Подготовка советских подводных лодок к боевым действиям в 1950-х годах

Экипажи подводных лодок, спущенных на воду, равно как и вышедшие из заводских ремонтов, проходили обработку в объеме задач 1-А и 2-А.

Задача 1-А: «Организация службы и подготовка подводной лодки к плаванию».

Задача 2-А: «Управление подводной лодкой в надводном и подводном положениях».

С прибытием на соединения флотов подводные лодки зачислялись в резерв и последовательно отрабатывали задачи «Курса боевой подготовки подводных лодок» (КПЛ) в полном объеме.
Курс разбивался на 2 этапа: подготовка подводных лодок к одиночным и групповым боевым действиям:
Задача № 1: Организация службы и подготовка подводной лодки к плаванию.
Задача № 2: Управление подводной лодкой в надводном и подводном положениях.
Задача № 3: Разведка у побережья противника.
Задача № 4: Огневая подготовка - торпедные (ракетные) атаки, минные постановки.
Задача № 5: Групповые действия подводных лодок (в завесах и тактических группах).

В ходе последовательной сдачи этих задач подводная лодка вводилась: в кампанию (задача № 1), во вторую линию (задача № 2), в первую линию (задачи № 3 и 4) и в «боевое ядро» (после отработки всего курса в полном объеме). Подводные лодки «боевого ядра» после соответствующих проверок допускались к приему ядерного оружия и несли боевое дежурство в отдаленных пунктах базирования (на удаленных рейдах), что считалось самым ненавистным для подводников занятием.

В целом весьма напряженный, но хорошо сбалансированный «Курс боевой подготовки» укладывался в одну годовую кампанию; здесь небезосновательно учтен отрицательный опыт предвоенного периода, когда «курс» растягивался на две летние кампании (в результате к 22 июня 1941 года почти половина подводных лодок Балтийского флота оказалась не подготовленной к боевым действиям).

В ходе отработки задачи №1 личный состав изучал устройство и правила эксплуатации механизмов своего заведования, сдавал зачеты и допускался приказом: по кораблю - к самостоятельному обслуживанию своих боевых постов, офицеры - к самостоятельному управлению группами и боевыми частями, а также - к самостоятельному несению ходовых вахт в надводном и подводном положениях подводной лодки (вахтенные офицеры и вахтенные механики).

Командир подводной лодки при вступлении в командование обязан был немедленно сдать экзамен (или подтвердить допуск) на самостоятельное управление кораблем; старшие помощники командиров обязаны были приобрести этот допуск в ходе отработки задач курса боевой подготовки. Призванные на флот и предназначенные к службе на подводных лодках юноши (а медицинский отбор был весьма суров) в обязательном порядке проходили годичный курс подготовки УОПП (учебные отряды подводного плавания), затем направлялись на подводные лодки в качестве учеников, где обязаны были в двухмесячный срок сдать зачеты на допуск к боевому посту в объеме «книжки боевой номер». Как правило, поступающее на подводную лодку молодое поколение имело школьную подготовку 9-10 классов; требования к матросам надводных кораблей были ниже.

Таким образом, за 4-летний срок службы средний матрос-подводник осваивал уровень: на первом году - специалиста 3-го класса, на втором - специалиста 2-го класса и на третьем - специалиста 1-го класса (старшины-сверхсрочники - уровень «мастера», притом далеко не все). Эта система была жестко регламентированной и полностью себя оправдывала. Последующие ее нарушения в виде сокращения срока службы до трех, а затем до двух лет и контрактной службы в конечном счете привели к резкому росту аварийности и других негативных явлений.

Особенности подготовки подводников того периода проявлялись в торпедной подготовке, проводившейся в условиях жестких требований: подводная лодка отстреливала весь курс задачи № 4 (от элемента 4-Б - атака одиночного корабля, идущего на прямом курсе, до 4-И - атака быстроходной сильно охраняемой цели на зигзаге) в строгой последовательности. Она не допускалась к более сложным видам атак, пока не добивалась зачета на «хорошо» или «отлично». Стрельбы производились только полным набором торпед залпа (без халтурного обозначения «пузырем», как это вошло в систему позднее).

Поэтому нередко получалось так: к утру подводная лодка выгружала боевые торпеды из аппаратов, загружала 4 практические торпеды, выходила в море и атаковала «противника» полным залпом, а по возвращении в базу немедленно восстанавливала полный боекомплект; никакие ссылки на «потом» не допускались. В очередной выход повторялся весь цикл погрузок-выгрузок. Автор смеет уверить: в наиболее напряженные недели подводная лодка перегружала до 24-32 торпед. И аварийных происшествий с оружием практически не было!

