9 ужасных вещей, которые считались нормальными в Викторианскую эпоху

Англичане в Викторианскую эпоху были попросту охвачены интересом к Древнему Египту. Поэтому богатые джентльмены жадно коллекционировали ценности того времени — как тот же Джордж Герберт Карнарвон, который нашёл гробницу Тутанхамона и позже, согласно популярной байке, якобы умер от проклятия фараона.

Кроме того, останки принимали внутрь как лекарство — традиция началась ещё в Средневековье. Когда настоящих мумий стало не хватать, аптекари начали их подделывать, используя тела недавно скончавшихся больных. Хотя, зная странные нравы того времени, можно предположить, что не все из них умерли своей смертью.

Но самый странный обычай, который был в ходу у английской аристократии, — это званые вечера, где разворачивали и осматривали мумий. Да, и такое бывало.

Привезут из Каира какому‑нибудь лорду только что найденные останки, которые он ждал, как мы посылку с AliExpress. Джентльмен собирает гостей. Те приходят со своими дамами, выпивают, закусывают, танцуют — в общем, культурно проводят время.

А потом в отдельной, специально оборудованной комнате все вместе аккуратно снимают с мумии бинты. Интересно же, что там под ними.

Если в погребальных пеленах усопшего находили какие‑нибудь ценные амулеты, гости могли взять их себе на память об этом чудесном вечере.

А некий хирург Томас Петтигрю в 1830‑х годах вообще проводил публичные разворачивания фараонов. И туда пускали не только аристократов, но вообще всех, кто мог купить билет.

Одержимость мумиями дошла и до Нового Света. В Америке некоторые богатые торговцы устанавливали их как манекены в своих магазинах. Например, в 1886 году такая была выставлена на витрине кондитерской в Чикаго. Ведь это так здорово — выбирать себе леденцы в присутствии засохших человеческих останков.





В XIX веке индустриализация шагала по Британской империи и её многочисленным колониям семимильными шагами. Одним из достижений прогресса стали газовые фонари. Они пришли на смену тем светильникам, что обслуживали специально обученные фонарщики, бродившие по улицам с палками‑зажигалками.

Газовые фонари были ярче, долговечнее и проще в обслуживании, чем керосиновые и масляные лампы. Новое освещение снизило уровень преступности в Британии, и города стали более безопасными — уменьшился риск банально упасть и сломать себе шею.

Но у технологии были и минусы. Например, из‑за увеличившегося светового дня многие работодатели решили, что их подчинённые могут дольше трудиться. Однако это было не самое страшное.

Конкурирующие газовые компании постоянно пытались насолить друг другу и портили фонари, трубы, вентили и прочие коммуникации на чужих участках. Из‑за подобного саботажа утечки в домах случались постоянно.

Горючий угольный газ, по сути, представлял из себя смесь метана, водорода, серы и окиси углерода. В процессе его сжигания выделялся угарный газ. Прибавьте к этому тяжёлые шторы, модные в те времена, и плохое вентилирование помещений. Из‑за этого в Англии резко подскочило количество несчастных случаев, пожаров, взрывов и смертей от удушья.

Образ викторианской томной и бледной дамы, которая, чуть что, сразу падает в обморок, обусловлен не только чрезмерно узкими корсетами, но и отравлениями угарным газом.

Здоровье людей, и так не особенно прочное из‑за несовершенства медицины, подкашивалось окончательно. Из средств скорой помощи — только нюхательная соль.

Кстати, угольный газ не только мог убить или лишить сознания, но и вызывал галлюцинации — мозг голодал из‑за нехватки кислорода, что оборачивалось разнообразными нарушениями восприятия. Некоторые исследователи предполагают, что этим объясняется рост интереса викторианцев к призракам и спиритизму. Когда надышишься монооксидом углерода, всякие Белые Дамы и Кентервильские привидения только так мерещатся.





