генералом ландскнехтов, Фрундсберг стоял в первых рядах и махал алебардой, как рядовой. Для современного человека может показаться странным такое сочетание: патриотизм, наёмничество, воинская доблесть, готовность к расчётливому грабежу — и всё это одновременно. Однако XVI век рождал именно таких героев — в них причудливым образом смешивались качества, которые вызвали бы в наших современниках противоположные чувства. Он провёл своих людей через множество кампаний на Апеннинах.
Италию делили между собой Франция и Священная Римская империя, при этом свои внутренние проблемы решали сами итальянские города. Крупнейшим успехом ландскнехтов в этой серии боен и смут стала битва при Павии в 1525 году. С одной стороны, это сражение не стало переломным для войн за Италию между Священной империей и Францией, но, с другой, именно ландскнехты сумели расправиться с принципиальным врагом — швейцарцами, и заодно — с лучшими воинами уходящей эпохи — французскими жандармами.
В XVI веке жандарм — это не комический персонаж Луи де Фюнеса, а элитный тяжеловооружённый всадник. Доспехи к этому столетию вышли на пик технологического совершенства, как и традиция разведения специальных рыцарских коней. Да, их таранный удар был не самым изящным тактическим приёмом, но атака на широком фронте наносила тяжелейший урон даже ощетинившейся пиками дисциплинированной пехоте. Удар конём с разгона сам по себе причинял большой урон: конь с рыцарем на нём весил как небольшой автомобиль и производил такой же эффект, как водитель, въехавший в остановку автобуса. После чего на пехотинцев сыпались удары с высоты специально выведенного и откормленного жеребца.
Выставленные копья не всегда помогали: коня защищали специальные доспехи, а из-за особенностей анатомии животного пика могла просто сломаться. Но даже убитый или умирающий, жеребец по инерции мог пробить строй с понятными последствиями. Знаменитые истории разгрома рыцарей кем-то другим остались в памяти именно как нетипичные случаи. Собственно, аркебузы первоначально представляли собой не что иное, как "противотанковые ружья", но и они далеко не всегда помогали. Однако эпоха постепенно менялась.
При Павии жандармы во главе с королём Франциском начали битву с того, что разметали имперскую кавалерию, просто раздавив её с наскока. Однако затем этот каток неожиданно встал. Ландскнехты не были так глупы, чтобы драться в чистом поле. На рыцарей обрушился град свинца с флангов — из кустарника, из-за мелких болот, оврагов. Тяжёлые кони и доспехи на сей раз не позволяли добраться до противника или хотя бы покинуть поле боя. Огонь восьми тысяч ружей за считаные часы покончил с элитой французского рыцарства. Самого Франциска пытались дорезать, но доспехи спасли владельца, а заряжённой аркебузы ни у кого рядом не случилось. Многим его друзьям так не повезло: сбитых с коня рыцарей достреливали, прижимая аркебузы к слабо защищённому паху. Короля же сумели отобрать у солдат командиры имперской армии. При этом десятки ударов алебард и двуручников позволили только нанести монарху пару лёгких ранений рук.
Такой же печальной оказалась судьба швейцарцев. Бывшую лучшую наёмную пехоту Европы проредили огнём аркебуз, затем одолели в рукопашной, прижали к сравнительно небольшой (около ста метров в ширину), но бурной и холодной реке и сбросили в воду: старинная вражда ландскнехтов и швейцарцев увенчалась полным разгромом и резнёй. За день погибло сразу шесть тысяч швейцарцев, и больше никто не мог оспаривать у ландскнехтов титула лучших бойцов. Конечно, на этом история швейцарского наёмничества не закончилась, но победитель в гонке определился окончательно. Последнее сражение ландскнехтов со швейцарцами состоялось только в 1590 году, причём швейцарцы его выиграли. Однако в качестве самого яркого столкновения этого "чемпионата" в истории всё равно осталась Павия.
Всего через два года после знаменитой победы ландскнехты взяли штурмом мечту любого солдата-разбойника — Рим. Однако именно в этих походах подорвалось здоровье Фрундсберга: старый полководец пытался унять солдат, устроивших бунт из-за отсутствия жалования. По этому случаю с ним случился инсульт. Лечил Фрундсберга один из лучших врачей своего времени: он прижигал ландскнехту виски расплавленным золотом и купал в ванне, наполненной оливковым маслом, в котором предварительно была сварена лиса. Как ни странно, после такого интенсивного лечения великий ландскнехт всё же умер. Рим брали уже без него. В итоге богатствами Вечного города насладилось менее половины солдат, вышедших в поход, зато уж уцелевшие вознаградили себя по полной программе.
Впоследствии наёмники оказывались повсюду, где воевала Священная Римская империя, и эпизодически — за пределами привычного ареала. Однако военное дело не стояло на месте. Постепенно государства обзаводились постоянными армиями, а рынок наёмных солдат тоже не был бесконечен. Уже в 1570 году рейхстаг серьёзно урезал привилегии ландскнехтов, фактически закончив их золотой век. Дальнейшие события, вроде массового участия наёмников в Тридцатилетней войне, относятся уже, по сути, к другому институту под той же вывеской. И всё же "слуги страны" сыграли свою роль в европейской истории — как войско, само по себе способное опрокинуть принятую иерархию. Общественный прогресс иной раз принимает довольно необычные формы.
Комментарии3
