«Бегинки»: женщины, маскировавшиеся под монахинь

Община бегинок во многом копировала женские монастыри: бегинки ходили в единой форме, напоминавшей монашеские одежды, каждый день вместе молились, всеми деньгами и прочим имуществом владели совместно, подчинялись настоятельнице, ухаживали бесплатно за больными горожанами и путниками, просили подаяние и, главное, давали обет целомудрия. Тем не менее, все они были мирянками. Зачем же так усложнять себе жизнь?



Традиционно ответ ищут во вступительном «взносе», который требовали монастыри: он был якобы для всех высокий. Однако это объяснение не объясняет ничего. Если бы в монастыри можно было попасть только за большие деньги (или нечто, что их стоит), никто никогда не слышал бы о крестьянках, принявших монашеский постриг — а они существовали. Если бы в бегинки шли только от бедности, там нельзя было бы обнаружить дочерей знатных богатых семейств — а их там хватало. Но самое удивительное — почему женщины продолжали вступать в бегинки даже в годы гонений, зная об опасности нападений вплоть до убийств?

Надо понимать, для чего европейские женщины вообще уходили в монахини, помимо, конечно, горячей веры и не менее горячего отвращения ко греху (особенно похоти). Во-первых, это была одна из немногих возможностей сделать карьеру (кроме монастыря, ещё существовала придворная служба фрейлиной, но для очень узкого круга дам). Да, некоторым женщинам прошлого тоже хотелось увидеть в жизни нечто большее, чем тяжёлый ежедневный труд по дому, возня с детьми и поход на рынок. В монастырях учили читать, писать, петь, порой — вышивке или живописи; каждая монашка могла дорасти до настоятельницы или заняться необычным для мирской женщины интересным делом.



Во-вторых, это был одобренный обществом способ вывести себя из участия в процессе продолжения рода. Хотя на самом деле женщины умирали в Средние Века и эпоху Возрождения не так часто, как принято представлять (ведь каждая проходила суровый естественный отбор ещё девочкой и до детородного возраста доживали, в основном, самые крепкие), всё же среди девушек встречался страх перед смертью в родах. В-третьих, для женщин с физическими проблемами монастырь был шансом уйти от насмешек из-за «уродства» и невозможности найти себе мужа. Наконец, в-четвёртых и не в-последних, монастырь был шансом для женщины уйти из-под власти родственников, с которыми она была в конфликте, или из ситуации, грозящей убийством (не обязательно из-за политики — иногда просто из-за имущественных споров). В-пятых, наконец, монастырь давал гарантированные кров и еду.

А теперь представьте, что всё это можно было получить в некоторых местах Европы, не сжигая за собой все мосты. Ведь из бегинок можно было спокойно уйти, выйти замуж — ведь обет целомудрия давался только на время жизни в общине. Монашек занимали трудом и молитвами весь день — у бегинок общая молитва и бытовой труд (выполняемый по очереди «дежурными» по несколько женщин одновременно) занимали только часть дня, и в том, как заполнить остальное время, бегинка была полностью свободна.



Настоятельницу выбирали сообща, так что попасть случайно под власть особы редкой злобы было практически невозможно. Притом освоить всё то, чему учат в монастыре, можно было и здесь: более образованные сёстры учили менее образованных, но любознательных. И это было, опять же, делом исключительно желания и учительницы, и ученицы.




О том, как появились бегинки, есть две теории. Одна говорит, что орден основал из сочувствия к женщинам, которых не берут в монастырь, священник Ламберт ле Бег. Другая — что с созданием общины справились самостоятельно жёны рыцарей, погибших в Крестовых походах, не желающие создавать новые семьи, и они же ввели практику приглашения общего духовника для общины.



Теории происхождения названия бегинок тоже разнятся. Одни связывают его с ле Бегом, другие — с орденом бегардов, т.е. буквально «просящих милостыню», третьи — со словами begaan (вступать куда-либо) или begijnen (сбегать откуда-то), четвёртые — с тем, что изначально бегинки носили бежевые (beige) одежды.

Обычно под общину бегинок выкупалось несколько домов, стоящих рядом на улице, желательно — недалеко от церкви. Зачастую эти дома ради безопасности обносили единой высокой стеной. Иногда строилось единое здание, вроде общежития — бегинаж; его дверь отмечалась белым крестом. Каждая вступившая в общину делала вклад на своё усмотрение; ожидалось, что взнос богатых сестёр будет больше. Внутри коммуны у бегинок имущества и того, что можно было носить с собой (гребней, молитвенников и так далее) было общим. Самые большие бегинажи (понятное дело, не из одного здания) насчитывали две тысячи женщин!



Чтобы вписаться в общество, получить определённый статус, а также из личных убеждений, бегинки активно занимались благотворительностью: ухаживали за больными и пожилыми людьми, давали кров путникам и приют — покинутым жёнам, выращивали и обучали сирот. Чтобы добыть на постройку странноприимных домов, школ и часовен внутри бегинажа деньги, бегинки ходили по дорогам, выпрашивая подаяние, просили помощи у богатых горожан или вели какой-нибудь простой бизнес.

Первые две сотни лет существования бегинки жили спокойно, но постепенно они начали подвергаться тут и там гонениям и нападениям, как церкви, так и мирян. Тому было множество причин, и самые простые были у церкви. Во-первых, бегинки, не спрашивая, давали кров и пищу бегущим от суда сектантам. Во-вторых, у них выработалась своя философия, которая для церкви выглядела ересью: якобы приблизиться к Богу можно одним только праведным образом жизни и молитвами. Это вроде как делало церковь и священство ненужными: такое простить было невозможно.



Ярость же рядовых мирян и светских властей была куда объяснимей. Хотя вслух нападающие на бегинок повторяли вслед за церковью об их еретичестве либо обвиняли их в тайном и массовом лесбийском разврате, дело было совсем в других вещах. Самостоятельная, хорошо организованная женская община со своей внутренней инфраструктурой была подозрительна властям и раздражала обывателей. Кроме того, среди бегинок скрывались непокорные дочери, а многие из покинутых жён, искавшие крова и еды, на самом деле сами покинули мужей, не вынеся побоев и издевательств (и не имея любовника, с которым можно было бы, на крайний случай, убежать).

Высокая организация общин позволяла вести бегинкам бизнес особенно эффективно и в некоторых областях составлятт конкуренцию не таким организованным изнутри цехам — тут ещё надо вспомнить, что в позднем Средневековье и в эпоху Возрождения цеха, в которые допускались только мужчины, активно «отжимали» себе ради расширения клиентуры и прибыли такие до того женские занятия, как пошив одежды или изготовление пива. В общем, бегинки не находили понимания на всех уровнях общества, насколько бы ни были добры их дела. Их общины изгоняли, а убить бегинку иным казалось добрым делом.

Тем не менее, несмотря на вынужденные скитания по Европе в поисках спокойного угла, вечное недовольство власть имущих, скверные слухи, общины бегинок просуществовали долго — слишком много оставалось женщин, готовых жить в постоянной готовности переезжать, но только не возвращаться домой, к тиранам-отцам или родственникам, готовым убить за небогатое наследство. Последняя бегинка умерла в 2013 году, а в Европе до сих пор тут и там можно увидеть здания бывших бегинажей.