Химия в Викторианскую эпоху была не особо развита, поэтому британские учёные заблуждались во многих вещах. Например, они искренне полагали, что свинец ничуть не вреден, а, наоборот, полезен для здоровья.

Лондонское химическое общество появилось в XIX веке для того, чтобы регулировать пищевую промышленность в стране. Но получалось у этих умников не очень.

Судите сами. В Викторианский период пекари засовывали в хлеб мел и квасцы (щелочные металлы), чтобы сделать выпечку белее. Бахнуть в закваску белую трубочную глину, гипс или опилки они тоже не стеснялись. Кстати, многие производители хлебобулочных изделий без тени сомнения месили тесто босыми ногами.

А пивовары, чтобы сократить затраты хмеля, иногда добавляли в напиток стрихнин. Сейчас его используют, на секундочку, как крысиный яд. И варилось пиво в свинцовых котлах.

Крокоит, или красный свинец, применялся для окрашивания глостерского сыра, а обычный свинец добавляли в сидр, горчицу, вино, сахар и конфеты. Сульфаты меди использовались для консервирования фруктов, джемов и вина. Ртуть подмешивали в разные сладости. А первое мороженое, которое приобрело популярность в 1880‑х годах, было сделано не из молока, а из смеси воды и мела.

Подобные вещества использовались не только как пищевые добавки, но и в качестве витаминов. К примеру, спортсмены жевали листья коки во время забегов, чтобы чувствовать прилив сил, принимали чистый кокаин для снижения мышечной усталости. Запивали всё это 70%-ным раствором спирта и стрихнина.

Последний в малых дозах бодрит, причём лучше, чем кофе. А что лицо параличом сводит, заставляет нелепо улыбаться и грозит дыхательную систему выключить — ничего, ведь спорт всегда был сопряжён с рисками. Быстрее, выше, сильнее, трус не играет в хоккей — ну вы знаете.





Учитывая вышеперечисленные особенности этого странного периода, неудивительно, что в старой доброй Англии резко подскочило количество психически нездоровых (или сочтённых таковыми) людей. И любящие родственники без тени сомнения помещали их в психиатрические лечебницы, в заботливые руки тамошних эскулапов.

В госпитале Святого Лаврентия в Бодмине, графство Корнуолл, сохранились медицинские карточки 511 пациентов за период между 1870 и 1875 годами. Согласно им, в число «тревожных признаков», при наличии которых вас могли бы счесть нездоровым, входили лень, чтение любовных романов, суеверия, пищевая или сексуальная невоздержанность, а также мужская и женская мастурбация, особенно у подростков.

У женщин основным диагнозом была истерия. Но также имелись и такие болезни, как «воображаемые женские проблемы», «припадки» и «стремление оставить мужа». Причину установить было несложно.

С античных времён и вплоть до начала XX века официальной медициной считалось, что если у девицы вздорный характер, значит, у неё матка «блуждает» по всему телу.

Собственно, слово «истерия» по‑гречески и значит «матка». Лечение одно — гистерэктомия, то есть удаление этого ужасного органа, приносящего бедным пациенткам столько страданий. Так, суперинтендант Лондонского приюта для душевнобольных доктор Морис Бак с 1877 по 1902 год провёл более 200 гинекологических операций.

В 1898 году специалист выступил с речью в Американской медико‑психологической ассоциации. Бак описал случай, как у одной его пациентки, некой Л. М., имелись судороги и склонность к насилию. Ей поставили диагноз «сильное воспаление обоих яичников», и после их удаления она «почувствовала себя вполне здоровой». Этот доктор пользовался большим уважением в медицинском сообществе Британии и Канады.





Естественно, такие невиданные успехи в медицине были бы невозможны без изучения человеческих тел, по большей части уже мёртвых. Вот только объектов для экспериментов докторам не хватало. Дело в том, что закон позволял вскрывать только трупы казнённых преступников. В 1823 году парламент Великобритании сократил количество преступлений, которые карались смертной казнью. И покойников стало удручающе мало.

