На uCrazy 9 лет 7 месяцев
Бой в Жёлтом море 28 июля 1904 г. Часть 9. Передышка и возобновление боя
Сразу после того, как прекратилась перестрелка с главными силами Х.Того, В.К. Витгефт запросил корабли эскадры о повреждениях: вскоре выяснилось, что ни один броненосец или крейсер всерьез не пострадал. Это внушало определенные надежды, и Вильгельм Карлович обсудил со своим штабом тактику дальнейших действий эскадры. Офицеры высказывались по двум вопросам: можно ли отнять у японцев их выгодное положение относительно солнца и какая позиция эскадры будет наиболее выигрышной для возобновления боя.
Что касается солнца, то здесь, по единодушному мнению, сделать было ничего нельзя, так как для того, чтобы поставить эскадру между солнцем и японцами следовало оказаться юго-западнее броненосцев Х. Того, а такого положения никак нельзя было бы допустить: с учетом превосходства японцев скорости, подобное маневрирование привело бы лишь к тому, что японская эскадра вновь преградит русским путь во Владивосток. Зато по части позиции мнения разделились.
Старший флаг-офицер, лейтенант М.А. Кедров предложил принять бой на отходе, развернув броненосцы строем фронта. При этом он исходил из того, что японцы в этом случае также вынуждены будут догонять русских, развернувшись во фронт и тогда у русской эскадры будет определенное преимущество в количестве орудий, способных вести бой. Приводится даже расчет, согласно которому в бою в кильватерных колоннах японцы имели 27 орудий калибра 8-12 дюймов и 47 калибра 6-дм в бортовом залпе, а русские — 23 и 33 соответственно. Зато в бою строем фронта русские располагали бы 12 пушками 10-12 дм и 33 шестидюймовками против 8-ми 12-дм, 6-и 8-дм и всего лишь 14-и 6-дм пушек (здесь, кстати, была допущена ошибка, поскольку в носовой башне «Касуги» располагалось не 2 восьмидюймовки, а одно десятидюймовое орудие).
Начальник штаба контр-адмирал Н.А. Матусевич предложил перестроить эскадру в строй пеленга (кораблям повернуть последовательно на 8 румбов вправо, а затем — «все вдруг» на 8 румбов влево), а затем, при приближении японцев, постараться сблизиться с ними. По мнению Н.А. Матусевича японцы опасаются коротких дистанций и хуже на них стреляют, отчего русская эскадра могла получить преимущество.
В.К. Витгефт отверг оба этих предложения. До сей поры Х. Того не проявлял желание вступить в ближний бой и сохранялась некоторая надежда на то, что так будет и впредь. Сам же В.К. Витгефт сближаться совершенно не желал, исходя из следующих соображений:
1. Сражение на короткой дистанции повлечет за собой сильные повреждения, получив которые многие корабли эскадры не смогут идти во Владивосток совсем, а из тех, кто сможет, часть не будет иметь возможности делать это большим (по меркам русской эскадры) ходом и все это приведет к тому, что во Владивосток прорвется куда меньше кораблей, чем могло бы.
2. В ходе боя на коротких дистанциях будут большие повреждения среди незащищенной броней артиллерии (здесь имеются ввиду пушки 75-мм и ниже, обычно стоявшие открыто и не в казематах). Это, безусловно, ослабит возможности кораблей противостоять атакам вражеских миноносцев, а таковых японцы, по предположению В.К. Витгефта, стянули не меньше 50.
В целом же план В.К. Витгефта выглядел так: он надеялся избежать решительного боя 28 июля с тем, чтобы уйти в ночь с неповрежденными кораблями и достаточно высокой эскадренной скоростью. Ночью он рассчитывал оторваться от японской эскадры, и к вечеру пройти восточнее о. Цусима. Таким образом, по мнению русского командующего, наиболее опасный участок пути эскадра преодолеет ночью.
Иными словами, В.К. Витгефт старался исполнить в точности приказ наместника «пройти во Владивосток, по возможности избегая боя», но ведь это, в сущности, являлось единственным способом прорваться если не всей, то хотя бы большей частью эскадры. До сих пор Х. Того действовал достаточно осторожно и не лез в ближний бой, возможно, что так будет и впредь. Кто знает, быть может, командующий Объединенным флотом решил не ввязываться в решительное сражение, а хочет сперва ослабить русских ночными атаками миноносцев, и лишь на следующий день дать бой? Но такой вариант выгоден и русскому командующему: ночью он попытается уклониться от минных атак, а если и не получится, то эскадра встретит вражеские отряды с неповрежденной артиллерией. К тому же в ночь с 28 на 29 июля многочисленные номерные японские миноносцы пожгут уголь и больше не смогут преследовать русскую эскадру, поэтому, даже если не удастся избежать решительного сражения 29 июля, то следующая ночь окажется куда менее опасной для русских кораблей.
Таким образом, решение В.К. Витгефта по возможности избегать боя на короткой дистанции следует считать вполне обоснованным. Но следует иметь ввиду, что все должно будет случиться так, как решит японский командующий — у Х. Того было преимущество в скорости и именно он определял, когда и на какой дистанции будет возобновлено сражение. Попробуем оценить предложения офицеров В.К. Витгефта с учетом этого момента.