Погрузка торпед через торпедо-погрузочный люк

Заключительная атака (боевое управление 4-И) обставлялась драконовскими условиями: атакующая подводная лодка должна была обнаружить отряд боевых кораблей (ОБК) на предельных дальностях, сблизиться скрытно в пределах «критического курсового угла», так же скрытно прорвать охранение, поразив при этом самонаводящимися торпедами 1-2 ближайших корабля охранения и атаковать главную цель (как правило, крейсер) 4-торпедным залпом, добившись «попадания» (прохождения под целью) не менее двух торпед. Отдельные нарушения скрытности атаки - обнаружение «противником» кратковременного срабатывания импульсов РЛС или перископа, обнаружение гидролокатором корабля подводной лодки «до» выпуска ею торпед, или промах залпа, - приводили к однозначной оценке «неудовлетворительно».

Весьма характерным подтверждением такого порядка была итоговая атака в 1958 году тихоокеанской ПЛ С-150 (командир капитан 3 ранга В.Кириенко) отряда кораблей в составе крейсера и четырех эсминцев, следовавшего с Камчатки в залив Петра Великого. Атаку «давали»: командир эскадры надводных кораблей контр-адмирал Г.Чернобай, командующий подводными силами ТОФ контр-адмирал Л.Хияйнен.

Подводная лодка С-150 (командир был болен, имел температуру 39 °С; на это снисхождений не было) успешно атаковала ОБК, поразив самонаводящейся торпедой корабль охранения и двумя торпедами крейсер. Но получила оценку «неуд»: перед покладкой на «боевой курс» командир кратковременно поднял перископ и был засечен (а должен был быть на глубине не менее 30 метров). Еще в море подводная лодка получила РДО: «С вашим подходом в базу разберусь».

С подходом подводной лодки к пирсу контр-адмирал Хияйнен учинил жесточайший смотр: с переноской в руках буквально прополз по всем трюмам и выгородкам, а после этого мрачно осмотрел «куриное подводное воинство» и буркнул: «Не наказываю вас только за то, что лодка чиста».

А итоговая оценка «неуд» осталась. Она перечеркнула всю годовую боевую подготовку; подводная лодка из «красного» попала в «черный» список и допускалась к повторной стрельбе (итоговой) только через год! В течение всей последующей зимы штабисты и политработники на всяческих флотских активах и конференциях непременно «вытирали ноги» о злосчастную С-150 и ее командира.

До этой провальной атаки подводная лодка выполнила все боевые упражнения на «отлично»; все оценки были аннулированы. Таков был «папа Хи», как с почтительным мандражом называли в своем кругу Л.Хияйнена, воевавшего на подводных лодках Черноморского флота, бравые подводники постсталинского периода.
Бесценным был опыт «науки атаковать и стрелять», переданный командирам знаменитыми кафедральными теоретиками-корифеями высших командирских классов (ВОЛСОК ВМФ) - Лонцихом и Дорониным, заслужившими по себе незабвенную память. Поистине драгоценным практическим пособием командирам подводных лодок, особенно при «акустических» атаках быстроходной маневрирующей охраняемой цели, был так называемый планшет Рулюка (командир соединения, впоследствии - контр-адмирал), на котором овладевало сложным искусством акустических атак не одно поколение командиров дизельных подводных лодок. Впрочем, на других флотах были свои рулюки.

Борьба за живучесть отрабатывалась ежедневно и без халтур. И снова здесь пригодился бескомпромиссный и жесткий опыт подводников военного времени. Почти все командиры подводных лодок в период Великой Отечественной войны были молодыми еще офицерами, но уже хватанули опыта «борьбы за корабль» в тяжелых, а порой в невероятно тяжелых условиях боевой обстановки.

Золотым правилом была ежедневная отработка «первичных мероприятий», в результате каждый подводник знал свой отсек «лучше, чем родную маму», и носился по нему пулей в кромешной темноте.

Во время первичных мероприятий и отсечных аварийных учений командовал всеми командир отсека (как правило, старшина или мичман), а «господа-офицеры» действовали в положении «рядовых» (в том числе и командир подводной лодки).

Посмотрел бы читатель, сколько фингалов и кровоподтеков было на физиономии командира, когда под смешки матросов включался свет! Но смешки и хихиканья не были злыми: они не подрывали, а укрепляли авторитет командира и спайку коллектива: «командир умеет делать то, что умею я».