Поэтому британские учёные стали платить специально обученным людям, чтобы те разграбляли свежие могилы и привозили им тела. Таких кладбищенских воров англичане называли воскресителями. Пройдохи продавали трупы хирургам для вскрытия, а зубы покойных — стоматологам для производства вставных челюстей.

Чтобы помешать охотникам за мертвецами, родственники усопших засовывали гробы в стальные клетки с замками, устанавливали на погостах сторожевые вышки или устраивали патрули.

Но и это не останавливало грабителей. А когда не было свежих трупов под рукой, некоторые просто убивали незадачливых прохожих и отдавали их тела докторам, как будто те умерли от естественных причин. Например, так прославились бандиты Уильям Бёрк и Уильям Хэр.

«Воскресители» работали не только на врачей, но и на аптекарей, а палачи продавали кровь недавно казнённых преступников. Практика использования частей тела как лекарства сохранилась в просвещённую Викторианскую эпоху, как и в старом добром Средневековье. Рецепт 1847 года предписывает употребл*ть порошок из черепа молодой женщины с шоколадом в качестве профилактики апоплексического удара. А если с патокой смешать, то и вовсе получится лекарство от эпилепсии.





Кстати, ещё кое‑что о викторианских погребальных обычаях. В XIX веке получила широкое распространение интересная конструкция — гроб со встроенной системой спасения. Казалось бы, само это словосочетание звучит дико, но это правда.

Дело в том, что тогда в Европе царила массовая тафофобия, то есть боязнь быть погребённым заживо. Во время вспышек холеры больных часто хоронили в спешке, чтобы не дать заразе распространяться. И это, хотя и редко, приводило к подобным ошибкам.

Медицина не всегда была способна отличить умершего человека от впавшего во временную кому. Максимум, на что хватало докторов, — приложить к губам не подающего признаков жизни пациента зеркальце и смотреть, не запотеет ли оно.

Люди с тафофобией предпринимали меры предосторожности. Некоторые включали в завещание требования не хоронить их, пока на теле не покажутся признаки разложения. Так поступил, например, немецкий философ Артур Шопенгауэр.

Другие заранее оборудовали свои гробы специальными вентиляционными шахтами, а на надгробии закрепляли колокольчик.

Если бы кто‑то очнулся под землёй, он мог бы позвать на помощь, подёргав за привязанный к пальцу шнурок. Правда, неизвестно, спасло ли такое приспособление жизнь хоть кому‑то.

Иногда колокольчики звонили, и напуганные могильщики спешно вскрывали захоронение, чтобы спасти несчастного. И обнаруживали, что усопший совсем не в том состоянии, чтобы дёргать за верёвочки. Просто разлагающееся тело сместилось и спровоцировало «ложное срабатывание».





В Викторианскую эпоху англичане были немного одержимы смертью. Не так сильно, как в Средние века, но всё-таки. Это вполне ожидаемо, учитывая, что эпидемии кори, скарлатины, дифтерии, краснухи, тифа и холеры были тогда таким же обычным делом, как сегодня грипп. Как говорится, memento mori.

Когда член семьи умирал, родственникам, естественно, хотелось сохранить что‑нибудь на память о нём. Иногда это была любимая вещь усопшего или прядь его волос, которую можно положить, например, в медальон. Но зачастую викторианцы предпочитали гораздо более странный способ увековечить свою любовь к покинувшему бренный мир человеку.

В середине 1800‑х годов фотография только начала распространяться в массах и была весьма несовершенна. Строго говоря, технологию точнее было бы называть дагеротипия — создание изображений путём взаимодействия света, серебра и ртути.

Так вот, англичане считали, что перед похоронами никогда не помешает сфотографировать умершего. Замаскированного под живого человека. Причём в кругу семьи.