К сожалению, следует признать, что идея о движении строем фронта никуда не годится. Конечно, если бы вдруг Х. Того принял «правила игры», предлагаемые ему русским командующим, то это привело бы к некоторому преимуществу русских, вот только зачем бы японцам так подставляться? Ничто не мешало 1-ому боевому отряду догонять русских не разворачиваясь в строй фронта, как ожидал лейтенант М.А. Кедров, а следуя кильватерной колонной, и в этом случае 1-я Тихоокеанская сразу попадала под «палочку над Т» и разгром.
Предложение контр-адмирала Н.А. Матусевича гораздо интереснее. Выстроившись уступом, русская эскадра получала возможность сделать поворот «все вдруг» и бросится в атаку на не ожидающих такого японцев. Подобная атака могла бы привести к тому, что Х. Того замешкается, и правильный бой превратится в свалку, в которой у русской эскадры, имевшей под рукой миноносцы и крейсера, могло оказаться преимущество.
Конечно, японский командующий имел возможность избежать этого, воспользоваться своей превосходящей скоростью и уклониться от слишком уж тесного контакта с русскими кораблями. Но все же тут могло получиться по-всякому, и в любом случае на какое-то время дистанция между японской и русской эскадрами сильно сократилась бы.
К оценке плана Н.А. Матусевича мы вернемся по завершении описания 2-ой фазы сражения и подсчета эффективности русского и японского огня — без этих цифр анализ не будет полон. Сейчас же отметим, что предложение начальника штаба В.К. Витгефта представляло собой план решительного боя, в котором, безусловно и вне зависимости от победителя, сильно досталось бы обеим сторонам. Но проблема заключалась в том, что подобная манера боя прямо противоречила задаче прорыва во Владивосток: после свалки на «пистолетных» дистанциях уцелевшим, но, очевидно, сильно поврежденным русским кораблям осталось бы только возвращаться в Артур или идти интернироваться в нейтральные порты. На подобное можно было пойти в случае полной невозможности прорыва во Владивосток (помирать, так с музыкой!), но ситуация-то складывалась прямо противоположная! После того как главные силы японского флота разорвали дистанцию в 14.50 у русских, казалось, появился шанс. Так отчего не попытаться им воспользоваться?
Кроме всего вышесказанного, нужно учесть и еще кое-что. План Н.А. Матусевича означал все поставить на один-единственный шанс, и если этот шанс не сработает, то русская эскадра, скорее всего, окажется разбита. Дело в том, что длительное отсутствие практики совместного маневрирования сказалось на управляемости не лучшим образом и сложное маневрирование (строй уступа, повороты «все вдруг» на сближение с неприятелем) скорее всего привело бы к тому, что строй 1-ой Тихоокеанской эскадры распадется. В этом случае японцы, в способностях которых не было причин сомневаться, могли атаковать отбившиеся от строя корабли и быстро достигнуть успеха. И В. К. Витгефт принял наиболее консервативный вариант — идти и далее кильватерной колонной, а если японцы рискнут сближаться — действовать по обстоятельствам.
Вот так и вышло, что русская эскадра продолжала идти во Владивосток в прежнем порядке. Крейсера держались кильватерной колонной левее броненосцев примерно в 1,5-2 милях от них при том что «Аскольд» шел на левом траверзе «Цесаревича», а левее крейсеров шли миноносцы. Контр-адмирал В.К. Витгефт отдал свои последние распоряжения. Он дал сигнал Н.К. Рейценштейну:
Трудно сказать, зачем был дан этот сигнал. Вильгельм Карлович еще до выхода на прорыв уведомил своих флагманов, что собирается в бою собирается опираться на инструкцию, разработанную С.О. Макаровым, в которой прямо разрешалось крейсерам действовать по собственному усмотрению с целью поставить неприятеля в два огня, либо для отражения минной атаки — для этого им не следовало ожидать сигнала командующего. Может быть, В.К. Витгефт остался недоволен пассивным поведением Н.К. Рейценштейна в первой фазе боя? Но что мог сделать отряд бронепалубных крейсеров в бою броненосцев, сражавшихся на больших дистанциях? Скорее всего, это было лишь напоминание-разрешение проявлять инициативу.
Еще В.К. Витгефт вызвал начальника 1-го отряда миноносцев, и, когда «Выносливый» подошел к «Цесаревичу» на расстояние голосовой связи, обратился к капитану 2-го ранга Е.П. Елисееву с вопросом, может ли тот атаковать японцев ночью. Е.П. Елисеев отвечал утвердительно, но лишь в том случае, если местоположение вражеских броненосцев будет ему известно. Получив такой ответ, Вильгельм Карлович, тем не менее не отдал никакого приказания, и это вызвало недоумение многих исследователей боя 28 июля 1904 г.
Однако автор настоящей статьи не видит в этом ничего странного. Русский адмирал не знал, чем обернется бой: догонит ли его Х. Того через час, или через три, предпочтет ли японский командующий держаться на большой дистанции, или рискнет сойтись накоротке, примет ли столкновение характер короткой перестрелки или же эскадру ждет длительное ожесточенное сражение, куда поведет Х. Того свой отряд, когда наступят сумерки и т.д. В этих условиях любой приказ был бы, пожалуй, преждевременным, так что В.К. Витгефт, убедившись, что ночной минной атаке ничто не препятствует, отложил окончательное решение на более поздний срок. Вероятно, именно поэтому он распорядился также и о том, что «Миноносцам ночью держаться у броненосцев», с тем чтобы в наступающих сумерках иметь последние под рукой.