Как порой выглядела борьба за живучесть и подводную непотопляемость дизельной подводной лодки, можно понять из следующего стародавнего эпизода, имевшего место на Тихоокеанском флоте.

В августе 1959 года подводная лодка С-331 вышла в глубоководный район для проверки корпуса при погружении на рабочую глубину. Ее сопровождал корабль-контролер - подводная лодка С-150, на которой старпомом был автор повествования, наблюдавший всю сложившуюся картину с мостика своей субмарины.

С-331 у борта плавбазы "Север"

Погружавшаяся С-331 была перволинейной; никакой особой страховки (в виде отряда аварийно-спасательных сил) не требовалось. Лодка с погружением задерживалась на всех глубинах, кратных 25-30 метрам, осматривала забортную арматуру, давала кодированный сигнал «глубина... метров, все в порядке» и погружалась дальше. Подводная лодка-контролер удерживалась на дальности акустической связи и принимала кодированные сигналы. Все проходило без сучка и задоринки.

Но на последней испытательной глубине 170 метров погрузившаяся подводная лодка сигнала не дала. Далее произошло то, отчего у наблюдавших с лодки-контролера волосы стали дыбом: внезапно на поверхность моря свечой вылетела С-331: в воздухе был весь корпус субмарины с 1-го по 6-й отсек (а это - 60-65 метров), и только седьмой отсек и кормовые рули и винты ее были еще в воде. Такой же свечой подводная лодка ушла под воду и снова взмыла вверх (уже по пятый отсек), погрузилась полусвечой, потом появилась на поверхности (по рубку), затем повалилась на борт, выпрямилась и закачалась на поверхности моря. На мостике появились люди.

Страхующая ПЛ С-150 приблизилась на голосовую связь и запросила: «Нужна ли помощь? Нужна ли буксировка?» С аварийной подводной лодки ответили семафором: «Лодка обесточена, запускаем дизель на винт-генератор, дойдем самостоятельно». Подлодки отправились в базу.

Ну, а внутри лодки? Вот что рассказал старший помощник командира С-331 капитан 3 ранга А.Луцкий (впоследствии контр-адмирал):

- Погружение шло по плану. Как мне и положено, я стоял под отдраенным нижним рубочным люком и наблюдал за арматурой боевой рубки, охватив руками вертикальный трап. И вдруг на глубине 170 метров по ушам, как кнутом, ударил резкий свист, мгновенно появился непроглядный туман. Лодку рвануло вверх, меня бросило грудью на вертикальный трап, и я от удара временно «вырубился». Но перед этим успел запомнить жест командира: «Продувать балласт!» Никаких голосовых команд не было, да это и бесполезно. Дальше ничего не помню, кроме того, что мои ноги рвануло вверх, Очнулся, когда меня снова рвануло вниз и я оказался в вертикальном положении.

Как выяснилось впоследствии: вырвало сальник одного из клапанов колонки воздуха низкого давления, расположенной на подволоке. Это наше счастье, что вырвало сальник, а не весь шток клапана. Водяная струя толщиной в палец на такой глубине способна пробить тело человека.

При аварийном продувании балласта подводная лодка рванулась носом вверх, до броскового нарастания дифферента почти до 90°. В ямах был разлит весь электролит батарей, сработала аварийная защита, погас свет... Весь личный состав посыпался к переборкам. Но, как потом выяснилось, искалеченных не было. Всякие сейфы, ящики и переносные приборы были надежно принайтовлены по-походному, это спасло многих от увечий. Словом, сказалась высокая организация экипажа. Такой вот «хэппи энд».

К середине 1950-х годов, да и позднее, особо модной стала отработка борьбы за живучесть кораблей в «условиях применения противником атомного и химического оружия». Эта «борьба» приобрела порой гротескные формы. Не обходилось и без курьезов, присущих только российской действительности.

Главной «азбукой» матроса считалась «Памятка». Ее следовало знать назубок. В ходе «противоатомной кампании» проверяющие из всевозможных штабов сыпались на корабли горохом. Подчас знания этих проверяющих были более тощими, чем злополучная «Памятка». Зачастую наблюдался такой водевиль: на корабль прибывает проверяющий, сопровождаемый корабельной службой, он важно шествует по палубе. В нижние помещения такие представители, как правило, не спускались. Важно смотрит, ответственно смотрит. Государственный человек! Увидел какую-нибудь железяку и вдруг тычет в ближайшего матросика: «Взрыв атомной бомбы на полубаке! Ваши действия?»