Усопшего причёсывали, гримировали и ставили на специальную подставку, чтобы он держался прямо. Ему открывали глаза, или вставляли искусственные либо рисовали их на веках. Живые окружали родственника так, чтобы снимок получился естественным: женщины брали мёртвых детей на руки, мужья обнимали остывших жён. В общем, вы представили себе картину. И фотограф делал снимок.

Некоторые викторианцы полагали, что дагеротипия обладает магической силой и может удержать душу умершего, чтобы он всегда оставался со своими родными.

На очень многих таких фотографиях есть дети, потому что смертность малышей в то время была высока — антибиотиков и прививок ещё не завезли. Причём зачастую мёртвый ребёнок смотрелся на снимке лучше живого. Ведь дагеротипия требовала очень долго сидеть неподвижно. Уговорить непоседливого сорванца угомониться было нелегко, а трупы не шевелятся.





Во все времена дамы хотели стать красивее и зачастую делали для этого откровенно нездоровые вещи. Например, викторианские леди умывали лица нашатырным спиртом. А затем покрывали кожу белилами на основе свинца, чтобы смотреться бледными, томными и загадочными. А для того, чтобы по утрам не выглядеть заспанной, следовало принимать настойку опия.

Для особо привередливых красавиц компания «Сирс и Робак» предлагала «Вафли для лица доктора Кэмпбелла с мышьяком». Да, это была настоящая выпечка с мышьяком, который придавал физиономии дамы привлекательный белый цвет.

Кроме того, распространённым веществом в косметических средствах был аммиак, тоже не добавлявший здоровья. А если у девушки тонкие ресницы, сделать их гуще могла капелька ртути, нанесённая на веки перед сном.

Капли для глаз на основе лимонного сока и красавки сделают взгляд загадочным. Но первый вызывает сильнейшее раздражение и может ослепить. Вторая просто расширяет зрачки, примерно как у кота из мультфильма «Шрек».

Выглядеть бледной, томной и немного больной в викторианскую эпоху было модно и считалось привлекательным. Историк Кэролайн Дэй из Университета Фурмана в Южной Каролине предполагает, что дело в эпидемиях туберкулёза, кори, скарлатины, дифтерии и коклюша. К примеру, из‑за чахотки на ранних стадиях глаза становятся сверкающими или расширенными, лицо бледнеет, щёки розовеют, а губы краснеют — викторианская красота как она есть.





В Англии до принятия Закона о супружестве 1857 года был практически нереален развод. Нет, это можно было сделать, подав прошение в парламент. Но, как вы понимаете, процедура работала только для самых крутых джентльменов, у которых есть связи. А у более простых людей имелись другие способы прекратить надоевший брак.

В сельской Британии была популярна так называемая продажа жены. Берём супругу, надеваем на шею поводок (это важно), ведём на публичный аукцион и отдаём тому, кто больше заплатит.

Звучит дико, но некоторые женщины сами требовали от мужей, чтобы их продали, — это считалось приемлемым. Так, сохранились свидетельства, как один человек привёл на такой аукцион некую Мэтти, но в последний момент решил отказаться от затеи и помириться. Жена надавала ему по физиономии передником, назвала негодяем и настояла на продолжении торгов, потому что супруг ей надоел.

Стоимость жён разнилась от случая к случаю. Одна вот была продана в Селби в 1862 году за пинту пива. Дамы получше сбывались с рук за приличные суммы.

Кстати, иногда муж ценил жену и хотел расстаться с ней по‑доброму, но иного способа разорвать брак не представлялось. Тогда он надевал на неё не ошейник, а просто ленточку, чтобы и обычай соблюсти, и не обидеть.

Порой покупки происходили спонтанно. Так, однажды Генри Бриджес, герцог Чандос, ночевал в небольшой деревенской гостинице и увидел, как конюх избивает свою молодую и красивую супругу. Мужчина вмешался и купил её за полкроны. Он дал женщине образование и женился на ней.

К счастью для некоторых, в начале XX века безумный обычай продавать жён исчез.