Еще русский командующий отдал несколько распоряжений, касающихся действий эскадры в темноте: «Ночью прожекторами не светить, стараться держать темноту» и «С заходом солнца следить за адмиралом». Это были совершенно здравые указания: как показала вся история русско-японской войны, броненосцы и крейсера, идущие ночью в затемнении, имели куда больше шансов избежать минных атак, чем те, кто демаскировал себя светом прожекторов и отчаянной стрельбой.
В целом В.К. Витгефт отдал правильные распоряжения, но все же им было допущено 2 ошибки. Во-первых, он не сообщил командирам кораблей места сбора на утро 29 июля. Эскадра готовилась уйти в ночь, причем весьма вероятно было, что бой с японцами возобновится и продолжится до самой темноты. Ночью В.К. Витгефт предполагал выполнить несколько резких отворотов, чтобы сбить неприятеля с толку, а кроме того, ожидались минные атаки: в этих условиях следовало ожидать, что часть кораблей потеряют свое место в строю, отобьются от эскадры. А потому следовало назначить точку сбора, с тем чтобы утром 29 июля была возможность присоединить к главным силам хотя бы часть отставших, а также и миноносцы, если таковые все же будут отправлены в ночную атаку.
Вторая ошибка имела куда более серьезные последствия. В.К. Витгефт принял вполне логичное и теоретически верное решение — в грядущем бою сосредоточить огонь на флагманском броненосце Х. Того «Микаса», а потому приказал сообщить семафором по линии:
Японцам предстояло догонять русскую эскадру, и Хэйхатиро Того вряд ли мог избежать необходимости подставлять «Микаса» под огонь всей русской линии (как мы увидим впоследствии, так оно и произошло). Но проблема заключалась в том, что при концентрации огня нескольких кораблей их цель совершенно скрывалась за столбами воды от близких падений, и комендоры уже не видели собственных попаданий, а также не могли отличить падения собственных снарядов от снарядов с других кораблей. Все это резко снижало меткость стрельбы, поэтому в японском флоте существовало правило, согласно которому, в случае если корабль не мог эффективно поражать цель, указанную флагманом, он имел право перенести огонь на другой вражеский корабль. В.К. Витгефт не сделал этой оговорки, что далеко не лучшим образом сказалось на точности стрельбы русских броненосцев.
А тем временем главные силы японцев приближались — медленно, но неуклонно они нагоняли 1-ую Тихоокеанскую эскадру. Начиналась вторая фаза сражения в Желтом море.
К сожалению, начало второго боя представляет собой большую загадку, потому что свидетельства очевидцев и официальные документы прямо противоречат друг другу и сопоставление их абсолютно ничего не проясняет. Неясно время возобновления боя, неясна скорость русских кораблей, непонятна позиция японской и русской эскадр на момент открытия огня…
Официальные документы сообщают следующее — после 14.50, когда завершилась 1-ая фаза боя В.К. Витгефт повел свои корабли со скоростью то ли 14, то ли на «около 14 узлов». Для старых броненосцев это оказалось слишком много, поэтому, как сообщает «Заключение следственной комиссии по делу о бое 28 июля»:
«Полтава» отставала «особо сильно» по вполне понятной причине — в 1-ой фазе русские корабли не получили критичных повреждений, но осколком снаряда на «Полтаве» попал в подшипник машины, отчего та стала разогреваться и пришлось уменьшать ход, что подтверждено множеством источников. Кроме того, в этом вопросе официальную точку зрения подтверждают воспоминания старшего офицера «Полтавы» С.И. Лутонина:
Далее у С.И. Лутонина следует описание боя «Полтавы» со всеми силами японского 1-го боевого отряда, причем начинался он это так:
Дело вроде бы ясное. В 1-ой фазе 152-мм башня мичмана Пчельникова оказалась заклиненной в положении почти по траверзу (т.е перпендикулярно курсу корабля) но чуть-чуть в корму. Сам С.И. Лутонин пишет, что вращаться эта башня могла всего лишь в пределах 2,5 градусов. Поэтому мичман Пчельников не то, чтобы уловил момент — просто он, видя, что японский флагман вот-вот выйдет за пределы досягаемости его орудий, дал по нему залп, руководствуясь вполне естественным для военного моряка желанием нанести ущерб неприятелю.
Трудно сказать, попал ли мичман в «Микасу», или нет. С одной стороны, японская сторона не фиксирует попаданий во флагман Х. Того в 16.15 или сколько-то близкое к этому время, но с другой стороны, время попаданий нескольких шестидюймовых (и неопознанного калибра, которые вполне могли быть шестидюймовыми) снарядов на зафиксировано. Так что можно говорить о том, что японские источники не подтверждают и не опровергают попадания мичмана Пчельникова. Эти попадания, или же просто сам факт того, что «Полтава» открыл огонь заставил японцев занервничать и нанести удар раньше времени. Вполне возможно, что японцы действительно попытались одним точным залпом всех кораблей линии выбить из строя «Полтаву» (сходные приемы стрельбы предусматривались и старыми отечественными наставлениями по морской стрельбе), но выстрелили раньше времени и от этого промахнулись.