Эффект от таких «вводных» всегда был впечатляющим: проверяющий с оскорбленным за государство видом шествовал на причал и спешил доложить по инстанции - «на этом корабле личный состав не подготовлен!» А корабельное (и лодочное тоже) начальство делало грозное выражение лица и потрясало кулаками перед вспотевшей физиономией матроса: «У-у, ты, р-растяпа!»

Поскольку наставления по ПАЗ и ПХЗ (противоатомной и противохимической защите) и в армии (батальон, рота, взвод), и на флоте издавались по единой методе, то и флот (эсминец, тральщик, подводная лодка) действовали по той же унифицированной методе. Завершающий, а следовательно, самый главный элемент задачи № 2 («противоатомная и противохимическая защита подводной лодки») проигрывался по одному и тому же сценарию: подводная лодка стоит у пирса, внезапный налет авиации противника, которая вываливает на несчастную субмарину то ли атомную бомбу, то ли ведро иприта-люизита. В ответ на эти подлые деяния противника на лодке объявляется «химическая тревога», из корпуса вылезают обвешанные дозиметрами и коробками с реактивами химразведчики и очерчивают мелом «места заражения». Вслед за ними в химкомплектах, вооруженные шайками, швабрами и длиннопалочными щетками лезут по скобтрапам, как неуклюжие крабы, ОДО и ДДО (основное и дополнительное дегазационные отделения) и старательно растирают забортной водой «зараженные места».

Как правило, отец-командир и принимающий задачу флагманский химик стоят на мостике (конечно же, без противогазов) и начальственно покрикивают: «Ну, вы там! Не свалитесь за борт!» Можно, конечно, отойти от пирса, погрузиться и смыть всю «эту дрянь». Но такая инициатива противоречила «методе» и не поощрялась.

Подготовка командиров подводных лодок осуществлялась весьма жестко. И в этом, безусловно, сказывалась школа военного времени. Офицер, допущенный к самостоятельному управлению и вступивший в командование подводной лодкой, получал право на ношение нагрудного знака «Командир подводной лодки» - посеребренной старой «щучки» со звездочкой посередине. Этот знак носили с особой гордостью и ценили выше орденов; он вызывал почтительное уважение у всех моряков.



Офицер, назначенный на должность старшего помощника (помощника) командира подводной лодки, был обязан в 6-месячный срок сдать теоретический и практический экзамен на допуск к самостоятельному управлению кораблем своего проекта.

В теоретической части жаждущий допуска должен был сдать:

- флагманскому штурману соединения - весь морской театр на тактический радиус действия подводной лодки: вычертить на память план любой бухты, пролива и т.п. со всеми навигационными опасностями, фарватерами и глубинами; выполнить контрольную навигационную прокладку со всякими хитрыми штучками, решить в нормативные сроки астрономическую задачу.

Обычно флагштурман не утруждал себя блестящей осведомленностью: он просто брал карту, сравнивал и цедил сквозь зубы: «А вот тут вы не нанесли подводный камешек. Не знаете. Идите...»;

- флагманскому инженеру-механику (заместителю командира соединения по электромеханической части): вычертить на память любую систему корабля (которая подчас сложнее любой транзисторной схемы), произвести экспресс-расчет остойчивости и плавучести лодки в различных аварийных вариантах затопления отсеков и т.п.;

- начальнику разведки: отбарабанить на память тактико-технические данные основных кораблей вероятного противника, классифицировать носителей по параметрам работы их радиоэлектронных систем (радиолокационные и гидроакустические станции);

- остальным «флагманским драконам» - приблизительно то же самое плюс новейшие руководства и наставления.

Сдав теорию, жаждущий убывал на чужое соединение, где использовался в режиме «негра», постигая в море науку управления кораблем (как правило, в автономном плавании, с исполнением штатных или дублерских обязанностей). Таким образом, практическую часть подтверждали своей росписью чужие командиры. И только после этого испытуемый прибывал в родную бригаду и предъявлял расчерканный множеством подписей «зачетный лист». Допуск объявлялся приказом командующего флотом.

Но и это было не все: офицер направлялся на ВОЛСОК ВМФ и лишь после завершения программы годичного обучения становился полноценным командиром подводной лодки.

То была эпоха, когда положение «командир корабля» составляло предмет особой гордости и являлось заветной целью каждого корабельного офицера.