Дело в том, что «Заключение следственной комиссии по делу о бое 28 июля» вовсе не подтверждает слова С.И. Лутонина об открытии огня в 16.15. Оно гласит
Если даже считать, что «исход пятого часа» это 16.45, то и тогда получается получасовая разница с данными С.И. Лутонина, но самое главное — мичман Пчельников никак не мог выстрелить по «Микасе», когда последний находился на траверзе «Пересвета», потому что к этому времени флагманский броненосец Х. Того был уже давно за пределами досягаемости его башни!
Допустим, что бой все же начался именно в 14.15, в момент, когда «Микаса» был на траверзе «Полтавы». Но «Полтава» отстоял от «Севастополя» на 2 мили, и даже если считать, что между «Севастополем» и «Пересветом» выдерживался штатный интервал 2 кабельтова (а со слов «Заключения» — НЕ выдерживался) то и тогда «Полтаву» отделало от «Пересвета» (с учетом длины «Севастополя» примерно 22,6 кбт. Для того, чтобы выйти на траверз «Пересвета» не то, чтобы «к концу пятого часа», но хотя бы даже к 17.00 «Микасе» нужно было обогнать «Полтаву» на 22,6 кбт, т.е. идти со скоростью на 3 узла быстрее, чем шел В.К. Витгефт, и если русская эскадра действительно шла со скоростью 14 узлов или хотя бы «около 14 узлов», то получается, что броненосцы Х. Того летели вперед на 17 узлах?!! И если до 16.45 русская эскадра не вела боя, то чем же она тогда занималась? Созерцала расстрел «Полтавы»? И как отлично вышколенные японские комендоры за полчаса боя «в одни ворота» не могли подбить броненосец, сражавшийся в одиночку против семерых? И почему ни в одних мемуарах (в том числе и у самого С.И. Лутонина) мы не читаем ничего подобного?
А вот вполне официальная «Русско-японская война 1904-1905 гг» (Книга III) добавляет интриги, описывая начало боя так:
Точное время возобновления боя «Русско-японская война 1904-1905 гг.» не сообщает, но из контекста ясно, что произошло это уже после 16.30. Допустим, это правда. Но почему тогда японцы не начали сражения, атаковав сильно отставший русский броненосец, а открыли огонь только после того, как вышли на траверз «Пересвета», т.е. когда даже концевой «Якумо» давно прошел уже траверз «Полтавы»? Почему В.К. Витгефт, до того проявивший себя неплохим командующим в бою, оставил «Полтаву» на съедение японцам, бросив ее в двух милях по корме «Севастополя»? И что же — получается, что мемуары С.И. Лутонина совершенно не заслуживают доверия, потому что в этом случае все его записи о возобновлении боя ложны от начала и до конца?
Ничуть не настаивая на своей точке зрения, автор настоящей статьи предполагает следующую версию тех далеких событий.
Русская эскадра после 14.50 имела хода 13 узлов (Вл. Семенов, кстати, пишет о 12-13 узлах). «Севастополь» шел в строю, но поврежденная «Полтава» постепенно отставала. Затем, как пишет «Русско-японская война 1904-1905 гг» (кстати, противореча самой себе):
Возможно, что именно из-за этого сигнала «Больше ход» и возникли те самые «14 узлов» или «около 14 узлов» о которых мы читаем в официальных описаниях боя, хотя скорость была увеличена ненадолго и вскоре снова сведена к 13 узлам. Но во время этого увеличения скорости произошло растягивание линии и отставание уже не только «Полтавы», но и «Севастополя» (описание чего мы видим в «Заключении следственной комиссии»). Однако впоследствии скорость вновь была снижена до 13 узлов и ближе к началу боя отставшим броненосцам удалось подтянуться. Можно предположить, что к началу боя «Севастополь» занял свое место в строю (2 кбт от кормы «Пересвета»), а «Полтава» отставал от «Севастополя» кабельтовых на 6-7. Японцы догоняли В.К. Витгефта со скоростью не ниже 15 узлов. Бой возобновился именно так, как описывает его С.И. Лутонин — в момент, когда «Микаса» пересекал траверз «Полтавы», но случилось это не в 16.15, а ближе к 16.30. Японские корабли ударили по «Полтаве», но неуспешно и некоторое время стреляли по нему, но их головные, обгоняя «Полтаву», быстро переносили огонь на «Пересвет», потому что последний шел под флагом младшего флагмана, и потому представлял собой более заманчивую цель. В то же время русские броненосцы замешкались с открытием огня, и начали бой или в 16.30 или же чуть позднее, но все же не тогда, когда «Микаса» вышел на траверз «Пересвета» а несколько раньше.
Представленная выше версия объясняет большинство логических несообразностей в источниках, но это не означает, что она заслуживает больше доверия, чем иные возможные гипотезы. Возможно, она более логична, но логика — враг историка. Слишком уж часто исторические события не подчиняются ее законам. Сколько раз уже случалось: по логике должно быть так, а вот по факту случилось почему-то совсем иначе.
Достоверно можно утверждать лишь одно: японский 1-ый боевой отряд, присоединивший к себе «Якумо», медленно шел вдоль линии русских броненосцев, и около 16.30 выстрел «Полтавы» начал вторую фазу сражения в Желтом море.
Что касается солнца, то здесь, по единодушному мнению, сделать было ничего нельзя, так как для того, чтобы поставить эскадру между солнцем и японцами следовало оказаться юго-западнее броненосцев Х. Того, а такого положения никак нельзя было бы допустить: с учетом превосходства японцев скорости, подобное маневрирование привело бы лишь к тому, что японская эскадра вновь преградит русским путь во Владивосток. Зато по части позиции мнения разделились.
Старший флаг-офицер, лейтенант М.А. Кедров предложил принять бой на отходе, развернув броненосцы строем фронта. При этом он исходил из того, что японцы в этом случае также вынуждены будут догонять русских, развернувшись во фронт и тогда у русской эскадры будет определенное преимущество в количестве орудий, способных вести бой. Приводится даже расчет, согласно которому в бою в кильватерных колоннах японцы имели 27 орудий калибра 8-12 дюймов и 47 калибра 6-дм в бортовом залпе, а русские — 23 и 33 соответственно. Зато в бою строем фронта русские располагали бы 12 пушками 10-12 дм и 33 шестидюймовками против 8-ми 12-дм, 6-и 8-дм и всего лишь 14-и 6-дм пушек (здесь, кстати, была допущена ошибка, поскольку в носовой башне «Касуги» располагалось не 2 восьмидюймовки, а одно десятидюймовое орудие).
Начальник штаба контр-адмирал Н.А. Матусевич предложил перестроить эскадру в строй пеленга (кораблям повернуть последовательно на 8 румбов вправо, а затем — «все вдруг» на 8 румбов влево), а затем, при приближении японцев, постараться сблизиться с ними. По мнению Н.А. Матусевича японцы опасаются коротких дистанций и хуже на них стреляют, отчего русская эскадра могла получить преимущество.
В.К. Витгефт отверг оба этих предложения. До сей поры Х. Того не проявлял желание вступить в ближний бой и сохранялась некоторая надежда на то, что так будет и впредь. Сам же В.К. Витгефт сближаться совершенно не желал, исходя из следующих соображений:
1. Сражение на короткой дистанции повлечет за собой сильные повреждения, получив которые многие корабли эскадры не смогут идти во Владивосток совсем, а из тех, кто сможет, часть не будет иметь возможности делать это большим (по меркам русской эскадры) ходом и все это приведет к тому, что во Владивосток прорвется куда меньше кораблей, чем могло бы.
2. В ходе боя на коротких дистанциях будут большие повреждения среди незащищенной броней артиллерии (здесь имеются ввиду пушки 75-мм и ниже, обычно стоявшие открыто и не в казематах). Это, безусловно, ослабит возможности кораблей противостоять атакам вражеских миноносцев, а таковых японцы, по предположению В.К. Витгефта, стянули не меньше 50.
В целом же план В.К. Витгефта выглядел так: он надеялся избежать решительного боя 28 июля с тем, чтобы уйти в ночь с неповрежденными кораблями и достаточно высокой эскадренной скоростью. Ночью он рассчитывал оторваться от японской эскадры, и к вечеру пройти восточнее о. Цусима. Таким образом, по мнению русского командующего, наиболее опасный участок пути эскадра преодолеет ночью.
Эскадренный броненосец "Ретвизан"
Иными словами, В.К. Витгефт старался исполнить в точности приказ наместника «пройти во Владивосток, по возможности избегая боя», но ведь это, в сущности, являлось единственным способом прорваться если не всей, то хотя бы большей частью эскадры. До сих пор Х. Того действовал достаточно осторожно и не лез в ближний бой, возможно, что так будет и впредь. Кто знает, быть может, командующий Объединенным флотом решил не ввязываться в решительное сражение, а хочет сперва ослабить русских ночными атаками миноносцев, и лишь на следующий день дать бой? Но такой вариант выгоден и русскому командующему: ночью он попытается уклониться от минных атак, а если и не получится, то эскадра встретит вражеские отряды с неповрежденной артиллерией. К тому же в ночь с 28 на 29 июля многочисленные номерные японские миноносцы пожгут уголь и больше не смогут преследовать русскую эскадру, поэтому, даже если не удастся избежать решительного сражения 29 июля, то следующая ночь окажется куда менее опасной для русских кораблей.
Таким образом, решение В.К. Витгефта по возможности избегать боя на короткой дистанции следует считать вполне обоснованным. Но следует иметь ввиду, что все должно будет случиться так, как решит японский командующий — у Х. Того было преимущество в скорости и именно он определял, когда и на какой дистанции будет возобновлено сражение. Попробуем оценить предложения офицеров В.К. Витгефта с учетом этого момента.
К сожалению, следует признать, что идея о движении строем фронта никуда не годится. Конечно, если бы вдруг Х. Того принял «правила игры», предлагаемые ему русским командующим, то это привело бы к некоторому преимуществу русских, вот только зачем бы японцам так подставляться? Ничто не мешало 1-ому боевому отряду догонять русских не разворачиваясь в строй фронта, как ожидал лейтенант М.А. Кедров, а следуя кильватерной колонной, и в этом случае 1-я Тихоокеанская сразу попадала под «палочку над Т» и разгром.
Предложение контр-адмирала Н.А. Матусевича гораздо интереснее. Выстроившись уступом, русская эскадра получала возможность сделать поворот «все вдруг» и бросится в атаку на не ожидающих такого японцев. Подобная атака могла бы привести к тому, что Х. Того замешкается, и правильный бой превратится в свалку, в которой у русской эскадры, имевшей под рукой миноносцы и крейсера, могло оказаться преимущество.
Конечно, японский командующий имел возможность избежать этого, воспользоваться своей превосходящей скоростью и уклониться от слишком уж тесного контакта с русскими кораблями. Но все же тут могло получиться по-всякому, и в любом случае на какое-то время дистанция между японской и русской эскадрами сильно сократилась бы.
К оценке плана Н.А. Матусевича мы вернемся по завершении описания 2-ой фазы сражения и подсчета эффективности русского и японского огня — без этих цифр анализ не будет полон. Сейчас же отметим, что предложение начальника штаба В.К. Витгефта представляло собой план решительного боя, в котором, безусловно и вне зависимости от победителя, сильно досталось бы обеим сторонам. Но проблема заключалась в том, что подобная манера боя прямо противоречила задаче прорыва во Владивосток: после свалки на «пистолетных» дистанциях уцелевшим, но, очевидно, сильно поврежденным русским кораблям осталось бы только возвращаться в Артур или идти интернироваться в нейтральные порты. На подобное можно было пойти в случае полной невозможности прорыва во Владивосток (помирать, так с музыкой!), но ситуация-то складывалась прямо противоположная! После того как главные силы японского флота разорвали дистанцию в 14.50 у русских, казалось, появился шанс. Так отчего не попытаться им воспользоваться?
Кроме всего вышесказанного, нужно учесть и еще кое-что. План Н.А. Матусевича означал все поставить на один-единственный шанс, и если этот шанс не сработает, то русская эскадра, скорее всего, окажется разбита. Дело в том, что длительное отсутствие практики совместного маневрирования сказалось на управляемости не лучшим образом и сложное маневрирование (строй уступа, повороты «все вдруг» на сближение с неприятелем) скорее всего привело бы к тому, что строй 1-ой Тихоокеанской эскадры распадется. В этом случае японцы, в способностях которых не было причин сомневаться, могли атаковать отбившиеся от строя корабли и быстро достигнуть успеха. И В. К. Витгефт принял наиболее консервативный вариант — идти и далее кильватерной колонной, а если японцы рискнут сближаться — действовать по обстоятельствам.
Вот так и вышло, что русская эскадра продолжала идти во Владивосток в прежнем порядке. Крейсера держались кильватерной колонной левее броненосцев примерно в 1,5-2 милях от них при том что «Аскольд» шел на левом траверзе «Цесаревича», а левее крейсеров шли миноносцы. Контр-адмирал В.К. Витгефт отдал свои последние распоряжения. Он дал сигнал Н.К. Рейценштейну:
Трудно сказать, зачем был дан этот сигнал. Вильгельм Карлович еще до выхода на прорыв уведомил своих флагманов, что собирается в бою собирается опираться на инструкцию, разработанную С.О. Макаровым, в которой прямо разрешалось крейсерам действовать по собственному усмотрению с целью поставить неприятеля в два огня, либо для отражения минной атаки — для этого им не следовало ожидать сигнала командующего. Может быть, В.К. Витгефт остался недоволен пассивным поведением Н.К. Рейценштейна в первой фазе боя? Но что мог сделать отряд бронепалубных крейсеров в бою броненосцев, сражавшихся на больших дистанциях? Скорее всего, это было лишь напоминание-разрешение проявлять инициативу.
Еще В.К. Витгефт вызвал начальника 1-го отряда миноносцев, и, когда «Выносливый» подошел к «Цесаревичу» на расстояние голосовой связи, обратился к капитану 2-го ранга Е.П. Елисееву с вопросом, может ли тот атаковать японцев ночью. Е.П. Елисеев отвечал утвердительно, но лишь в том случае, если местоположение вражеских броненосцев будет ему известно. Получив такой ответ, Вильгельм Карлович, тем не менее не отдал никакого приказания, и это вызвало недоумение многих исследователей боя 28 июля 1904 г.
Однако автор настоящей статьи не видит в этом ничего странного. Русский адмирал не знал, чем обернется бой: догонит ли его Х. Того через час, или через три, предпочтет ли японский командующий держаться на большой дистанции, или рискнет сойтись накоротке, примет ли столкновение характер короткой перестрелки или же эскадру ждет длительное ожесточенное сражение, куда поведет Х. Того свой отряд, когда наступят сумерки и т.д. В этих условиях любой приказ был бы, пожалуй, преждевременным, так что В.К. Витгефт, убедившись, что ночной минной атаке ничто не препятствует, отложил окончательное решение на более поздний срок. Вероятно, именно поэтому он распорядился также и о том, что «Миноносцам ночью держаться у броненосцев», с тем чтобы в наступающих сумерках иметь последние под рукой.
Еще русский командующий отдал несколько распоряжений, касающихся действий эскадры в темноте: «Ночью прожекторами не светить, стараться держать темноту» и «С заходом солнца следить за адмиралом». Это были совершенно здравые указания: как показала вся история русско-японской войны, броненосцы и крейсера, идущие ночью в затемнении, имели куда больше шансов избежать минных атак, чем те, кто демаскировал себя светом прожекторов и отчаянной стрельбой.
В целом В.К. Витгефт отдал правильные распоряжения, но все же им было допущено 2 ошибки. Во-первых, он не сообщил командирам кораблей места сбора на утро 29 июля. Эскадра готовилась уйти в ночь, причем весьма вероятно было, что бой с японцами возобновится и продолжится до самой темноты. Ночью В.К. Витгефт предполагал выполнить несколько резких отворотов, чтобы сбить неприятеля с толку, а кроме того, ожидались минные атаки: в этих условиях следовало ожидать, что часть кораблей потеряют свое место в строю, отобьются от эскадры. А потому следовало назначить точку сбора, с тем чтобы утром 29 июля была возможность присоединить к главным силам хотя бы часть отставших, а также и миноносцы, если таковые все же будут отправлены в ночную атаку.
Вторая ошибка имела куда более серьезные последствия. В.К. Витгефт принял вполне логичное и теоретически верное решение — в грядущем бою сосредоточить огонь на флагманском броненосце Х. Того «Микаса», а потому приказал сообщить семафором по линии:
Японцам предстояло догонять русскую эскадру, и Хэйхатиро Того вряд ли мог избежать необходимости подставлять «Микаса» под огонь всей русской линии (как мы увидим впоследствии, так оно и произошло). Но проблема заключалась в том, что при концентрации огня нескольких кораблей их цель совершенно скрывалась за столбами воды от близких падений, и комендоры уже не видели собственных попаданий, а также не могли отличить падения собственных снарядов от снарядов с других кораблей. Все это резко снижало меткость стрельбы, поэтому в японском флоте существовало правило, согласно которому, в случае если корабль не мог эффективно поражать цель, указанную флагманом, он имел право перенести огонь на другой вражеский корабль. В.К. Витгефт не сделал этой оговорки, что далеко не лучшим образом сказалось на точности стрельбы русских броненосцев.
А тем временем главные силы японцев приближались — медленно, но неуклонно они нагоняли 1-ую Тихоокеанскую эскадру. Начиналась вторая фаза сражения в Желтом море.
К сожалению, начало второго боя представляет собой большую загадку, потому что свидетельства очевидцев и официальные документы прямо противоречат друг другу и сопоставление их абсолютно ничего не проясняет. Неясно время возобновления боя, неясна скорость русских кораблей, непонятна позиция японской и русской эскадр на момент открытия огня…
Официальные документы сообщают следующее — после 14.50, когда завершилась 1-ая фаза боя В.К. Витгефт повел свои корабли со скоростью то ли 14, то ли на «около 14 узлов». Для старых броненосцев это оказалось слишком много, поэтому, как сообщает «Заключение следственной комиссии по делу о бое 28 июля»:
«Полтава» отставала «особо сильно» по вполне понятной причине — в 1-ой фазе русские корабли не получили критичных повреждений, но осколком снаряда на «Полтаве» попал в подшипник машины, отчего та стала разогреваться и пришлось уменьшать ход, что подтверждено множеством источников. Кроме того, в этом вопросе официальную точку зрения подтверждают воспоминания старшего офицера «Полтавы» С.И. Лутонина:
Далее у С.И. Лутонина следует описание боя «Полтавы» со всеми силами японского 1-го боевого отряда, причем начинался он это так:
Дело вроде бы ясное. В 1-ой фазе 152-мм башня мичмана Пчельникова оказалась заклиненной в положении почти по траверзу (т.е перпендикулярно курсу корабля) но чуть-чуть в корму. Сам С.И. Лутонин пишет, что вращаться эта башня могла всего лишь в пределах 2,5 градусов. Поэтому мичман Пчельников не то, чтобы уловил момент — просто он, видя, что японский флагман вот-вот выйдет за пределы досягаемости его орудий, дал по нему залп, руководствуясь вполне естественным для военного моряка желанием нанести ущерб неприятелю.
Трудно сказать, попал ли мичман в «Микасу», или нет. С одной стороны, японская сторона не фиксирует попаданий во флагман Х. Того в 16.15 или сколько-то близкое к этому время, но с другой стороны, время попаданий нескольких шестидюймовых (и неопознанного калибра, которые вполне могли быть шестидюймовыми) снарядов на зафиксировано. Так что можно говорить о том, что японские источники не подтверждают и не опровергают попадания мичмана Пчельникова. Эти попадания, или же просто сам факт того, что «Полтава» открыл огонь заставил японцев занервничать и нанести удар раньше времени. Вполне возможно, что японцы действительно попытались одним точным залпом всех кораблей линии выбить из строя «Полтаву» (сходные приемы стрельбы предусматривались и старыми отечественными наставлениями по морской стрельбе), но выстрелили раньше времени и от этого промахнулись.
Дело в том, что «Заключение следственной комиссии по делу о бое 28 июля» вовсе не подтверждает слова С.И. Лутонина об открытии огня в 16.15. Оно гласит
Если даже считать, что «исход пятого часа» это 16.45, то и тогда получается получасовая разница с данными С.И. Лутонина, но самое главное — мичман Пчельников никак не мог выстрелить по «Микасе», когда последний находился на траверзе «Пересвета», потому что к этому времени флагманский броненосец Х. Того был уже давно за пределами досягаемости его башни!
Допустим, что бой все же начался именно в 14.15, в момент, когда «Микаса» был на траверзе «Полтавы». Но «Полтава» отстоял от «Севастополя» на 2 мили, и даже если считать, что между «Севастополем» и «Пересветом» выдерживался штатный интервал 2 кабельтова (а со слов «Заключения» — НЕ выдерживался) то и тогда «Полтаву» отделало от «Пересвета» (с учетом длины «Севастополя» примерно 22,6 кбт. Для того, чтобы выйти на траверз «Пересвета» не то, чтобы «к концу пятого часа», но хотя бы даже к 17.00 «Микасе» нужно было обогнать «Полтаву» на 22,6 кбт, т.е. идти со скоростью на 3 узла быстрее, чем шел В.К. Витгефт, и если русская эскадра действительно шла со скоростью 14 узлов или хотя бы «около 14 узлов», то получается, что броненосцы Х. Того летели вперед на 17 узлах?!! И если до 16.45 русская эскадра не вела боя, то чем же она тогда занималась? Созерцала расстрел «Полтавы»? И как отлично вышколенные японские комендоры за полчаса боя «в одни ворота» не могли подбить броненосец, сражавшийся в одиночку против семерых? И почему ни в одних мемуарах (в том числе и у самого С.И. Лутонина) мы не читаем ничего подобного?
А вот вполне официальная «Русско-японская война 1904-1905 гг» (Книга III) добавляет интриги, описывая начало боя так:
Точное время возобновления боя «Русско-японская война 1904-1905 гг.» не сообщает, но из контекста ясно, что произошло это уже после 16.30. Допустим, это правда. Но почему тогда японцы не начали сражения, атаковав сильно отставший русский броненосец, а открыли огонь только после того, как вышли на траверз «Пересвета», т.е. когда даже концевой «Якумо» давно прошел уже траверз «Полтавы»? Почему В.К. Витгефт, до того проявивший себя неплохим командующим в бою, оставил «Полтаву» на съедение японцам, бросив ее в двух милях по корме «Севастополя»? И что же — получается, что мемуары С.И. Лутонина совершенно не заслуживают доверия, потому что в этом случае все его записи о возобновлении боя ложны от начала и до конца?
Эскадренный броненосец "Полтава"
Ничуть не настаивая на своей точке зрения, автор настоящей статьи предполагает следующую версию тех далеких событий.
Русская эскадра после 14.50 имела хода 13 узлов (Вл. Семенов, кстати, пишет о 12-13 узлах). «Севастополь» шел в строю, но поврежденная «Полтава» постепенно отставала. Затем, как пишет «Русско-японская война 1904-1905 гг» (кстати, противореча самой себе):
Возможно, что именно из-за этого сигнала «Больше ход» и возникли те самые «14 узлов» или «около 14 узлов» о которых мы читаем в официальных описаниях боя, хотя скорость была увеличена ненадолго и вскоре снова сведена к 13 узлам. Но во время этого увеличения скорости произошло растягивание линии и отставание уже не только «Полтавы», но и «Севастополя» (описание чего мы видим в «Заключении следственной комиссии»). Однако впоследствии скорость вновь была снижена до 13 узлов и ближе к началу боя отставшим броненосцам удалось подтянуться. Можно предположить, что к началу боя «Севастополь» занял свое место в строю (2 кбт от кормы «Пересвета»), а «Полтава» отставал от «Севастополя» кабельтовых на 6-7. Японцы догоняли В.К. Витгефта со скоростью не ниже 15 узлов. Бой возобновился именно так, как описывает его С.И. Лутонин — в момент, когда «Микаса» пересекал траверз «Полтавы», но случилось это не в 16.15, а ближе к 16.30. Японские корабли ударили по «Полтаве», но неуспешно и некоторое время стреляли по нему, но их головные, обгоняя «Полтаву», быстро переносили огонь на «Пересвет», потому что последний шел под флагом младшего флагмана, и потому представлял собой более заманчивую цель. В то же время русские броненосцы замешкались с открытием огня, и начали бой или в 16.30 или же чуть позднее, но все же не тогда, когда «Микаса» вышел на траверз «Пересвета» а несколько раньше.
Представленная выше версия объясняет большинство логических несообразностей в источниках, но это не означает, что она заслуживает больше доверия, чем иные возможные гипотезы. Возможно, она более логична, но логика — враг историка. Слишком уж часто исторические события не подчиняются ее законам. Сколько раз уже случалось: по логике должно быть так, а вот по факту случилось почему-то совсем иначе.
Достоверно можно утверждать лишь одно: японский 1-ый боевой отряд, присоединивший к себе «Якумо», медленно шел вдоль линии русских броненосцев, и около 16.30 выстрел «Полтавы» начал вторую фазу сражения в Желтом море.
Продолжение следует…
Комментарии1
